(Статья недели. «ХиЖ» 2020 №5-6)
Интеллект и моллюск, казалось бы, две вещи несовместные. Но это если не вспоминать о головоногих. Осьминоги, кальмары, каракатицы способны удивить любого пришельца из надводного мира. Красивые, умные, непредсказуемые — время в их обществе летит незаметно.
Коралловый треугольник
Коралловые рифы — это особый мир, с которым люди познакомились совсем недавно. Только во второй половине прошлого века мы вошли в воду с открытыми глазами и с тех пор все больше узнаём об огромном биологическом разнообразии этого мира. И любуемся его потрясающей красотой.
Знаменитый этолог Конрад Лоренц, плавая с маской у побережья Флориды, был очарован «подводным звездным небом», «поглощен созерцанием, благоговейно восхищен творением и красотой его». Собственно говоря, вся первая глава его книги «Агрессия» — это гимн миру коралловых рифов. Восхищение удивительной жизнью, незнакомой обитателям суши, не помешало ему сделать серию важных наблюдений, которые потом легли в основу его концепции территориального поведения и биологической роли агрессии.
Я со студенческих лет «мечтала о морях и кораллах», тем более что песни Новеллы Матвеевой на биофаке были очень популярны. Но прошло много лет, прежде чем эта мечта осуществилась и я занялась дайвингом. И конечно, как биолога, меня в первую очередь интересовали подводные обитатели. Теперь, годы спустя, многих из них я уже знаю «в лицо», как старых знакомых, часто могу предсказать их поведение. Это не значит, что они меня не удивляют.
Считается, что самые роскошные, изобилующие различными формами жизни рифы находятся в так называемом Коралловом треугольнике. Он включает в себя Большие и Малые Зондские острова, Филиппинский архипелаг, Новую Гвинею и Соломоновы острова. Эти участки суши входят в состав разных государств: Индонезии, Малайзии, Филиппин, Папуа — Новой Гвинеи, Восточного Тимора, Соломоновых островов. Площадь Кораллового треугольника — всего 1,6% площади всех океанов планеты (5,7 миллиона квадратных километров), но там живет более 600 видов кораллов, или почти 80% из всех известных. Очевидно, причина огромного биоразнообразия в том, что все эти острова лежат между Тихим и Индийским океанами, поэтому сильные течения в проливах приносят питательную органику. Кроме того, там нередок апвеллинг — подъем холодных глубинных вод, богатых органическими веществами, и перемешивание их с теплыми поверхностными водами. Апвеллинг способствует бурному развитию планктона, процветанию морских организмов, питающихся планктоном, и тех, кто питается ими самими.
В Коралловом треугольнике нас ждут открытия и в XXI веке. Так, в 2006 году у западного побережья Новой Гвинеи экспедиция под руководством Марка Эрдмана (того самого, кто нашел в индонезийских водах второй вид рыбы латимерии — рода, который считался вымершим 70 миллионов лет назад) обнаружила 50 ранее неизвестных науке видов животных. При этом экспедиция длилась чуть больше месяца, и ее участники погружались всего в двух местах. Было открыто восемь новых видов креветок, 20 видов кораллов и 24 вида рыб. Среди последних особое место занимают две эполетные акулы, эндемичные для этого побережья (то есть не встречающиеся в других местах). Эти акулы живут на мелководье и умеют ползать по обнажившейся при отливе литорали на грудных плавниках.
В этом месте ученые описали ненамного меньше видов рыб, чем на всем Большом Барьерном рифе у берегов Австралии (1233 и 1264 видов соответственно), зато кораллов — на 200 видов больше. Надеюсь, это многообразие жизни останется там надолго — праздным туристам добраться в те места до сих пор очень сложно.
