Почему Мастер заслужил покой, но не заслужил свет? (Попытка самого простого и поверхностного толкования).)

Тот факт, что произведения Достоевского, Толстого, Тургенева и других великих мастеров художественного слова изучаются в средней школе подразумевает, что средний по способностям ученик способен понять, хотя бы частично, замысел автора, оценить эстетику произведения, а затем, обсудив это на уроке с товарищами по классу и выслушав резюме учителя, изложить понятое им в обьеме школьного сочинения по заданной теме. Я очень неплохо учился в школе, но, признаюсь честно, ничего толком не понимал из прочитанного, начиная с 8 класса (80 годы), когда мы от предмета "Родная речь" или "Родная литература" перешли к поэтапному изучению литературы не с целью научиться правильно строить свою речь, а целью развития эстетического восприятия художественных текстов. Нет, сюжет, канва - это-то мне было очень даже понятно, но вот то, что было написано в учебнике по поводу образов, устремлений, и прочего, а также философские и идеологические аспекты, именно в такой форме, по мнению авторов учебника, в этих книгах присутствующие, я не понимал абсолютно, и сочинения писал, излагая своими словами чужие мнения. Благо, сделать это было очень просто - брал в библиотеке три - четыре разных издания и там, в предисловии ли, в послесловии ли, обязательно находилось то, что требовали предложенные темы. Передрал, упростив при этом - и четвёрка минимум, обеспечена. И только в зрелом возрасте, лет после 30 - 35, начитавшись до опупения хлынувшего тогда на прилавки "низкопробного чтива" (определение моей школьной учительницы литературы) и устав от этого потому, что всё монотонно и, в общих чертах, предсказуемо, вновь начал читать классику, обнаружив к своему удивлению, что кое-что высветляется. С другой стороны, скажем, какое - нибудь большое здание - прекрасный памятник архитектуры - даст нам совершенно разное восприятие, если его рассматривать, например, панорамно при оптимальном удалении или в деталях вблизи. Я уже не говорю о том, что подойдя вплотную, да ещё и лупу используя, мы вообще куда-то не туда забрести можем. При этом архитектор, здание это проектируя и контролируя процесс возведения, учитывает не только как оно смотрится вблизи и в панораме и насколько качество камня, гранита или кирпичей, то есть структура материала, из которого строится здание, соответсвует задуманному, он ещё увязывает это и с особенностями исторически сложившейся окружающей застройки, и учитывает требования генерального плана развития города и микрорайона. В результате, получается многоплановый объект, который воспринимается различно в зависимости от ракурса, расстояния, подготовленности зрителя и его вкусовых предпочтений. Поэтому отзывы и мнения могут очень здорово, иногда диаметрально различаются, при этом для каждого будут свои основания. Аналогично и в большой литературе. Ни в коем случае не отрицая и не оспаривая ничей взгляд в ставшем теперь уже практически необозримым спектре мнений по поводу замысла, проблематики, аналогий, прототипов и прочего великого романа М. А. Булгакова, хочу поделиться тем впечатлением, которое сложилось при прочтении лично у меня и попытаться это хоть как-то обосновать. Я многократно делился этим в комментариях, однако ограниченность формата данного вида обсуждения оставляет ощущение недосказанности, поэтому попробую сделать это в статье. Лично я считаю, что слишком глубокие трактовки тех или иных, намерено неоднозначных и потому вызывающих споры эпизодов в произведениях больших мастеров, тем более выдвижение аналогичных версий о причинах, побудивших автора это написать, обоснованы далеко не всегда. Находясь в плену впечатления, произведённого огромным талантом писателя, осознавая его колоссальный вклад в развитие отечественной и мировой культуры, мы зачастую наделяем его личными качествами аналогичного масштаба и такими же устремлениями: сформировать собственную философскую или теологическую доктрину, побороть в мировом масштабе несправедливость, пошлость, косность и прочее вселенское зло, являя собой некий образец жертвенного мученика или пророка. При этом мы забываем, что в прочем, кроме таланта, это такие же люди, как и все, со свойственными обычным людям чувствами и чертами характера. Типичный пример - шедевр любовной лирики Пушкина "Я помню чудное мгновенье... " своим совершенством заставляет думать впервые познакомившихся с ним людей о таком же, исключительно эталонном характере самого чувства поэта к этой женщине. Почитав же другие, вполне прозаические строки Пушкина в письме своему другу, где он гораздо "приземленнее" и откровеннее сообщает ему о реальных своих отношениях с А. П. Керн, а также биографию самой Керн, возникшее первоначально мнение может быть пересмотрено. Поэтому лично я считаю, что роман написан Булгаковым с целью "излить горечь сердечную на бумагу" как, впрочем, и "Герой нашего времени" - автором вставленной в мой текст цитаты. (Отрывок письма Лермонтова царю, откуда взята эта строка, привёл мне в качестве аргумента в нашем споре один мой оппонент. При этом, на мой, опять