Иногда кажется, что ты просто так устроена — что-то есть такое, что делает тебя удобной, понимающей и «вечно сильной». Тебя выбирают, чтобы поплакаться, пожаловаться, посоветоваться. К тебе тянутся. Ты всегда «держишься». Не ноешь. Не подводишь.
Ты не психолог по профессии. Ты — «психолог по жизни».
И вроде бы всё хорошо. Тебя уважают. Тебе доверяют. Тебя хвалят:
— С тобой так спокойно.
— Ты всё понимаешь.
— Ты умеешь слушать.
— Как ты выдерживаешь столько?
И ты улыбаешься. Потому что ты — опора.
А потом однажды в три часа дня ты сидишь на кухне, уставившись в чашку остывшего чая, и ловишь себя на мысли:
«А кто же меня-то выслушает?»
Меня зовут Наталья. Мне 52.
По профессии — бухгалтер, по жизни — жилетка.
Не жалуюсь. Просто... рассказываю, как есть.
С юности так повелось: я всегда была “серьёзной”. Даже в детстве. На утренниках — не снежинка, а ведущая. В школе — староста. В институте — «та, к которой идут с проблемами».
Все знали: если что — к Наташе.
Кто-то бросил. Кто-то с мамой не разговаривает. Кто-то не знает, как уйти с работы. Кто-то устал от детей.
И вот они шли — как на исповедь.
А я слушала. Кивала. Гладила по плечу. Варила чай. Говорила:
— Я тебя понимаю.
И правда понимала.
И мне это нравилось. До поры — нравилось.
Быть нужной — это ведь приятно.
Ты как будто полезна миру. Как будто для чего-то создана.
Но никто не заметил, когда я стала уставать.
Сначала — чуть-чуть.
Просто начинала вздыхать, когда звонил телефон. Или откладывать сообщения — не потому, что не хотела, а потому что больше не могла.
Потом — сильнее.
Чувство, будто тебя медленно, но уверенно опустошают.
Ты как ваза, из которой все берут воду, а никто не доливает.
А однажды я пошла в аптеку — просто купить витамины. И провалилась в ступор. Стою, а глаза наполняются слезами. Без причины. Продавец спрашивает:
— Вам помочь?
А я — молчу. Комок в горле. И вдруг — слёзы. Потекли, как будто кто-то открыл кран.
Она испугалась. Я — тоже.
Я развернулась и вышла.
Дома села на кровать и подумала:
«Я больше не могу быть сильной. Но никто об этом не знает».
Я стала обращать внимание, как это тяжело — быть «той самой», которая всех спасает.
Вот, например, моя подруга Лена. Мы с ней знакомы сто лет. Прекрасная, яркая, весёлая женщина. Только вот... звонит мне в основном в двух случаях: когда плохо и когда нужно что-то решить.
— Наташ, ну ты у нас мозг, скажи, как быть?
— Наташ, поговори с моим Сашкой, а то я его прибью.
— Наташ, ну кто, если не ты?
И я — да. Снова включаюсь.
Выхожу из дома в дождь. Еду в другой конец города. Слушаю. Успокаиваю.
И в этот момент мне даже тепло: я снова нужная.
Но потом возвращаюсь домой. Сажусь на ту самую кухню.
А там — тишина.
И никто не спрашивает:
— А ты как?
В какой-то момент я поняла: у меня нет права быть слабой.
Если я вдруг пожалуюсь — меня не услышат. Потому что не привыкли.
Если скажу, что устала — удивятся:
— Как это? Ты же у нас кремень!
Если вдруг не отвечу на звонок — обидятся.
Если не приеду — будут дуться.
Я стала заложницей собственного образа сильной женщины.
И никто в этом не виноват.
Это я сама так выстроила.
Сама приучила всех: ко мне можно с любым горем. С любой бедой. В любое время.
Как-то сын зашел в гости и спросил:
— Мам, ты чего такая уставшая? Всё хорошо?
Я чуть не расплакалась. Потому что уже много лет практически никто не интересуется моим состоянием.
И всё, что я смогла выдавить — это:
— Просто много работы.
А сказать по-честному не получилось. Потому что в тот момент я не умела.
Я боялась показаться слабой.
Боялась, что если я перестану быть сильной, все разбегутся.