Излюбленный туристами остров Бали принадлежит к группе Малых Зондских островов и, естественно, тоже входит в состав Кораллового треугольника. Как ни странно, подводная экосистема у его побережья, по данным ученых, почти не пострадала, несмотря на нашествие дайверов. Мы с мужем погружаемся на Бали уже много лет, начиная с 2003 года, и перемен к худшему пока не заметили, хотя большинство жителей прибрежных деревень — рыбаки, и они каждый день выходят в море на рыбалку. Заповедный режим установлен только на крайней западной точке острова и в примыкающих к ней водах — это Национальный парк Бали Барат.
Некоторые из любопытных созданий, которых можно встретить в тропических морях на рифах, уже известны, но еще не описаны. Эта странноватая для небиолога формулировка означает, что дайверы их видели, сфотографировали, но у биологов до них руки еще не дошли; изображения этих животных можно найти на страницах определителей, и они ждут своей очереди получить латинские названия. Разбирая наши фотографии, сделанные в заповеднике Бали Барат, я нашла «портреты» двух трубчатых полихет из семейства Sabеllidae, рода Вispira, которые не только не описаны, но нигде еще и не зафиксированы. А сколько неизвестных науке голожаберных моллюсков можно здесь найти! Каждое из этих прелестных существ достойно отдельного рассказа. Но сейчас я хочу рассказать пусть не о самых красивых созданиях, зато о самых умных, за которыми страшно интересно наблюдать. О «приматах моря», как давно окрестил их Игорь Акимушкин, автор книг, которыми многие из нас зачитывались в детстве. Кстати, он был специалистом именно по головоногим моллюскам.
Камуфляж и демонстрация чувств
Головоногие моллюски, Сephalopoda, процветали в морях палеозойской эры, особенно в ордовике и силуре. Древнейшего цефалопода Nectocaris pteryx обнаружили в кембрийских отложениях, которым 500 миллионов лет. Тогда у них не было конкурентов, и они могли себе позволить быть громоздкими, неповоротливыми и носить на себе тяжелую раковину. Но они вынуждены были потесниться, когда в мезозое появились подвижные и ловкие хищники, костные рыбы и акулы. Те примитивные головоногие вымерли, кроме сохранившихся до наших дней наутилусов из подкласса Nautilodea; зато примерно 200 миллионов лет назад появились двужаберные головоногие моллюски Coloidea, гораздо лучше приспособленные к новым условиям.
У белемнитов, в огромном количестве населявших моря, раковины еще были достаточно массивными. Эти окаменелые раковины, так называемые «чертовы пальцы», во множестве находят даже в подмосковных пещерах. Белемниты исчезли на границе эпох, в конце мела. На смену им пришли другие двужаберные головоногие, возникшие чуть позже, с великолепно организованной нервной системой и прекрасно развитыми органами чувств. Раковину они либо потеряли совсем, либо она стала почти невесомой: у осьминогов она исчезает совершенно, у кальмаров сохраняется в виде тонкого опорного стебля-гладиуса, а у каракатиц раковина достаточно большая, покрывает всю верхнюю поверхность тела, но при этом в ней множество пор, заполненных газом, и она играет роль плавательного пузыря. В наше время эти головоногие заняли свои законные места в морских экосистемах.
Считается, что самые сообразительные из них — осьминоги, Octopoda. Они же и самые странные: эти животные фактически не имеют формы. Во всяком случае, постоянной формы.
Интересно, как менялось представление людей об осьминогах от века к веку. Вот что, например, писал о них Виктор Гюго в «Тружениках моря»: «Кровососная банка... Оно — болезнь, принявшая форму чудовища... Комок слизи, обладающий волей... Осьминог — страшно подумать! — высасывает вас». На самом деле единственное, на что способен самый крупный осьминог Дофлейна (он живет на севере Тихого океана, и ни Гюго, ни его герои не имели возможности с ним встречаться) — это отобрать у ныряльщика камеру. Они безобидны, кроме, может быть, ядовитых синекольчатых осьминогов рода Hapalochlaena — их около десяти видов, и все они похожи друг на друга. Живут они в Тихом и Индийском океане у самого берега, чаще всего с ними сталкиваются на мелководье у пляжей. Их укус может быть смертелен, больше всего несчастных случаев по их вине происходит в Австралии. Но сами они на людей не нападают, только защищаются, просто не надо их трогать. Вообще, при близком контакте с любыми дикими существами есть золотое правило: смотри сколько угодно, но руками не трогай.
