Несколько лет назад я прочла этот забавный рассказ, но не запомнила ни название, ни автора. И каждый год в горячую предновогоднюю пору, когда мы с дочкой носимся по разным представлениям, шоу, показательным выступлениям и спектаклям, я вспоминаю этот юмористический рассказ. В прошлом году Дзен, подслушав мои мысли, подсунул мне под нос видео с канала "Советское телевидение", где Рина Зеленая рассказывает эпизоды из рассказа.
А дальше я уже нашла автора и название: Виктор Ефимович Ардов «Письма к бабушке, или Светская жизнь Юрика Звягина». Кстати, в начале рассказа автор сделал посвящение Рине Зеленой.
Виктор Ардов (1900-1976) советский писатель-сатирик, сценарист, драматург и художник. Автор более 40 сборников юмористической прозы.
Дедушка актрисы Анны Ардовой, народной артистки России, наиболее известной ролями в шоу "Одна за всех".
В рассказе обыгрывается знакомая многим родителям ситуация, когда ребенок посещает огромное количество новогодних елок, что не всегда на него влияет благотворно. Произведения Виктора Ардова в настоящее время выпускаются в основном в сборниках вместе с рассказами других советских писателей-сатириков (Аркадий Аверченко, Тэффи).
Рассказ небольшой, помещу его полностью:
Дорогая бабушка! Я тебе редко пишу — почему? Потому что я еще не умею быстро писать. Я думаю скорее, а пишу медленнее и даже забываю вставлять разные буквы в слова, потому что я уже давно это слово придумал и сам думаю дальше, а еще его надо писать. Вон я тебе в том письме написал про нашу кошку, что она окотилась, — так: «кска». А мама меня ругала, что я пропустил «и», и хотела даже на меня жаловаться учительнице в школу, что мальчик во 2-м классе, а пишет «кска».
А теперь я буду писать часто, потому что у нас тут есть одна жиличка, тетя Валя, так она обещалась все записывать, что я тебе, бабушка, буду писать — то есть говорить. И она обещала своих слов не вставлять, а только выставлять, если я говорю ненужные.
Бабушка, а у нас теперь каникулы, и в школу не ходить, а на елки ходить. И будет елка для детей, где папа служит на заводе, и потом отдельно, — где мама служит в конторе. И отдельно — у нас в школе. И еще, наверное, будут елки у кого-нибудь: не где служат, а у знакомых ребят. От этого мне будет весело, и сейчас уже весело: я думаю про эти елки, и все время хочется пойти уши вымыть, как будто я сейчас пойду в театр, и немного чешется в животе в самом внутри. Мама про это говорит, что я волнуюсь.
А я вчера разбил графин, а он не разбился. Стала только одна маленькая трещина, но она не внизу, так что можно наливать очень много воды. Только во время, когда наливаешь в стакан, немного из оттуда капает, из трещинки. Целую тебя, бабушка, мама кланяется, а папы еще нет дома,
Юрик.
2
Бабушка, здравствуй! Ну вот я уже был на одной елке, где папа служит. Елка была хорошая, очень высокая, и Дед Мороз выше меня ростом — что я говорю, выше меня, — он даже выше тебя. И даже представляли куклы из такого ящика: волк, лиса, журавль и заяц, А заяц был хитрый, а волк хотел зажилить у зайца избу, а зайцу все звери помогли, а волк все хитрил, а заяц одолел,— и волка выгнали. Прямо настоящий пестакль был, как в театре.
Только потом двум мальчикам и одной девочке не хватило подарков-мешочков с конфетами и мандаринами. И они стали плакать. А глядя на них, еще разные дети стали плакать. Я не плакал, но мне тоже стало скучно, и я стал думать разные вещи, как я думаю, когда ложусь спать. Я только стал думать: из чего у живых, взаправдашних собак сделаны носы — из кожи или из клеенки? Если из клеенки, почему носы такие шершавые? А если из кожи, почему так блестят?
Потом все-таки тех трех ребят успокоили, оборвали для них с елки три игрушки, все поиграли еще немного, и елка кончилась. Но все-таки вышло поздно, и я приехал домой, когда я уже давно сплю всегда.
