4.
Думаю, ни для кого не будет секретом, что дни в ожидании, причем ожидании неизвестного, пугают. Помнится так говорил Экзюпери, а до него еще какой-нибудь головастый чувак. Но, заметьте, никто из этих умников ни слова не сказал о том, как ускорить это ожидание. Тот день тянулся неимоверно долго, и я с трудом находил, чем себя развлечь. Были и типичные зумерские развлечения, вроде бессмысленного листания ленты соц. сетей. Были и не самые популярные среди моих сверстников, вроде чтения книг и попыток что-то самому выдавить на бумагу. Последнее занятие было особенно сложным, и чем-то даже напоминало ту ситуацию с часами, только вместо капли слез на бумагу попала капля чернил, и выдала примитивно-пресный набор слов, который я по прочтении уничтожил.
После всех этих попыток растянуть бытие по времени я решил навестить свою Бабушку. Пока я летал в мыслях, Мама несколько раз ко мне и что-то говорила. Я одаривал ее новости и истории односложными ответами самым заинтересованным тоном. Среди них было и пару слов о Бабушке. Мой Дядя уже свозил ее на КТ и уехал на работу. Врач заверил, что результаты будут готовы уже вечером.
Последний год был для бабушки самым сложным в жизни. В конце весны она начала жаловаться на слабость. Куча обследований не выявила ничего подозрительного. Но, как часто бывает, лучшим обследователем для себя является сам человек. В прошлом июне тревожный голос Мамы по телефону заставил меня навострить уши. Она говорила с Дядей, они обсуждали кал своей Мамы, точнее его цвет. Черный. Мама, полтора десятка лет проработавшая медсестрой, самый страшный и самый очевидный диагноз- рак желудка. Но повторный ФГС не выявил опухоли, зато нашли полип- не самый страшный диагноз. Когда мы немного успокоились в нашей жизни появился коронавирус. Сначала Дядя, а потом и Бабушка заболели. Если сын перенес его в легкой форме, то его Мама вскоре отправилась в ковидный госпиталь. По возвращении оттуда она похудела на 30 килограмм. Если до попадания в больницу Бабушку можно было назвать мясистой сливой, то теперь она походила на максимально высушенный чернослив. Впалые щеки, руки, в которых не осталось ничего, кроме костей и обвисшей кожи, тонюсенькие ноги, похожие на спички. И, самое пугающее, пустой, безразличный ко всему взгляд. Когда медсестра выкатила Бабушку из больницы (из-за карантина посторонние не могли посещать мед. учреждения и сами забирать больных), родные дети просто не узнали свою Маму. Только слабый, хриплый голосок заставил Маму с Дядей повернуть головы и ужаснуться снова. Но месяцы уходы вернули бабушке вид относительно здорового человека. Сразу после неполного восстановления, бабушка была вынуждена лечь на операцию по удалению полипа. Первое декабря прошлого года тянулось также мучительно, как сегодняшний день. К счастью, операция была назначена на 11:00, и продлилась где-то полтора часа. Уже к часу с небольшим, как раз к длинному перерыву в универе, Мама сообщила мне, что операция прошла успешно. И потом я еще долго жалел, что та проницательность, можно сказать наитие, начало проявляться у меня только весной этого года. Что я имею ввиду? А то, что то ли все люди разучились врать, то ли я как-то стал чувствовать и читать ложь на лицах людей. Первого декабря такое наитие меня не посетило, и я съел Мамину ложь. Правда долго утаивать от меня правду все равно не получилось. Я уже даже не помню точно, что в тот день, спустя ровно две недели после операции, потянуло меня зайти в Дядину комнату. Тогда я пришел к Бабушке в гости, но не за ее фирменным борщом. В то время о Бабушкиной еде не могло быть и речи, Она в основном лежала со своим стеклянным взглядом и иногда рассказывала ужасы о госпитале, например о какой-то ненормальной соседке по палате, евшей только ночью. После заката она могла сожрать пять или шесть бич-пакетов. Понятно, что шуршание, хождение по комнате, звук кипящего чайника не давали уснуть ее соседям, но эту сумасшедшую это мало волновало.
В тот день меня оставили с Бабушкой за старшего, так как Дядя был на работе, а Мама пошла в магазин.