Обычно осьминоги избегают стычек. Предпочитают спрятаться, а еще, как все головоногие, могут выпустить в воду свои чернила, озадачив противника. Иногда эта темная жидкость расплывается в воде, создавая «дымовую завесу», а порой она некоторое время сохраняет форму только что тут бывшего животного, дезориентируя противника: он хватает пустоту. Но чаще им достаточно быстро принять цвет и структуру субстрата, с которым они совершенно сливаются, так что их просто невозможно заметить.
В коже всех головоногих моллюсков есть хроматофоры — клетки, содержащие мешочки с пигментом и окруженные мышцами. Этими мышцами управляет нервная система. При натяжении мышечных волокон площадь хроматофора может увеличиться в двадцать раз, и тело животного окрашивается в цвет пигмента (красный, оранжевый, коричневый, черный, желтый). Кроме хроматофоров, в кожных покровах моллюска имеются иридофоры — клетки, содержащие пластинки из гуанина, на которых происходит дифракция света. Они придают коже металлический блеск и обеспечивают диапазон длин волн, дополняющих желтый, красный и коричневый пигменты хроматофоров, в том числе зеленый и синий. Таким образом, цвета камуфляжа охватывают весь видимый спектр. Лейкофоры — плоские клетки-зеркала, которые отражают свет, — также играют важнейшую роль при маскировке. У некоторых видов имеются еще и фотофоры, светящиеся клетки, в них содержатся люминесцентные бактерии; чаще всего они встречаются у глубоководных созданий.
Изменение окраски головоногие используют для маскировки и при ухаживании. Для социальных видов (к которым осьминоги не относятся) перемена цвета — способ общения. Ну и, конечно, по цвету кожи можно судить об эмоциональном состоянии животного (не говорите мне, что у беспозвоночных не может быть эмоций, — я столько раз своими глазами видела багровых от ярости осьминогов и совсем бледненьких осьминожек, трусливо уползающих куда глаза глядят и хватающихся за первый попавшийся камешек).
Вот, например, последовательные картинки, которые мы наблюдали у двух разных синих осьминогов, Octopus cyanea, на них прекрасно видно, как это происходит. Непонятно, почему его так назвали, синий цвет в его окраске появляется крайне редко, гораздо чаще его можно увидеть одетым в королевский пурпур. Намного больше, по-моему, ему подходит английское название «большой дневной осьминог» (big day octopus). Он действительно не маленький — с вытянутыми щупальцами он может достигать в длину 80 см. Наблюдать, как эти создания меняют цвет и форму, в идеале можно часами, но не выйдет — через несколько минут осьминог «пропадет», сольется с фоном, и его можно будет заметить только по слегка пульсирующей воронке. Или спрячется под кораллом.
Куда бы спрятаться
Осьминог может пролезть в любую щель, если только туда пролезет его «мозг», центральный нервный узел, окружающий пищевод. Кстати, этот нервный центр защищен хрящевым «черепом» — больше ни у кого из беспозвоночных хряща нет. Однажды крупный синий осьминог под водой удирал от нас со всех ног, то есть со всех щупалец, и правильно делал, потому что на Бали он желанная добыча для рыбаков, так что люди — всегда угроза. Забрался в какой-то грот, мы его потеряли. И вдруг он вылезает с другой стороны, весь увешанный креветками — оказывается, он попал в их убежище!
