Ночью Арише стало хуже, и ее перевели в реанимацию. Врачи серьезно опасались уже не только за здоровье, но и за жизнь девочки. Разумеется, между собой обсуждали, что, мол, наверняка, это мать с собутыльниками избила ребенка и что «бог все видит» и их «наказал». При этом на всякий случай крестились и шептали: «Прости, господи!», - видимо, чтобы бог не обиделся.
Сан Саныч постоянно звонил и справлялся о ее состоянии, ближе к ночи даже приехал и умолял впустить его в реанимацию, но ему отказали: не положено, да и нет смысла – девочка не приходит в себя. Этот чудаковатый ученый, всю жизнь проведший среди книг, музейных экспонатов и далеких экспедиций, никогда не имел семьи и до сих пор не знал, что значит тревожиться за ребенка. Но на этот раз он не сомкнул глаз всю ночь, беспрерывно курил, то и дело хватаясь за телефон. Потом… его своеобразное мышление «не от мира сего» подсказало ему сумасшедшую идею. Будь он «обычный», или как говорят, «нормальный» человек, пусть даже очень умный, ему никогда не пришло бы в голову ничего подобного. Но он не был обычным. Потративший тридцать с лишним лет на изучение культуры народов Севера, знавший о шаманизме едва ли не больше самих шаманов, он никогда не верил в их связь с потусторонним миром, объясняя все чудеса внушением и самовнушением. Но ему вспомнилось, как Ариша вызвала пургу и как он сам эту пургу остановил. «Эх, была не была», - пронеслось у него в голове. Дома у ученого, пожалуй, был почти такой же музей, как и на работе. Ему ничего не стоило подобрать все те ритуальные предметы, которые, как он знал, должны использовать шаманы для исцеления больного. Правда, сама больная была не рядом с ним, а в больнице. Но в это время он был немножко сумасшедшим – и начал шаманить. Попытался следовать ритуалу, потом, махнул рукой – какой уж там из него шаман! – и положился на собственное воображение.
- Ариша, ты меня слышишь? – обратился он к девочке, вызвав в своем воображении ее образ. Он надеялся, верил и одновременно чувствовал себя полным дураком.
В реанимационной палате городской больницы ребенок, метавшийся в бреду, вдруг притих. В ее смятенное сознание, наполненное хаосом боли и кошмарных видений, вдруг ворвалось: «Ариша, ты меня слышишь?» На нее смотрел шаман, тот самый, который говорил с ней в музее, только голос был намного ласковее и добрее.
- Это ты, дедушка?! - обрадовалась было Ариша, но мгновенная радость сменилась волной отчаяния. – Ты зачем принес в жертву мою маму? Я этого не хотела! Зачем?!!!
На другом конце города, в своей комнате директор музея вздрогнул, совершенно ясно услышав ее вопрос. «Так вот в чем дело!» - озарила его догадка.
- Ариша, шаманы не приносят людей в жертву! – как можно убедительнее сказал он ей.
- Ты же спросил: какова моя жертва, а я тут подумала о маме. Только не нарочно, просто… Ну, ты же знаешь, что произошло. Я была зла на нее. Но не собиралась жертвовать мамой, честное слово! – она тихо и горестно заплакала.
Сан Саныч был в таком состоянии лихорадочного подъема и одновременно какой-то мистической просветленности, что сумел сопоставить цепь событий и почти мгновенно найти верный ответ:
- Ариша, твоя мама и это ее собу… этот мужчина - они умерли раньше, чем ты пришла в музей. Ты никак не могла принести их в жертву. Никому не дано поворачивать время вспять и менять события прошлого, даже шаману. Ты ни в чем не виновата. Понимаешь?! Поверь мне: ТЫ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТА!!!
Ариша поверила. Слезу продолжали струиться по ее лицу, но теперь в ее душе не было вины и отчаяния. Ей очень хотелось обнять своего «дедушку»-шамана, прижаться к нему и долго плакать у него на плече. И Сан Саныч плакал сам, как ребенок, не зная, как дотянуться до нее и утешить. Девочка приподнялась на кровати и протянула вперед руки. Сан Саныч тоже протянул к ней руки, прижал к себе, и она уткнулась в его плечо и долго рыдала от всего своего чистого, настрадавшегося детского сердца, а он обнимал ее, гладил по голове и шептал слова утешения. А потом она тихо заснула с чувством глубокого облегчения - тем целительным сном, который несет выздоровление душе и телу.