же, взгляд, этим фрагментом он не опроверг, а подтвердил мои утверждения, причём в настолько яркой форме (сам Лермонтов ведь формулировал!!!), что я и в дальнейшем в разговорах по этому поводу предпочитаю слова Михаила Юрьевича приводить, уж больно они хороши!!!). Горечь же эта рождена вполне обыденными и прозаическими чувствами: несправедливостью критиков, ощущением недооцененности, недовостребованности и "затирания" коллегами и чиновниками, неадекватным вознаграждением, невозможностью полностью реализовать себя, раздражением от не очень комфортных для него условий жизни при полной уверенности в том, что он заслуживает гораздо большего и, наконец, тревоги, страха и чувства неопределённости, которыми было "пропитано" то время. Боль и недоумение по поводу резко изменившегося поведения в общем-то неплохих, а иногда и очень милых людей в этих условиях, тоже сыграли большую роль. Блестящие же аллюзии, изящные многоплановые речевые конструкции, восхитительные сатирические пассажи и великолепная игра слов вряд ли имеют целью какие-то философские, теологические или мировоззренческие обобщения, а введены в роман с целью придания ему великолепной эстетической формы и рассчитаны на очень подготовленного читателя. Кстати, одной из причин того, что Булгаков пытался сжечь роман, вполне могло быть осознание возможной кощунственности написанного вследствие слишком вольного обращения с темами, которые не положено "упоминать всуе". Потом восстановил, хорошенько всё обдумав и поправив. Искать персонажам, выведенным в романе, совпадающие абсолютно прототипы тоже не стоит, ибо разные черты характера, разные жизненные эпизоды и разные особенности поведения окружающих и себя самого в первую очередь вложены автором в разных пропорциях сразу в нескольких персонажей, именно поэтому мы не увидим в нём ни одного полностью положительного персонажа. Вера Булгакова в силу художественного слова угадывается в реплике Га - Ноцри о том, что Крысобой изменился бы, если с ним удалось бы поговорить и нескольких других подобных эпизодах; тезис о том, что "трусость - первый из прочих грехов" - попытка выдавить занозу стыда за своё поведение при объяснении с первым мужем его жены; замечание что Левий Матвей пишет то, из чего Иешуа "ровным счётом ничего не говорил" адресовано, по видимому, доброжелатьным критикам (злопыхателям адресован не один абзац прямого и однозначно трактуемого текста). Попытка самому для себя разобраться и поделиться с умными людьми своими соображениями по поводу резко изменившегося в послереволюционные годы стереотипа поведения честных и очень неплохих людей, вынужденных творить зло и избегать очевидно необходимых и логически правильных действий, предпринята в создании параллелей образов всемогущего, злобного, но справедливого и великодушного Воланда (Сталин в представлениях обывателя - что хочет - то и сделает) и облечённого всей возможной в реальности полнотой власти, жёсткого, холодного, но умного Понтия Пилата (Сталин в реальности - первый человек в государстве не может помочь Булгакову из-за "силы обстоятельств"). И так весь роман пронизан насквозь превосходной сатирой и уморительным стёбом, родившимися как отклик на поведение реальных людей и на реальные обстоятельства. Лучше подготовленные и шире видящие люди увидят, безусловно, очень и очень многое, кроме этого, но и нам, простым читателям, не критикам и не экспертам, Михаил Афанасьевич немало дал увидеть и осознать. Теперь о свете и покое. Вся предреволюционная "пролетарская" литература буквально "нашпигована" этой темой. Чтобы понять отношение авторов к "покою" и "не покою", вспомним Буревестника, Ужа и Сокола из произведений Горького, его же Данко, разорвавшего грудь и вырвавшегося своё сердце, чтобы "светить" людям ( революционное понимание "света"), Блока с его " И вечный бой, покой нам только снится..." или мягкую осторожность более лиричного и менее революционно настроенного Есенина "...в сонмище людском, в разворошенном бурей быте, с того и мучаюсь, что не пойму, куда несёт нас рок событий..." По происшествии десятка - другого лет после революции, не смотря на "Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на Кронштадский лёд... " и горы прочего в том же духе, возникло и крепло осознание того, что что-то не то мы делаем, куда-то не туда мы идём, не смотря на яркий "свет". Ну, типа "Нам солнца не надо, нам партия светит!". Тот же Горький обрёл покой в эмиграции на Капри, покой в прямом смысле, но в покоя душевного, судя по всему, не получил, потому и вернулся в СССР, сразу став главным " светилом" (Хотя можно было бы и без кавычек, как писатель он, бесспорно, талантище), но вот практически куда он оказался вовлечён - вопрос!!!). А Булгаков, по жизни намаявшись, однозначно хотел элементарного покоя, в любом смысле. И, думаю вряд ли кто-то будет спорить, что он его заслужил. А на "свет" в бытовавшем в то время представлении он и не претендовал вовсе, как же он его заслужить- то мог?! Как-то так мне представляется. Просто, не спорю, может примитивно даже - тоже согласен. Посмотрим, что люди (я надеюсь, отзовутся!) скажут.