Дом с выключенным светом
Папа уехал в апреле. Сказал: «Ненадолго».
Мама сказала: «Вахта».
Бабушка — «работа далеко-далеко».
А Полина — просто молчала. Потому что знала: когда взрослые так объясняют, это значит — надолго.
Днём было ничего. Кот тёрся о ноги, мама торопилась на кухне, мультики звенели на планшете. Бабушка вяжет, радио бубнит, жизнь идёт — вроде бы.
Но по вечерам — дом будто становился другим. Тени становились длиннее, часы — громче, а под кроватью будто кто-то дышал.
Полина не кричала. Не звала. Просто натягивала одеяло выше. И тихо думала: вот бы папа был здесь.
Он всегда был «ночным». Когда все уже спали, он приходил, тихо выключал свет в коридоре, укрывал и оставлял дверцу приоткрытой. «Чтобы был свет», — шептал. Как будто сам — часть этого света. Как будто лампочка — это он.
Теперь дверца закрыта. Тишина другая. Словно пустая.
Рисунок в темноте
Однажды она взяла чёрный лист бумаги. И белый фломастер.
На середине — точка. Крохотная. Светящаяся.
— Это папа, — сказала она маме. — Он теперь лампочка.
— Лампочка? — удивилась мама.
— Да. Потому что он включается, когда мне страшно. Всегда. Даже если не здесь.
Мама сначала рассмеялась. А потом замолчала. И села рядом.
Посмотрела, как Полина рисует провод — длинный, уходящий в небо.
— А кто его включает? — тихо спросила она.
— Я, — сказала Полина. — Просто думаю о нём. И он загорается.
На обороте она написала: «Моя лампочка всегда горит, когда я её люблю».
Письма в потолок
С тех пор у них появилась традиция.
Каждый вечер Полина писала папе письма. Маленькие, по-детски кривые. На обрывках цветной бумаги, на салфетках, даже на листочках от чая.
«Сегодня я смотрела мультфильм. Там была собака. Она спасла хозяйку. Ты бы точно тоже спас».
«Мама сожгла тосты. Я не сказала, что ты бы не сжёг, но подумала».
«Я очень боялась грома. Сидела в шкафу. Но вспомнила, как ты смеялся над грозой. И стало легче».
Письма она приклеивала к потолку. Над кроватью.
— Чтобы он видел. Из неба. Ну… из розетки небесной, — уточняла она.
Мама сперва подшутила:
— Он не читает, он же на вахте, а не в космосе.
Но через неделю сама стала подсовывать листочки:
— Сегодня она сказала, что не скучает. Но ночью обняла подушку и прошептала твоё имя.
Когда свет возвращается
Папа вернулся осенью. Без сюрпризов. Просто — дверь открылась. Скрипнул пол. И он вошёл.
Снял сапоги. Повесил куртку. Посмотрел на кухню, на комнату, на обеих — и просто обнял. Сразу. Сильно. Без слов.
Полина долго смотрела на него. Будто проверяла: точно ты? не мираж?
Потом спросила:
— А ты был лампочкой?
Он растерялся:
— Простите?
Мама объяснила. Осторожно. Тихо. С улыбкой.
Он засмеялся. Сел на пол. Попросил:
— Тогда покажи меня.
И она показала. Потолок. Письма. Чёрный лист с белой точкой.
Он смотрел. Долго. Внимательно. Потом обнял:
— Я и правда включаюсь. Просто иногда медленно. Бывает, розетка далеко.
Свет в стеклянной банке
В тот же вечер они сделали ночник. Из старой банки, гирлянды, и папиных винтиков.
На крышке — наклейка: «Папа».
Он светится мягко. Тепло. Не ярко — чтобы не мешать спать. Но достаточно, чтобы помнить: он рядом.
Полина включает его каждый вечер. Иногда даже днём — «на всякий случай».
А письма — теперь в коробке. Все. Даже те, что мама добавляла.
Иногда они читают их вместе.
Иногда — молча. Просто держат по листочку. И молчат. Но слышат друг друга.
Свет — это не лампа
Однажды мама спросила:
— А если папа уедет снова?
Полина подумала. Потом сказала:
— У меня есть свет. Я уже знаю, как включать.
Теперь, когда она рисует, на небе всегда есть одна лампочка. Маленькая. Белая. И подписана: «Папа».
Иногда, чтобы быть рядом, не нужно быть близко.
Иногда любовь — это не присутствие.
Это лампочка в темноте.
Которая всегда загорается, когда тебе страшно.