К сожалению, время дайверов-любителей под водой ограничено, наблюдать за поведением этих пугливых созданий просто некогда. Когда под водой снимают фильмы, где действуют осьминоги, их обычно дрессируют прямо на месте, и это занимает совсем немного времени. Так что приходится верить специалистам, которые считают, что осьминоги — самые разумные беспозвоночные на свете. Возможно, их интеллект развился в ходе эволюции потому, что с помощью щупалец они могут свободно манипулировать различными предметами. Такая способность к манипуляции обязательно связана с общим развитием мозга, как это случилось, например, у обезьян и слонов. Не все руки осьминога одинаковы: у них есть «любимая» рука, которой они производят почти все действия, как большинство людей — правой. Остальные руки служат больше для передвижения; осьминоги неважные пловцы, и нередко, двигаясь при помощи реактивной струи, они помогают себе щупальцами.
Дом — очень важное понятие для осьминога; он скорее даст вытащить себя на поверхность вместе со своим жилищем (например, древней амфорой), чем его покинет. Домиком может служить большая раковина, пустая бутылка, грот в рифе. Есть и кокосовый осьминог Amphioctopus marginatus, который повсюду таскает свой домик — скорлупу кокосового ореха или большую двустворчатую раковину (скорлупу таскать намного легче). Если естественного убежища нет, то осьминог его построит из подручного материала, камней или раковин, причем там обязательно будут стены и крыша. Нередко перед входом в домик находятся раковины или обломки, которые осьминог перебирает щупальцами. Вот как описывает свою первую встречу с этим животным в Эгейском море подводный археолог Ю.Г. Дробышевский: «Осьминог смотрел на меня из своего убежища среди камней. Чуть высунувшись из-за камня, он прилепил к своим щупальцам осколок амфоры и накрывался им сверху, как зонтиком».
Обыкновенные осьминоги, Octopus vulgaris, широко распространены в Средиземном море и других морях Атлантического океана. Они не такие яркие, как тропические виды, обычная их окраска — бурая. Подводные археологи часто встречают их на затонувших античных судах, где они заселяют древние керамические сосуды. Ученые, чтобы их не обижать, проводят своего рода реновацию — обменивают амфоры на вполне современные стеклянные банки.
Ум осьминога
Недалеко от Сицилии есть остров Стромболи, а на нем — почти постоянно действующий вулкан. Между извержениями на мелководье у берега кипит жизнь, но большинство здешних обитателей погибает, когда лавовые потоки изливаются в море. Только не осьминоги. Их здесь очень много, но они каким-то образом узнают о приближающемся извержении (улавливают инфразвуки? вибрацию?) и загодя уходят подальше от береговой линии. А после прекращения очередного катаклизма быстро возвращаются, подбирая по дороге домой сварившуюся в кипятке еду.
Осьминоги быстро приручаются и с удовольствием играют с людьми. В аквариумах привязываются к своим служителям. В неволе их содержать нелегко, потому что они способны пролезть в самую маленькую щелочку и путешествовать по суше. В океанариумах бывали случаи, когда осьминоги, даже сытые, покидали свой аквариум, чтобы поохотиться в соседнем, причем делали это по ночам, в отсутствие наблюдателей. Вероятно, есть виды, которым такие путешествия не в диковинку. Так, по словам Акимушкина, туземцы Полинезии утверждали, что любимая пища осьминогов — крысы, за которыми они охотятся на берегу. Увы, подтверждения этому я нигде не нашла.
Ученые, изучавшие интеллект осьминогов, выяснили, что у них хорошая память, что они пользуются понятиями «больше-меньше», отличают круг от квадрата и треугольника. В неволе некоторые из них, например Эйнштейн из океанариума Тайнемута, научились открывать консервные банки с едой. Фрида из Мюнхенского зоопарка стала откручивать крышки со стеклянных банок, наблюдая за людьми; более того, она прекрасно отличала консервы с морепродуктами от других и не тратила усилия понапрасну.