Дома у нас все ничего. Во дворе горка у нас раньше была фиговая, а теперь — ничего, можно кататься. Папа мне подарил такого деревянного человечка, если дернуть за веревочку, он танцует руками и ногами. Но я уже веревочку оборвал. Теперь этот человечек только годится в шоферы в мой грузовик, а дергаться не может. И в танк не годится, не влезает — танк у меня маленький. Папа тебе кланяется, а мама не кланяется: ее нету дома.
Юрик.
3
Ну вот, была еще одна елка, где мама служит. Елка была выше, чем на папиной службе, а Дед Мороз — поменьше. Подарков хватило на всех, даже по три, по четыре мешочка давали. Зато двух девочек и одного мальчика тошнило: они объелись; они взяли себе много мешочков и все съели. А я не объелся, потому что у меня мама отняла четыре мешочка и сказала, что это я съем дома. И я, верно, с тех пор уже все ем, ем, а еще один мешочек цельный. Только папе и маме я дал по мандарину и тете Вале за то, что она за меня пишет то, что я пишу тебе. Бабушка, а горка во дворе подтаяла и опять стала фиговая. Ну, пока.
Юрик.
4
Бабушка, я тебе прошлый раз не написал, что тебе кланяются лапа и мама, а они кланялись. И сегодня они кланяются, я уж лучше сразу скажу, а то потом забуду.
Бабушка, я был на елке в школе у нас. Елка была хорошая. Деда Мороза почти не было. То есть один наш ученик из 8-го класса оделся было как Дед Мороз, но сейчас же снял с себя все, потому что дедовское-морозовское платье, оказывается, очень потное: он весь намокнул, как в ванне, и все снял, и сам пришел смотреть концерт весь еще мокрый. А концерт делали не артисты, а тоже наши ребята. Из нашего класса Витя Потапов читал стихи про Китай, что у нас лучше. Только он сбился. Надо было сказать: «И правят там не мандарины, а кули…» А Витя забыл, кто правит. Только помнил, что что-то вкусное — мандарины. И Витя сказал:
— Там правят не апельсины, а кули!..
Нам это так понравилось, что нас просили быть потише.
Подарки были, но никого не тошнило.
Бабушка, тебе кланяются папа и мама. Хотя чего это я? Они ведь уже кланялись в начале письма. Горка на дворе поправилась. Я ничего не разбил, не сломал уже очень давно.
Юрик.
5
Бабушка, я опять был на елке. И не в школе, и не у ребят, а на посторонней елке. У папиной тети есть дочка, она давно уже тетя сама, но детей у нее нет. А на службе у нее тоже была елка, так эта тетина тетя взяла меня туда, чтобы елка зря не пропадала. Я уже забыл, какая елка где была выше. Но в общем у тетиной тети на службе елка тоже была на ять. И Дед Мороз на ять. И подарки. Ребята на этой елке не ссорились, а поссорились взрослые. Потому что там подарки были не мандарины, а игрушки (мне дали парашют в коробочке и книгу про «Белеет парус»). А когда их давали — игрушки-то, одна мама стала ссориться. У этой мамы ребенок был маленький, он почти не умеет ходить, и ему дали погремушку. А мама стала требовать, чтобы ей дали не погремушку, а хоть самокат, потому что он на подшипниках-шариках. И кричала, что погремушка — это гроши, а самокат — не гроши. Такая глупая! Погремушка — это погремушка, а гроши еще неизвестно, что такое. Это мама кричала, пока ее ребенок тоже не заплакал, а потом она сама заплакала, и еще две тети заплакали, которые выдавали игрушки и которым эта мама сказала, что они хотят зажилить самокат.
А ребята все смеялись, когда три таких больших тети плакали и ругались. Один мальчик все время кричал на них:
— Куси, куси!
И я тоже хотел кричать «куси, куси!», но тетина тетя — тетя Катя, с которой я пришел, — мне не велела. Я только успел им нос показать, которые ругались.
Домой пришли поздно. Я дома тоже плакал, не помню уже, чего. Мама сказала, что от усталости. Ну, пока, бабушка.