Сан Саныч встряхнул головой, возвращаясь к реальности. И снова позвонил дежурному врачу в реанимацию. Тот поворчал, но все же сходил и проведал девочку: она спала на удивление спокойно, причем именно спала, а не была в болезненном забытьи. О чем он удивленно и сообщил настойчивому директору музея, не дающему уже который раз подремать хотя бы десять минут, притулившись на кушетке.
Сан Саныч положил трубку и закурил. Он решил не позволять себе обдумывать произошедшее, а просто принять его как данность. Он боялся своими сомнениями разрушить то НЕЧТО, в которое он вошел сейчас какой-то частью своей души и от которого, вполне возможно, зависела жизнь Ариши. Выкурив пару сигарет подряд, он позвонил Лере. Валерия Львовна спала (напомню, была ночь) и ответила не сразу.
- Алло, Саша? Что случилось? Ты на часы смотрел?
Сан Саныч сказал ей, что девочке стало лучше. Потом спросил:
- Что с ней теперь будет?
-Что-что? Пойдет в приют, а потом к нам, в детский дом. Вариантов нет. Слушай, Сашка, давай обсудим все это завтра днем? Ты мне внука разбудишь!
У Леры был внук. От сына. А сын, как прекрасно знал Сан Саныч, был от Ивана, нынешнего священника местной церкви. Только в то время, когда Лера, еще студенткой, совершила эту «ошибку молодости», Иван еще не ушел с головой в религию и был обычным студентом исторического факультета московского университета. Как и Лера. Как и Сан Саныч – в то время просто Сашка. Когда-то, еще в школе, они все втроем мечтали стать историками и сделать множество великих открытий, которые произведут переворот не только в науке, но и в мировой истории, и просветленное человечество устремится прямиком в светлое завтра))) Договорились поехать все вместе в Москву и поступить в МГУ на истфак. Сказано-сделано, какой бы труднодостижимой ни казалась им цель и как ни пугали их родители тем, что якобы невозможно простому смертному поступить туда «без блата» (мои ровесники поймут). Но они были молодыми и дерзкими. Верили в себя. И немножко - в чудо. И поступили все трое с первого раза.
Сашка любил Леру, любил романтично и чисто. А Лера любила Ивана, и тоже романтично. Только как-то уж слишком доверчиво и опрометчиво. Когда родила ребенка, вся романтика закончилась: оказалось, что Иван вовсе не собирается жениться – у него были иные планы. Ее родители тогда пришли дочери на помощь, забрали ребенка к себе, чтобы она не бросила учебу. Но ее это не утешило, она тосковала, металась и рыдала у Саши на плече из-за Ивана. Сашка попытался поговорить с ним, даже раскричался и чуть было не дал ему пощечину, но решил, что уж очень пафосно получается. Просто пожал плечами и ушел. Однако дружить перестал. А вот с Лерой у него дружба сохранилась, сохранилась даже любовь е ней, но какая-то уже другая, с привкусом разочарования и жалости. Он даже надумал «благородно» сделать Лере предложение, но все никак не мог себя заставить. Целыми ночами, куря одну сигарету за другой, пытался он убедить себя, что должен, просто обязан так поступить. Однако что-то в его душе противилось, и он откладывал свой «благородный» поступок на потом, при этом чуть не ненавидел себя за «малодушие». Романтический ореол, который он нарисовал в своем воображении вокруг Леры, развеялся, к тому же он не чувствовал он уверенности, что сможет полюбить ее сына, который будет напоминать о ее близких отношениях с другим мужчиной. Да и долг перед Лерой был тут какой-то надуманный, книжный, что ли. Саша помучился - и махнул рукой, разрешив себе более не испытывать по ночам «мильон терзаний». Ну а Иван погрузился в богословие, даже собирался уйти в монастырь – замаливать грехи. Эх, хотел было Сашка ему сказать, что лучшим искуплением его греха было бы честно жениться на Лере. Но не сказал: понял, что бесполезно. В монастырь Иван, в конце концов, так и не ушел, а поступил в духовную семинарию. Все трое в итоге вернулись в родной город: Лера – сразу после истфака, Сашка – после аспирантуры, а Иван – по окончании духовной семинарии, женившись (исключительно ради того, чтобы получить приход) на тихой, некрасивой, но любящей и преданной ему девушке. И все бы ничего, но детей у них с женой так и не случилось. А ходить в гости к Лере и поддерживать отношения с сыном он посчитал небезопасным для своей репутации духовного пастыря. Только наблюдал со стороны, как сын рос, как взрослел, как женился и сам стал отцом. И потихоньку начал отец Иван прикладываться к бутылке – разумеется, тайно от прихожан, но ведь шила в мешке не утаишь, особенно в маленьком городе. А там и 90-е нагрянули, и никому до его не вполне подобающего поведения уже не стало дела, кругом творились дела и похуже.