Ведь ко мне тянутся не потому, что я весёлая или лёгкая. А потому что я — «собранная, надёжная, взрослая».
А кто я без этой роли?
Перелом случился неожиданно. В самый обычный день.
Мне позвонила коллега. У неё развод. Говорит — хочешь, я заеду, поговорим?
Я хотела сказать: «Не сегодня, я сама еле держусь».
Но привычка сработала быстрее:
— Приезжай.
И вот мы сидим. Она плачет. Рассказывает, как устала, как не может больше быть сильной, как ей надоело, что все что-то ждут, а сама она опустошена...
И в какой-то момент я понимаю: это мои слова. Только сказала их она.
И я вдруг чувствую — меня трясёт. Физически.
Я ставлю чайник, поворачиваюсь к ней — и неожиданно говорю:
— Знаешь, а я... я тоже не могу больше.
И вдруг — срываюсь.
Слёзы, голос дрожит, руки дрожат.
Говорю, что устала. Что не вывожу. Мне никто не звонит просто так и я боюсь заболеть — потому что никто не придёт. Что я не справляюсь. Что мне больно.
Лена смотрит на меня с круглым лицом.
А потом... обнимает.
И говорит: — Наташ, прости. Я и правда... не видела. Думала, ты железная.
После того вечера с Леной что-то сдвинулось.
Нет, жизнь не поменялась в один день. Я всё ещё была «та самая Наташа». Всё ещё отвечала на звонки. Слушала. Помогала.
Но я начала учиться говорить главное слово: «нет».
— Мам, ты же сможешь завтра посидеть с внуками?
— Нет, я иду на массаж.
— Наташ, можно я заеду, у меня катастрофа?
— Сегодня — не могу. Давай завтра, ладно?
И сначала было страшно.
Внутри всё кричало:
«Ты предаёшь!»
«Они обидятся!»
«Ты больше не будешь нужной!»
А потом наступила тишина.
И эта тишина была... освобождающей.
Я впервые за долгое время просто легла на диван и... ничего не делала. Не слушала никого. Не думала, как спасти кого-то.
Просто была собой.
Потом были другие мелочи.
Я записалась на йогу для начинающих.
Я купила новый чайник — тот самый, дорогущий, что давно хотела.
Я сшила себе платье — не потому что «надо», а потому что красиво.
Я перестала откладывать «на потом» свои желания.
Я даже начала гулять одна. Просто выходила во двор и шла без цели. Иногда с книгой. Иногда с мыслями.
И однажды услышала, как соседка сказала кому-то по телефону: — Видела Наталью. Такая посветлевшая стала. Прямо изменилась.
И мне захотелось улыбнуться.
Люди остались. Кто-то поумнел. Кто-то удивился. Кто-то обиделся — и исчез.
Но знаете, что интересно?
Те, кто действительно рядом — остались. Даже когда я перестала быть «удобной».
Теперь, когда кто-то жалуется мне на жизнь, я слушаю. Но уже не забираю боль себе, не затягиваю в себя чужое как губка.
Я просто рядом. Без чрезмерного спасательства. Без надрыва.
Я научилась говорить:
— Это звучит тяжело. Я с тобой. Но позаботься о себе, хорошо?
А себе — я тоже говорю:
«Ты заслуживаешь, чтобы о тебе тоже заботились. И прежде всего — ты сама».
Недавно ко мне пришла внучка. Ей шесть лет. Смотрит и спрашивает: — Бабушка, а ты грустишь иногда?
Я подумала.
А потом сказала честно: — Раньше — часто. Потому что пыталась быть сильной всегда.
А теперь — грущу иногда. Но умею сама себя пожалеть. А если что — у меня есть чай, плед и любимая книжка.
Она улыбнулась и сказала: — Я тоже теперь умею. Я у тебя учусь.
И вот тогда я поняла: я всё делаю правильно.
А теперь хочу спросить вас, мои дорогие:
Были ли вы в роли «психолога для всех»?
Что помогло вам сказать: «А теперь — моя очередь»?
Легко ли вам быть не только сильной — но и живой?
Пишите. Очень хочу услышать ваши истории.
А если вы здесь впервые — добро пожаловать на «Читающую Лису».
Подписывайтесь на канал! Здесь мы говорим по душам. Без пафоса. По-настоящему.