Шагните в Шёнбрунн. Посмотрите на золото, лепнину, зеркала. Империя? Да. Слава? Конечно. А теперь представьте, что всё это — результат одного не очень романтичного брака. Потом ещё одного. Потом — десятков, но уже внутри семьи. Великая династия Габсбургов превратила любовь в стратегию, а потом — в ловушку. И всё закончилось там, где не ждёшь: в крови, в костях, в хромосомах.
Замок ястреба, план гения
Сначала была крепость. Радбот, средневековый феодал с амбициями, построил замок на скале и назвал его Габсбургом — «ястребиным». Громко, правда? И пошло-поехало. В 1273 году его потомок Рудольф стал королём Германии и сразу же показал, что в этой семье не принято довольствоваться малым: победил чешского короля и отжал себе Австрию. Больше они оттуда не уезжали.
Но главное — они почти не воевали. Зачем меч, если есть кольцо? Габсбурги расписывались за короны. Максимилиан I женился на Марии Бургундской и получил богатейшие земли Европы. Их девиз был изящен, как политический укол: «Bella gerunt alii, tu felix Austria nube» — «Пусть другие воюют, а ты, счастливая Австрия, женись».
Инцест как госстратегия
Вот только всё это слишком затянулось. Империя разрасталась, а рынок подходящих невест — нет. И началась игра в гены. Сначала женились на троюродных. Потом — на кузенах. Потом — на племянницах. Генеалогическое древо стало похоже на петельку, и где-то к XVI веку лицо Габсбургов поменялось буквально. Та самая «челюсть» — выдвинутая вперёд, тяжёлая, как судьба династии. Жевать и говорить с ней было трудно, но кто ж откажется от герба ради супа?
Карл V — император, великий правитель и человек, который не мог нормально сомкнуть рот. Но он был ещё цветочками. Ягодой стал Карл II Испанский — болезненный, бесплодный, с выражением лица, от которого хотелось отвернуться. Генетики взялись за его родословную и побледнели: более 80% браков за два столетия — между близкими родственниками. В семьях Габсбургов детская смертность доходила до 50%. Карл II стал последним в испанской линии. Он умер в 1700 году, и Европа разразилась Войной за испанское наследство. Кто не делил Габсбургов при жизни, стал делить после их смерти.
Не только челюстью едины
Но давайте честно: не всё у них сводилось к уродствам и кровосмешению. В этой генетической драме были свои светила. Мария Терезия — единственная женщина на троне, мать шестнадцати детей и архитектор реформ. Она встряхнула армию, поменяла школьную систему, и, увы, отправила дочь — Марию-Антуанетту — прямиком на французскую гильотину.
А был ещё Франц Иосиф I. Почти 70 лет на троне. Пережил убийство жены, самоубийство сына, крах всего мира, и всё равно держался — как будто одной волей держал империю за воротник. Но всё равно не удержал. В 1918 году, после Первой мировой, от империи остались только фасады. Пыль. Воспоминания.
Вывод — с ускользающим вкусом
Что осталось? Челюсть. Дворцы. Туристы. История, которую преподают как курьёз, а не как трагедию. Габсбурги победили всех врагов — кроме собственной логики. Строили империю на браках, а не на людях. И в какой-то момент перепутали «родство» с «вечностью».
Империи рушатся не от штурмов, а изнутри. От застоя, от страха нового, от попыток навечно сохранить фамильную картину мира. Иногда, чтобы остаться в живых, надо просто выйти из дома. Или хотя бы — жениться вне семьи.