Лера же вначале преподавала историю в школе, потом поработала чиновником в системе образования, и, в конце концов, осела на должности директора детского дома. Она так и не вышла замуж, продолжая, несмотря ни на что, испытывать безответное и безнадежное чувство к Ивану.
Ну а Сашка погрузился в науку. Огромная часть экспозиции музея была собрана его силами и зачастую его руками; для чего он с некоторым даже фанатизмом ездил по всему Северу, не боясь самых отдаленных уголков, куда трудновато добраться даже «на оленях утром ранним» (мои сверстники помнят эту песню). Его любовь к Лере не исчезла, а ушла в глубины его души, где уже не горела факелом, а теплилась маленьким волшебным фонариком.
Так и существовал годами и десятилетиями этот «любовный треугольник» - со школьной скамьи до седых волос. Ну, а мечты о спасении мира и грядущем светлом завтра как-то сами собой потускнели, отступили и постепенно превратились в далекие трогательные воспоминания на тему «как молоды мы были»)
И вот теперь Сан Саныч разбудил Валерию среди ночи - ради девочки, о существовании которой еще день назад не подозревал. Лера не поняла его чувств: Ариша была для нее всего лишь одной из сотен несчастных детей, прошедших через ее руки. Подобных трагедий она видела не одну и не две, бывали ужасы и пострашней, и она привыкла делать свое дело без особых эмоций, просто как нужную и важную работу.
Наутро медперсонал реанимации с изумлением обнаружил Аришу, бродящую между койками. Она ласково разговаривала с больными детками, гладила по головам, заботливо подавала воды и произносила при этом самодельные заклинания, прося духов исцелить детей от болезней. Ее отправили в кровать, осмотрели, удивились столь быстрому улучшению, но решили пока оставить у себя и понаблюдать за ее состоянием еще хотя бы сутки. За эти сутки в реанимационном отделении, чудо следовало за чудом: все детки волшебным образом пошли на поправку. Врачи не уставали удивляться и даже признались друг другу, что с трудом удерживаются, чтобы не оставить у себя Аришу еще на несколько дней. Особенно доктора, да и медсестры из коренных народов: те вообще не скрывали убеждения, что Ариша владеет связью с миром духов. На Севере, надо сказать, до сих пор сильна вера в шаманизм, несмотря на 21 век, среднее и высшее образование и массовое распространение православие. Одно другому не мешает))) Как говорит моя дочка Ксюша (полудолганка-полунганасанка), «одно дело христианство, а шаманизм – это совсем другое»)) Вот так-то!)
Аришу, в конце концов, перевели в общую палату. Сан Саныч приходил к ней каждый день с полными пакетами угощений. Узнав, что у нее никогда не было игрушек, принес большого плюшевого медведя – к вящей радости лежавших в той же палате малышей, тискавших этого мишку с утра до вечера. Потом накупил всяких заколочек и резиночек для волос с блестками, бантиками и сердечками. Ариша радовалась таким сокровищам, которые до сих пор видела лишь у других детей. После выписки ее отвезли сразу в приют. Сан Саныч уговорил Валерию Львовну вместе с ним проводить девочку в казенное учреждение, призванное на полгода стать ее домом. Валерия по старой дружбе пошла ему навстречу, хотя, как уже было сказано, видела в Арише лишь одну из сотен сирот. Полгода полагалось ей провести в приюте, пока сотрудники органов опеки будут пытаться найти хоть кого-то из родственников, кто согласился бы взять ее в свою семью. Так делали в случае с каждым ребенком. Ну, а если это не удавалось, ребенок попадал в детдом. Где очень быстро привыкал к особому статусу «детдомовский», что, по сути, означает «ничей, никому не нужный». И пусть в сегодняшнем детском доме ребята живут в тепле и чистоте, сыты и присмотрены, регулярно ходят в школу, в кружки и секции. Их одевают, обувают, устраивают праздники и водят в кино и на экскурсии. Но самоощущение «детдомовского», не имеющего семьи ребенка пронизывает всю их жизнь, более или менее замаскировываясь под вполне естественные психологические защиты. Дети верят, что их родители «скоро бросят пить», «скоро приедут их навестить», «скоро их заберут». Мои сыновья Сережа и Антон (бывшие детдомовцы) недавно рассказали мне, как однажды ребята из младшей группы просто собрались на первом этаже, убежденные, что именно сегодня, сейчас все их родители придут и заберут их, - и так сидели на скамеечках долго-долго в своем святом ожидании…
Так вот, приехав вместе с Сан Санычем за Аришей, Валерия Львовна выразила надежду, что найдутся родственники, которые ее заберут. И была очень удивлена, когда девочка твердо заявила, что хочет в детский дом – она собиралась выполнить свое обещание, данное старому шаману в музее. Так и произошло: те ее родственники, кто сам пил, не могли стать опекунами, а те, которые считались вполне благополучными, не хотели брать ответственность за «чужого» ребенка.
