Конференция католических епископов США отложила принятие документа, посвящённого пастырской работе с коренными народами, опасаясь, что извинения за политику Церкви в прошлом вызовут вал судебных исков. Извиняться за грехи отцов стало рискованным делом — и стоит разобраться, почему.
В XIX веке (и частично в ХХ) правительство США (как и Канады) проводило политику, направленную на принудительную ассимиляцию коренных жителей в «белую» культуру. Такая ассимиляция считалась несомненным благодеянием.
Организаторы всего процесса верили, что выводят людей из каменного века — в современную цивилизацию, из невежества — к знаниям, из мрака примитивных суеверий — к свету истинной веры. И вообще превращают несчастных и опасных дикарей в полезных граждан современного общества.
Важной частью этих усилий были школы-интернаты, в том числе католические, для детей из коренных семей.
В наши дни, однако, всё это получило совсем другую оценку — высокомерные колонизаторы уничтожали уникальную местную культуру, разбивали семьи, отрывали несчастных детей от их корней. Проблемы, которые коренные общины переживают сейчас — алкоголизм, распад семей и тому подобное, восходят, как утверждается, именно к тому времени. Разгневанные активисты, выступающие от их имени, требуют извинений и компенсаций.
На этом фоне американские епископы уже было собирались извиниться — в проекте документа были фразы вроде: «Церковь признаёт, что она сыграла свою роль в травме, пережитой коренными детьми» , но в итоге его принятие было отложено. Проблема в том, что извинения приносят пользу и работают на восстановление отношений только внутри определённой культуры — а эта культура разваливается на глазах и замещается другой.
В определённой культуре человек, который извиняется, поступает хорошо и похвально. Он отказывается от высокомерия, проявляет уважение к другим и волю к миру. В ссоре между близкими людьми первой извиняется та сторона, которая больше дорожит отношениями — не обязательно та, которая больше виновата.
Что не менее важно, моральная обязанность искать примирения лежит, прежде всего, на том, кто занимает более высокое положение и претендует на более высокую миссию. В этой системе взглядов пастырь, учитель, руководитель должен первым извиняться за свои ошибки, показывая людям добрый пример.
Извинения тут — акт доверия, на который принято отвечать ответными извинениями («и ты меня прости») и выходом на новый уровень общности: мы знаем друг про друга, что мы не идеальны, но мы принимаем друг друга. Ошибки и недостатки другого — это вовсе не повод его пнуть. Мы вообще договорились друг друга не пинать.
Такой образ действий опирается (осознанно или нет) на Апостольское возвещение: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас» (Еф.4:31,32).
Культура прощения и примирения побуждает людей извиняться и за грехи, в которых они лично не виноваты, за «грехи отцов», за то, что совершили их предки или предшественники.
Это явление, не чуждое и нашей истории.
В своё время царь Алексей Михайлович принес публичное покаяние за убийство святителя Филиппа, совершённое по приказу его предшественника, Ивана Грозного: « …Молю тебя… чтобы разрешить согрешение прадеда нашего, царя и великаго князя Иоанна, нанесенное тебе неразсудно завистию и неудержанною яростию… И сего ради преклоняю царский свой сан за онаго, пред тобою согрешившаго, да оставишь его прегрешение своим к нам пришествием… »
Но царь Алексей Михайлович говорил о конкретном грехе конкретного лица; в наши дни люди каются от лица огромных коллективов — религиозных общин или даже «белой расы» в целом.
В этом русле находятся и извинения Католической церкви за различные события в её прошлом — такие как инквизиция или крестовые походы. Не было бы ничего необычного и в том, чтобы извиниться и за участие в политике ассимиляции — но тут оказывается, что контекст очень сильно изменился, и извинения больше не ведут к примирению.
Общественная атмосфера постепенно стала другой, и христианский взгляд (мы все грешники и нуждаемся в прощении) сменился на неомарксистский — мир чётко делится на «угнетённых» и «угнетателей». Первые всегда правы и находятся на правильной стороне истории, вторые всегда неправы. Любые проблемы «угнетённых» — это вина угнетателей. Если, например, представитель «угнетённых» тяжело пьёт или избивает жену — виноват в этом не он, а «угнетатели».
Любое преимущество есть результат угнетения; если вы больше зарабатываете, сделали карьеру и живёте в лучших условиях — то это всегда за счет ограбления «угнетённых».
Призывать «угнетённых» усердно учиться, работать, пробиваться в жизни — значит коварно отвлекать их от подлинных причин их бед — «угнетателей». К тому же это бессмысленно — «системный расизм» и другие формы скрытой дискриминации всё равно не дадут им подняться. Какое-то примирение здесь невозможно в принципе; возможна только победа «угнетённых».
Парадоксальная реакция западного студенчества на ближневосточный конфликт, когда (вопреки собственным правительствам) учащиеся и нередко профессора оказываются на стороне палестинцев, вызвана именно этим марксистским подходом — всегда надо быть на стороне угнетённых.
В этом контексте коренные жители американского континента — это, очевидно, «угнетённые», а христианская цивилизация в целом и Католическая Церковь особенно — это «угнетатели».
Если «угнетатели» извиняются — это, конечно, хорошо, но лишь тем, что подтверждает уже сложившуюся картину мира. Они, угнетатели, не сделали нам, угнетённым, ничего кроме зла, если они живут лучше, то потому, что ограбили нас, и эта несправедливость должна быть исправлена. Извинениями они не отделаются.
Этот пафос предъявления исторических обид и непримиримой борьбы от имени «угнетённых» уже очень заметно расшатывает англоязычный мир. У нас на фоне конфликта с Западом может появиться соблазн поддержать это явление.
Но это как ковид — вирус не знает государственных границ.
Ментальные вирусы тоже могут поражать самые разные общества, и Россия тут никак не является заведомо неуязвимой. О нашей стране уже достаточно открыто говорят как о «последней колониальной империи», которую надо «деколонизировать». У нас есть причины не приветствовать всю эту идеологию — которая, укрепившись на Западе, может легко перекинуться к нам.