Новогодне-рождественская вакханалия души и тела, кажется, почти закончилась. Отдохновенный, узаконенный, кровный загул длиною в десять дней и ночей, а у кого и того дольше, подошёл к своему неминуемому финалу.
Отгремели корпоративы, закрылись на ремонт караоке и на переучёт рестораны. Запущены все салюты, отстреляны все петарды (порой вместе с пальцами, как и положено), съеден положенный тазик оливье, выпит ящик шампанского (водки, коньяка, виски). О минувшем счастье всё ещё напоминают боскеты с замёрзшей мандариновой коркой и пустыми бутылками, щедро удобрённые в эти дни из окон многоэтажек, а также лица случайных прохожих и коллег по работе, щедро удобрённые помятостью, невыспанностью и тоской о том, что было, но прошло…
Эх, хорошо. Было хорошо. И как-то нехорошо, что хорошо было. Уже было, а не ещё будет. Жаль. Жаль, что всё уже закончилось. Пронеслось мимо, как одно мгновение, и кануло в житейскую Лету.
А ещё как-то стыдно, что ли. Стыдно, что хотя вроде и весело, весело как никогда, но как-то грустно-весело, несмотря на то, что целых десять дней напропалую куролесилось, объедалось и упивалось. Не так всё, что ли… Не так, как хотелось бы, как планировалось, как было… И хотя новогодние празднества и ожидание чуда с каждым годом начинаются всё раньше и раньше, стол ломится от заморских яств и есть возможность встретить Новый год хоть в Париже, хоть в Бангкоке, на душе как-то невесело, а на сердце тоскливо. И запах мандаринов не тот, и треск салюта не тот… И всё не так.
А как было, помните? Было ещё совсем недавно, каких-то лет -дцать тому, когда трава была зеленее, небо — голубее, а страна — «союзом нерушимым»?
Никто не начинал готовиться к встрече Нового года уже в середине ноября, как сегодня. Никто не бронировал ресторанов и не планировал, где он встретит Новый год, ещё в октябре. Всё случалось спонтанно, как случалась первая близость, иногда в самый последний день уходящего года: устанавливалась ёлка с шарами и звездой, ватой и Дедом Морозом в длинном тулупе; уже вечером нарезался тазик оливье, одевалась в шубу селёдка, ложились шпротики на тосты, а на одну большую тарелку — тонко порезанные колбаса и сыр, выкладывались в чешскую вазу для фруктов дефицитные мандарины. Хозяйки готовили курицу на банке, а иногда даже утку. Обязательная бутылка шампанского, бутылка «Столичной», лимонад «Буратино». И никто особо не возмущался, что 31 декабря — рабочий день. Хватало того, что 31 декабря — короткий рабочий день, а 1 января — целый выходной.
На работе нам дарили долгожданный подарок — пакет с конфетами, среди которых было немало шоколадных, что особенно радовало. Мы с трудом удерживались, чтобы не попробовать их там же, и донести до дома, чтобы съесть всем вместе под чай, если не в тот же день, так на следующий.
Все ходили в гости ко всем. Друзья, соседи, соседи соседей… Встречали вместе, дружно, весело, под бой курантов поднимая хрустальные фужеры с шампанским и честно и искренне желая друг другу и всей стране всего лучшего в новом году.
Дружно садились на диван и табуретки за принесённый стол в центре гостиной или спальни, щедро накладывали оливье с докторской колбасой и венгерским горошком, селёдку под шубой и толстым слоем майонеза из банки… Тут же переходили к курице с картошкой, наливали водки, провозглашали тосты и здравицы, закусывали колбасой и сыром… Поздравляли друг друга, выпивали, целовались, желали нового счастья в новом году, снова выпивали, закусывали, танцевали, выходили покурить на балкон, шли прогуляться — иногда к ёлке, иногда так, просто так, по улице…
Встречали до рассвета, расходясь по домам иногда только под утро. Иногда уходили на время, чтобы поздравить своих знакомых и соседей, и возвращались, часто не одни, прихватив с собой тазик оливье, селёдку под шубой или что от них осталось.
Помню, меня особенно радовал этот замечательный праздник, когда я был ещё невинным ребёнком и верил в чудо. Оливье и селёдка под шубой меня тогда не интересовали, но вот то, откуда берутся конфеты и мандарины под ватой у Деда Мороза, меня восхищало не один год. Обычно я рассказывал какой-нибудь стишок, потом с придыханием, осторожно совал руку под вату под ёлкой, и — о, чудо чудесное! — моя пятерня там нащупывала мандарин или шоколадную конфету. Я шёл показать их маме с папой, с удовольствием съедал, снова возвращался и рассказывал второй стишок, опять осторожно совал руку под вату, боясь спугнуть чудо, и снова, к своему удивлению, нащупывал там конфету или мандарин. Чуть позже, когда я стал взрослее, чудеса развеялись, но запомнились на всю жизнь, как запомнилась и та неповторимая скромная атмосфера, в которой праздник отмечался.
Первого числа, едва продрав глаза, мы снова шли в гости или оставались дома, снова садились за неубранный стол с недоеденными тазиком оливье и селёдкой в пожухшей шубе, которые казались ещё вкуснее, снова наливали по «пятьдесят грамм», смотрели по телевизору «Один дома» и какой-то там концерт ещё не звёзд, но уже просто любимых исполнителей, наедались мандаринов, чтобы хватило до следующего Нового года, отлёживались оставшийся день или снова шли в гости, чтобы уже на следующий день выйти на работу…
И, в принципе, всё… Никаких новогодних каникул на две недели. Никакого законного со всех сторон запоя на ту же дистанцию, когда от вездесущих лёгких брызг шампанского коротким спринтом перебегаешь к водяре и вискарю, и коньяку, и текиле, и самбуке, и снова к водяре… Потом лечишь с утра головную боль холодным пивасиком, медленным, но неумолимым марафонским забегом добегаешь снова до водяры, потом до вискаря, текилы, самбуки… пивасика… Никаких дорогих ресторанов, поездок в Париж или Бангкок. И странно, никакой тоски, скуки и смутного чувства стыда вперемешку с головной болью и тяжестью в животе.
Автор — Игорь Ткачев
Источник — ШколаЖизни.ру