Юрик.
6
Бабушка, а я опять был на елке, честное слово! У Танечки Вириной, это у нас дома. Елка была меньше, чем на службе у тетиной тети — тети Кати. А другие елки я уже позабыл.
Дед Мороз был такой маленький, что даже висел на самой елке. Подарки были опять из еды: из сладкого. А интересного было только то, что подрались. Сейчас скажу, кто с кем.
Это уже после елки. Стали играть в войну. И никто не хотел быть фашистом. И японцем никто не хотел быть. Я тоже сразу сказал:
— Я не японец, я русский…
А маленький Петя спросил свою маму:
— Мама, я тоже русский или еще кто?
Мама ему сказала, что он тоже русский. Но его все-таки назначили в фашисты. Он стал плакать, опять пришла его мама, он тогда подумал, что она за. него защитится, и ударил Володю Чувелева. Володя стал плакать. Прибежали еще взрослые, стали ему говорить;
— Ничего, до свадьбы заживет. А Володя кричал:
— Не заживет, врете!..
Но потом все-таки успели поиграть в войну.
Дома я опять плакал и опять не знаю чего.
Да! Бабушка, я тебе опять забыл тот раз сказать, что папа и мама кланяются. Так ты уж считай, что они всегда кланяются. Как я пишу, так они кланяются. Ну, все.
Юрик.
7
Бабушка, я опять ведь был на елке: у Коли Гусева. Это мой товарищ по классу. У него были сразу елка и день рождения. Я ему тоже принес подарок: мыло, которое еловая шишка, и потом другое мыло, как заяц.
Я принес и сказал:
— Закрой глаза, я тебе сейчас подарю одну вещь, только ты ею не мойся!
А взрослые почему-то стали смеяться. И Коля закричал:
— Знаю: мыло, мыло.
У Коли тоже было хорошо. Там был один мальчик, подстриженный налысо, так он говорит с буквой «ч». Он говорит: «Я живу на Чверской», «Чише, чише, поезд может упасть!», «Чвердое яблоко…».
Мы все очень завидовали этому мальчику. Мы пробовали так говорить, как он, но не выходит. Два раза скажешь правильно, а потом опять говоришь с буквою «т»…
У Гусевых целых три кошки: одна — Машка, другая — не Машка, а третья — черная.
И потом с елки упала свеча — со всем: с огнем и с каплями. И попала на одну девочку. Девочка испугалась, а потом ничего, играла, как все, и кричала:
— Кто меня поймает, того я буду чья!..
Дома я никак не мог заснуть, и мама больше не велела мне ходить на елки. Меня звали к Ирочке Клименковой на елку, но я не пошел. Катаюсь на дворе. Горка стала совсем большой.
Юрик.
8
Милая бабушка! Ты, наверное, очень удивишься, только я опять чуть-чуть не попал на елку. Уж мама всем по телефону говорила, что меня ни на какие елки не пускают, а тут вдруг приходят из нашего управдома и говорят:
— Давайте одевайте вашего ребенка к нам в красный уголок на елку.
Мама стала за меня защищаться и не велела меня одевать. А они говорят:
— Что вам жалко одолжить вашего ребенка на час? Деньги у нас истрачены, елка стоит, как дура, а детей нет… Одевайте, одевайте вашу девочку. Не срывайте нам культурную работу.
Мама тогда рассердилась и объяснила им, что я не -девочка, а мальчик, а что они не культурные работники, а голые тяпы или еще кто-то. И они ушли с ничем. А меня мама стала целовать и объяснила, что нельзя класть такую перенагрузку на моем неокрепшем организме. Она думала, что мне жалко этой елки, а мне уже не жалко, мне елки даже во сне надоели: заладили сниться каждую ночь.
Мама мне сейчас говорит, чтобы я не забыл тебе написать, что она тебе кланяется и папа кланяется. Но я сказал, что я тебе велел всегда считать, что они кланяются. Ну, до свиданья, бабушка. Приезжай к нам, я тебе покажу парашют, если только он останется целым, когда ты приедешь.
Юрик
