Подползли, ни души, даже собаки не брешут. Видим — старик за сарай идет. Окружили. Стой, дядя! Он аж обмер. Ох, ребятки, спрашивает, свои, неужто свои?.. Подожди, говорим, не гуди. Скажи, где немцы. — А вот, говорит, в той избе, вшей стукают...
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 31 января 1942 г., суббота:
НОЧЬ В ЗЕМЛЯНКЕ
В течение двух недель они вели непрерывное наступление. Они шли по белым морозным полям, под пулями, минами и снарядами, днем и ночью, утром и вечером, вперед, всегда вперед, под свист ветра, среди снежных, крутящихся вихрей, от которых захватывает дыхание. Они брали штурмом холмы, покрытые ледяной коркой, выбивали врага из пылающих деревень, наступали без передышки, вытаскивая на лямках из сугробов завязшие орудия и автомашины, проваливаясь в снег по грудь, ночуя под открытым небом, бросаясь в атаку на врага везде, где он пытался зацепиться.
Они остановились на короткое время здесь, на этом рубеже, чтобы немного отдохнуть после непрерывных боев, обождать, пока подтянутся тылы, и снова пойти вперед.
Расположились в брошенных немцами блиндажах, расставили печи, продезинфицировали деревянные нары, устроили жилыe землянки. Вырыли окопы среди блиндажей, расставили боевое охранение, выслали разведчиков и секреты: немцы находились в 600 метрах отсюда. С утра люди спали на нарах, наслаждаясь теплом, на мягкой соломе под крышей. К вечеру собрались вокруг жарко пылавшей печи, каждый занялся своим делом.
Мигая, горит огонь лампы, стоящей на столе. На печке кипит чайник. Рядом сложены для сушки валенки, полушубки. Бойцы чистят оружие — в воздухе мелькают шомпола, обернутые тряпками, пропитанными чёрно-зеленым маслом. Двое-трое бойцов, вооружившись иголками и нитками, заняты мелкой починкой одежды. Красноармеец Федосеев, по профессии портной, пришивает пуговицы. Он сидит на соломе, по-портновски поджав под себя ноги, и работает так ловко и прочно, что к нему даже из соседних землянок приходят за помощью по части починки и подштопки.
К тому же Федосеев еще и запевало. Он запевает негромко, нежным, чувствительным тенорком, и мелодия — легкая, привычная, плавно скользит над лампой, озаряющей серьезные и мужественные лица:
«Тучи над городом вьются...»
Молодой пулеметчик Коля Матвеев пишет письмо жене. Он написал уже четыре страницы, но этого оказалось мало. Он берет новый лист бумаги, обмакивает в пузырек с чернилами перо и пишет, пишет, нередко повторяя одни и те же фразы:
«...Настя! Мы прошли по снегу 70 километров, а потом еще много прошли и бьем врага штыками и пулями. Настя, ты думай обо мне и пусть сынок помнит обо мне, а я как вернусь, заживем счастливой жизнью.
Настя! Скоро мы выгоним немцев и вернемся назад. Настя! Ты думай обо мне, как я думаю о тебе. И пусть сынок помнит, как я его помню...»
Снаружи слышится шум, распахивается полог плащ-палатки, прикрывающей дверь в землянку. Входят двое бойцов с тяжелыми термосами на лямках. Это подносчики пищи — пожилой и молодой. Они только что с мороза, прошли нелегкий путь, и старший из них, едва войдя, уже начинает рассказывать:
— Ох, и резанули нас сейчас на опушке. Как хватит по дереву, мы — в снег... Так и ползли. А он все сыплет, сыплет. Да минами, минами...
И, отстегивая сумку, добавляет:
— Почту мы вам принесли и газеты. Начинается раздача пищи. Те из бойцов, что получили письма, сидят над своими котелками с ложками в руках, уткнувшись в листы линованной бумаги, исписанные синими, черными, зелеными буквами.