Такие способности осьминогов особенно удивительны еще и потому, что они не знают своих родителей, которые умирают до их рождения. Срок жизни их недолог, обычно один-два года, только гигантский осьминог дофлейна может жить до четырех и даже пяти лет; осьминоги гибнут, обеспечив продолжение рода. Поэтому, в отличие от высших позвоночных, осьминожью молодь никто ничему не учит. А так как огромное большинство осьминогов — одиночные и в высшей степени территориальные животные, то и копировать навыки соседей у них тоже не получится. Для меня это вечная загадка: как можно ориентироваться и действовать в сложнейших ситуациях, ничему не обучаясь?
Осьминог-имитатор, кальмар-колибри и та, что стреляет светом
А как мимический осьминог узнает, кого ему надо в данный момент изображать — безобидную камбалу или зловещую морскую змею? И видел ли он когда-нибудь эту самую змею? Нам не удалось встретить под водой мимического осьминога, но зато мы увидели создание, очень на него похожее.
Это было ночью в море Флорес, в заповедных водах Национального парка Комодо. Я люблю ночные погружения, по-моему, в темное время суток рифы более красивы, чем днем, или скорее красота эта другая. Коралловые полипы раскрываются, раскидывают щупальца, поглощая питательный планктон, и зачастую выглядят как настоящие наземные цветы — например, тубастрея. Появляются рыбы и всякая мелочь, которую днем не встретишь. Ползают по дну разные морские слизни, откуда-то вылезает множество креветок. В песке вертикально торчат одиночные кораллы, похожие на перья, как будто неведомая рука воткнула их в песок, они так и называются — морские перья Pteroeides sp. Одно перо почему-то упало, мой муж до него дотронулся, хотел поправить, но перо вдруг стало уползать в песок, причем вовсе не очином, а верхушкой. Только потом с трудом, уже на фотографии, разглядели на «стержне» нечто вроде ножек — это оказалась редкая полихета из семейства Onuphidae.
Дневные рыбы спят, устроившись под кораллами. На вахту заступают ночные хищники. Очень длинная и тонкая голубая свистулька все время плавала за нами и попадала в объектив камеры, когда ее об этом не просили. Но в кадр она все равно не помещалась из-за своего размера! Две жирные крылатки Pterois volitans тоже решили воспользоваться для охоты нашим светом, они просто нас преследовали, приходили каждую ночь и очень нас раздражали. Приходилось держаться от них подальше, ведь одно неосторожное движение, уколешься о шип плавника — и боль невыносимая, и путешествию конец, придется экстренно возвращаться в порт. Мы однажды это испытали, по счастью, не на своей шкуре, — в Красном море на ночном погружении на неопытного дайвера «напали» сразу две крылатки, и остаток ночи наша лодка на всех парах шла к берегу, чтобы доставить пострадавшего в больницу.
Замечательного светлого осьминожку мы встретили на песчаном дне под кораллами. Сначала мы приняли его за мимического — так удачно он изображал камбалу. Оказалось, что это белый V-осьминог, известный, но еще не описанный. Вдруг ему надоело быть камбалой — он остановился и побурел. А потом разбросал щупальца, побледнел и исчез из поля зрения, слился с дном.
Другой крайне редкий представитель головоногих моллюсков, которого можно встретить там же, — сепиола колибри, или короткохвостый кальмар колибри, Euprymna berryi. Днем эти странные существа закапываются в песок, и при свете фонарей они тоже старались зарыться поглубже, но от нашего гида Вилли, на счету которого несколько тысяч погружений, не спрячешься. Мы сначала никак не могли понять, что же это за монстрики такие. Сепиол еще непочтительно называют кальмарами-клецками. Эти не имеющие внутренней раковины родственники каракатиц — небольшие моллюски, симбиотически связанные с люминесцентными бактериями. Некоторые биологи даже выделяют их в отдельный отряд. У наших дальневосточных берегов в Японском море водятся два вида сепиол — сепиола двурогая и рóссия тихоокеанская.