Хотя нет, вспомнил, Я зашел в комнату Дяди за зарядкой от телефона. Но первое, что мне бросилось в глаза, было не питающее устройство, а папка алармистско-красного цвета. Она как бы говорила, смотри, я красная, лучше держись от меня подальше. Примерно как и все в природе, красный цвет означает опасность. Чего только стоят эти крохотные, красные и ядовитые лягушки из Южной Америки, предупреждающие своим окрасом о том, что к ним лучше не приближаться. Даже легкого прикосновения к ним достаточно, чтобы получить смертельное отравление. Но папка не лягушка, не упрыгает, и даже если притронуться к ней, точно не умрешь. Я аккуратно подошел к папке, и, вместо того чтобы просто взять ее в руки, навис над столом и стал читать. Заголовок гласил: «противораковая тарелка». Дальше шли картинки с едой, которую можно есть и краткие пояснения. Все это напугало меня, но мне посчастливилось вспомнить, что мой Дядя периодически говорил о вреде частого потребления красного мяса, совсем не ел колбасу, и вообще придерживался концепции правильного питания. Наверно он просто распечатал информацию о том, как избежать появления бича человечества-рака. Для себя. Просто для ознакомления. Но кроме этой страшной папки, на столе лежала еще одна бумаженция. Она то и сложила весь пазл, который не пожелаешь собрать и врагу. Листок содержал общую информацию о Бабушке: год рождения и адрес прилагались. Но заинтересовала меня строчка с диагнозом. Мои глаза начали жадно глотать кучи аббревиатур и цифр. Конечно же, Я ничего не понимал. Но одно слово зацепило взгляд. ЗНО. ЗНО? Я слышал, что в соседней стране экзамен для 11 классов так называется, но причем тут диагноз? Я быстро вытащил телефон из кармана и сделал важный research, состоявший из одной аббревиатура и одного слова: ЗНО-это. И, действительно, ЗНО-Зовнішнє незалежне оцінювання, внешнее независимое оценивание, но это не то. Я быстро поменял запрос на ЗНО в медицине. Поисковик жирным шрифтом выдал:
Злокачественные новообразования
Вдруг комната, размеры которой всегда казались мне одинаковыми, сначала уменьшилась, а потом сильно увеличилась в размерах. Такие колебания заставили меня сесть на диван. По ощущениям, правда, оказался я не на мягкой серой софе, а на очень быстрой карусели. Но кружилась не только моя голова. Круговорот мыслей начал погружать меня в воспоминания, связанные с Бабушкой. Вот она решила сводить меня, еще крохотного, до братской могилы в нашем поселке. А вот я уже чуть постарше, и Она позвала меня в гости, чтобы показать рыбу с рынка, которая почему-то не умерла. Бабушка решила набрать ванную, запустить туда рыбку, и обрадовать внука. А потом обрадовать еще раз, только уже рыбкой в приготовленном виде. Потом я начал вспоминать истории из ее беззаботного, немного голодного детства 50-х, и…мой мозг резко вернул меня в суровую реальность: Бабушка серьезно больна, Я уже никогда не увижу ее полностью здоровой. Я тихо вернулся в Бабушкину комнату.
-Куда ходил? – тихо спросила Бабушка.
-За зарядкой, телефон садится.
Бабушка молча приняла мой ответ, хотя никакой зарядки в руках у меня не было. Конечно, если бы она была здоровее, она спросила, почему я не поставил телефон заряжаться. Но вместо этого она тихо изучала потолок зала, как делала это вчера и как будет делать это еще несколько тягучих недель после.
Когда через некоторое время Мама вернулась с магазина, Я встретил ее у порога, забрал пакеты с продуктами, и позвал ее на тяжелый кухонный разговор. Я закрыл дверь на кухню, чтобы Бабушка точно не услышала нас. Раньше мы закрывали с Бабушкой эту дверь, когда готовили вместе блины или оладья. Запах масла с слегка пригоревшим тестом был настолько мощный и стойкий, что вся одежда в квартире, если не закрыть дверь на кухню, становилась с запахом выпечки. Теперь я закрывал дверь по более серьезным причинам.
-У Бабушки онкология?
Мама отвела взгляд куда-то в сторону причем не стыдливо вниз, как это делают дети, пойманные на том, что съели все конфеты.
-Пока мы точно не знаем, но скорее всего да.
-А что, есть какая-то надежда?
-Мы попросили отправить Бабушкины анализы в хорошую столичную клинику. Результаты будут завтра.
Я не знал, говорит Мама правду или просто оставляет надежду на чудо.
Результаты анализов подтвердили худшее. Никакого полипа не было, это просто была удобная версия для меня и Бабушки. К слову, Бабушка еще долго не знала о своем диагнозе. Мама с Дядей долго не хотели ей ничего говорить и просили остальных делать также. Дело чуть не доходило до ссор, когда я говорил, что человек имеет право знать свой диагноз. Конечно, в этом они соглашались со мной, но отмечали, что если рассказать об этом Бабушке, она еще сильнее упадет духом. Учитывая, что после перенесенных страданий и операции моральное состояние Бабушки и так находилось ниже плинтуса, Я соглашался.
Но нет ничего вечного. Бабушка по кусочку сама все поняла. Сначала врач обронит слово метастаз (один, самый большой, врачи вырезали из печени, как и саму опухоль), то кто-то из родственников, заранее предупрежденных о «запретной болезни», позвонит и начнет говорить с Бабушкой так, будто делает это в последний раз. А когда мы начали возить ее на химиотерапию, скрывать, что ей ставят обычные капельницы, стало невозможно. Хоть каким-то утешением стало то, что лекарства не содержали в себе «таксола» или, не дай Бог, «адримицинина». Эти и другие препараты воздействуют на клетки волосяных фоликул, что приводит к выпадению волос, добрую половину которых Бабушка и так потеряла из-за последствий коронавируса.