После ужина бойцы садятся в кружок, и политрук Афанасьев начинает чтение газет вслух. Газета читается от доски до доски и прослушивается с напряженным вниманием: сводки, внутренняя и иностранная информация, вести с фронта и с заводов, даже объявления о картинах, идущих в кино. Потом политрук читает вслух очерк, который он отправляет в дивизионную газету. История, рассказанная в очерке, известна бойцам, и все же она захватывает их. Мерно потрескивают дрова в печке, и тихому голосу чтеца аккомпанирует беспрерывный и близкий гул артиллерийской и минометной стрельбы.
Два бойца в белых халатах входят в блиндаж. Они кладут свои автоматы на стол и начинают снимать с шапок капюшоны.
— Кипяток есть?
Им указывают на чайник, стоящий на плитке. Они наливают стаканы и медленно глотают горячий чай, чтобы согреться. Потом принимаются за еду. Это разведчики. Они только что пробрались в деревню, занятую немцами, подползли к одной избе, где разместились немецкие солдаты, и забросали их гранатами. Один разведчик — маленький, с густыми усами, закрученными вверх, румяный и веселый, рассказывает об этом деле так:
— Подползли, ни души, даже собаки не брешут. Видим — старик за сарай идет. Окружили. Стой, дядя! Он аж обмер. Ох, ребятки, спрашивает, свои, неужто свои?.. Подожди, говорим, не гуди. Скажи, где немцы. — А вот, говорит, в той избе, вшей стукают... Честное слово — так и сказал: вшей стукают... Веселый старик... Ну, говорим, папаша, иди своим путем, да старайся подальше. Он отошел. Мы в окна гранатами. Ох, и было тут! И пулеметы, и минометы... Ракеты кидают, светло, как днем.
Разведчики принесли тетрадь, найденную в брошенном немцами блиндаже. Просматриваем ее.
Это обычная школьная тетрадь, куда немецкий офицер заносил свои записи. Записи сделаны не без литературных претензий.
«...Сегодня русские опять стреляли всю ночь по передним окопам. Слава богу, мы находились в четырех километрах от этого пекла. Но невозможно было заснуть. Наконец. Доглер взбесился, предложил встать и сыграть в карты. Сели. Я проиграл 20 марок. А русские все стреляли и стреляли до самого утра.
...Днем прилетели русские и сбросили листовки, где говорилось, чтобы наши солдаты сдавались в плен. Вечером я заметил, что двое солдат читают листовки. Канальи! Я велел сжечь листовки начисто. А утром прилетели русские, и опять — листовки.
И так далее. 30 страниц, исписанных мелким почерком.
Поздно. Многие уже спят. В углу, возле печки примостился красноармеец Канадин и готовит «Боевой листок». Он уже наклеил передовицу, статью комиссара, описание боев под Морозовкой. Подверстал отдел юмора. Теперь он подклеивает стихи о санитарке Катюше Деревенко, написанные ротным поэтом.
Не цветут уж яблони и груши, Дед-мороз хозяином идет. Не выходит на берег Катюша, Она с фронта раненых несет...
Снежная пыль покрывает деревья и летит по воздуху, серебрясь при свете звезд. Неясные очертания повозок и часовых. Время от времени из-за леса стремительно восходит звезда, и все вокруг становится таким ярко белым, что утомленный глаз начинает видеть в нем черные пятна. Это осветительная ракета. Иногда тишина разрывается грохотом, и несколько минут что-то хлопает, свистит, визжит: минометный налет. Затем опять тихо — только короткие пулеметные очереди. В переднем окопе, куда ведет замаскированный ход, видны недвижные силуэты наблюдателей и дежурных пулеметчиков.
Теперь в землянке спят уже все. Спят на соломе и срубленных сосновых ветках, в ватниках и в ватных штанах, покрывшись шинелями и полушубками. Ярко горит печка—дневальный подбрасывает поленья. При свете веселого и жаркого огня поблескивает оружие.
Придет назначенный срок, и снова пойдут эти люди в атаку на вражеские укрепления. Снова пойдут они вперед, среди полей и дорог под трескучим морозом, проваливаясь в снега по грудь, очищая от врага пядь за пядью родную советскую землю. (Е. ГАБРИЛОВИЧ).
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1942 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