Короткохвостые кальмары колибри занесены в Международную Красную книгу. Эти замечательные существа совсем крошки: длина самок — не больше пяти сантиметров, самцы еще мельче, до трех сантиметров. Выглядят они как блестящие сине-зеленые округлые «кулачки» с щупальцами-пальчиками — щупалец у них, как и у настоящих каракатиц, десять: восемь коротких и две длинные ловчие «руки». Если присмотреться повнимательнее, можно заметить разбросанные по всему телу темные, синие и зеленые хроматофоры на светлом фоне. Охотятся подводные колибри ночью, привлекая добычу — в основном мелких донных ракообразных — слабым люминесцентным свечением. Достаточно слабым, чтобы не выдать себя рыщущим в ночи хищникам. «Фонарик»-фотофор расположен у них в жаберной полости.
Кстати, у некоторых сепиол есть очень хитроумные способы защиты. У тихоокеанской крошечной двурогой сепиолы, или чочин-ики (Sepiola birostrata), на поверхности чернильного мешка имеется еще один мешочек, заполненный люминесцентными бактериями. При опасности чочин-ика выстреливает во врага светящимся облаком, которое его ослепляет, а сама успевает скрыться.
Похвальное слово каракатицам
Настоящие каракатицы — дневные животные. В наших морях они не живут — для них они слишком пресные, в буквальном смысле — идеальная соленость воды для этих головоногих должна быть не ниже 30 промилле, а в Черном море, например, 18.
Точно помню момент, когда я поняла, что каракатица — это нечто особенное. Это было у Рок Ришелье в Андаманском море — выступающей со дна моря скалы, не доходящей до поверхности метров на восемь и окруженной коралловыми башенками; она входит в состав тайского морского заповедника Сурин. Тут обитают широкорукие каракатицы Sepia latimanus, длиной до 50 сантиметров (крупнее только австралийские гигантские каракатицы Sepia apama). У скалы мы встретились с парочкой этих каракатиц нос к носу. Мы внимательно рассматривали их, а они не менее внимательно глазели на нас. Минут пятнадцать мы наблюдали друг за другом, за это время они из коричневых с пестринками постепенно и одновременно превратились в совершенно зеленых. Было полное ощущение, что мы столкнулись с разумными существами из другого мира. Ленточки-плавники (края мантии) по бокам их тел слегка колыхались, как цветные оборочки, и благодаря почти незаметным их движениям животные плыли то вперед, то назад (каракатицы — редкие существа, которые обладают «задним ходом»).
Большинство экспериментов по изучению рассудочной деятельности головоногих проводилось на осьминогах, но и каракатицы отнюдь не глупы; они прекрасно ориентируются в лабиринтах и, наблюдая за тем, как соплеменник выполняет задание, могут быстро найти правильное решение задачи. Они злопамятны: если на юную каракатицу нападет какой-нибудь мелкий хищник и ей удастся спастись, то, вырастая, она будет предпочитать в качестве добычи именно его.
Каракатицы, как и все головоногие, — хищники. На всех их десяти щупальцах расположены присоски; восемь щупалец короткие, а два ловчих — длинные и прячутся в особых карманах, откуда при необходимости «выстреливают». Это происходит стремительно, миг — и проплывавшая мимо рыбка уже у ротового отверстия, и ее разделывает малозаметный клюв.
Не зная своих родителей, каракатицы зато много общаются со сверстниками и делают это при помощи зрения — видят они превосходно. Язык их тела — это язык кожных покровов, которые мгновенно меняют цвет и фактуру. Мы много раз наблюдали, как пары каракатиц меняли цвет совершенно синхронно. В морском заповеднике Тарутао у тайского острова Липе нам повстречалось много небольших фараоновых каракатиц Sepia pharaonis, вид широко распространенный. Но когда мы их видели, то забывали обо всем и, не обращая внимание на каких-то там мурен или барракуд, плыли за ними, любуясь тем, как они меняют цвет, как темно-коричневый превращается в нежнейший сиреневый, а потом и вовсе в белый. Эти существа нас совершенно не боялись и не ускоряли своего плавного хода; ни разу они не включали свою защиту — не выбрасывали чернильное облако и не переходили на «реактивную тягу», как они делают при появлении врагов. Чернильный мешочек у них, кстати, самый большой по сравнению с осьминогами и кальмарами, а пока хищник разбирается с чернильным облаком в форме потенциальной добычи, сама жертва обычно успевает улизнуть.
Переходы цветов в окраске животного могут свидетельствовать о различных эмоциях, сменяющих друг друга. Например, был такой эпизод в одном из фильмов ВВС: пока дайверы что-то пристально рассматривают на дне, к ним сзади подплывает крупная каракатица и «заглядывает им через плечо», интересуясь, что же люди там увидели. При этом по ее телу проходят волны разного цвета: любопытство сменяется опасением, потом все повторяется. К сожалению, чтобы разбираться в оттенках их чувств, надо быть профессионалом в морской среде и часто плавать рядом с ними или хотя бы наблюдать за ними в аквариуме, эпизодических встреч недостаточно.
Широкорукие сепии пошли еще дальше в использовании своих необычных способностей: при виде добычи по их телу быстро пробегают разноцветные, как бы светящиеся волны, гипнотизирующие жертву. Очень впечатляющее зрелище, правда, меня не загипнотизировали, но я ведь не жертва.
Ну и конечно, не стоит забывать об умении маскироваться, сливаться с любым фоном, за что каракатиц прозвали «морскими хамелеонами»; наверное, именно оно было первичным и закреплялось естественным отбором, а уже потом перемены цветов стали использоваться для других целей. Как-то раз у берегов Бали я наблюдала за совершенно белой маленькой каракатицей, медленно плывшей над белым мертвым кораллом. Миновав его и оказавшись над черным вулканическим песком, на котором были разбросаны обломки кораллов, она в течение нескольких секунд превратилась в подобие шахматной доски в черно-белую клеточку, а потом стала темно-серой, сливаясь с цветом дна.
О каракатицах, как и о других головоногих, можно написать целый трактат. Например, об особенностях их размножения. Самцы гигантской австралийской каракатицы Sepia apama даже переодеваются в женскую одежду, чтобы завоевать самку. Трансвеститами они становятся вынужденно: у этих каракатиц на одну самку приходится четыре самца. Мелкий самец не может конкурировать с крупными претендентами, которые отчаянно дерутся за свой шанс спариться. Поэтому он прячет свою четвертую руку-гектокотиль (это щупальце функционирует как половой орган, которым самец кладет сперматофор в мантийную полость самки) и принимает пятнистую окраску, характерную для самок. В таком обличье он приближается к настоящей самке, охраняемой большим самцом, и делает свое черное дело, то есть передает свои гены будущему потомству. Обеспечив продолжение рода, и самцы, и самки через короткое время умирают. Как жаль, что век этих замечательных созданий так недолог!
Пока что и осьминоги, и каракатицы многочисленны, за редкими исключениями; большинству видов ничто не угрожает. Но основной враг головоногих моллюсков — человек, и вылов этих ценных промысловых животных порой превышает разумные пределы. Даже охранные меры не всегда помогают. Например, воды вокруг тайского острова Ко Липе объявлены морским заповедником, а на его единственном рынке продаются жареные каракатицы! Хочется все-таки верить, что Homo sapiens поведет себя разумно, согласно латинскому наименованию, и все эти прекрасные существа останутся частью морских экосистем.
Ольга Арнольд
Купить номер или оформить подписку на «Химию и жизнь»: https://hij.ru/hij_kiosk.shtml
Благодарим за ваши «лайки», комментарии и подписку на наш канал
– Редакция «Химии и жизни»