Арища горевала по маме. Казенное учреждение в этом смысле имеет своеобразное «отупляющее» воздействие на душу осиротевшего ребенка: в окружении таких же одиноких, брошенных детей, безо всякой поддержки и утешения со стороны взрослых (на слезы и метания новенького там реагируют обычно так: привыкнет – успокоится), горе маленького человека как бы «притупляется», если не сказать «отупляется» - уходит в глубину души, где под внешним мнимым спокойствием ребенка превращается в зияющую пустоту, куда будут пропадать отныне радость жизни и душевные силы маленького человека.
Ну вот – ой! – взялась писать сказку, а пишу какой-то мрачный памфлет на тему социального сиротства((( Просто, проработав всю жизнь школьным психологом, а значит, имея дело прежде всего с детьми из неблагополучной среды, воспитывая пять усыновленных после такого ада детей, поневоле вникаешь в те подробности и детали, которые скрыты, как правило, от общественного сознания. Люди смотрят всякие передачи на тему «Дети ждут», жалеют, сопереживают и при этом совершенно упускают из вида, что подавляющее большинство этих деток так и не дождутся. А главное: большинство полагают: раз в детском доме дети имеют одежду, еду игрушки, весь необходимый уход – то им там «хорошо». Но ребенку в принципе не может быть хорошо без родительской любви, а именно этого они и лишены. У сотрудников детдомов есть своя личная жизнь, свои семьи, свои дети. Детский дом – их работа, не более того. Моя Ксюша рассказывала, как к ним в детдом пришла на работу добрая-предобрая воспитательница; так вот Ксюша как-то попросила ее шарф, закуталась в него и заснула, как бы согретая кусочком ее доброты. Воспитательница поработала и уволилась. И все. Проблеск доброты закончился.
Ладно, пора переходить к сказке. Итак, Ариша выполнила свой «жертвенный обет» - попала в детский дом. Возвышенная душа девочки видела теперь свое предназначение в помощи другим людям. в идеале – всем людям на свете. Ей нужны были ритуальные принадлежности шамана. В первую очередь – бубен.
Хочу подчеркнуть, дорогие читатели, что Ариша знала о шаманах лишь из детских книг, дополненных ее фантазией. В ее представлении следовало, увешавшись амулетами, бить в бубен у костра. Поэтому она решила сходить к Сан Санычу и попросить у него на время, с возвратом, кое-что из виденных ею в кабинете у директора предметов. Ее не очень-то хотели впускать в помещение администрации, но наша Ариша не знала преград и так громко спорила, что директор открыл дверь на этот шум, увидел девочку и радостно пригласил ее к себе. Они разговаривали долго, так долго, что заместительница Сан Саныча из любопытства несколько раз приоткрывала дверь – посмотреть, что там происходит. А директор поил девочку чаем с печеньем и суетился вокруг нее так, как будто встретил родного человека, которого давно не видел и которому несказанно рад. Он не просто охотно отдал Арише бубен и амулеты (это была его личная коллекция, не принадлежащая музею), но и широким жестом обвел свою богатую библиотеку.
- Ариша, бери любые нужные тебе книги и читай. Они, правда, взрослые. Но ты умная девочка, а я помогу тебе подобрать то, что нужно. И вообще, приходи почаще…Нет, прямо завтра приходи. Я подготовлю тебе подборку по истории нашего края. Или ты хочешь изучить ритуалы шаманов? Это трудно, я сразу скажу, сделать по книгам – тут нужно общение с настоящим шаманом. Причем новый шаман долго обучается у старого, там много тонкостей в каждом ритуале… ты понимаешь?
Ариша как-то слишком пристально смотрела на него, он даже смутился под ее взглядом.
- А сколько Вам лет, Сан Саныч? – вдруг спросила она.
- Да много уже, детка, за 50. Вот видишь, уже седина в голове. В дедушки тебе гожусь, - он улыбнулся. - А почему ты спрашиваешь?
Ариша задумалась. Потом вздохнула, решилась – и выложила Сан Санычу все про общение с дедушкой-шаманом то ли наяву, то ли во сне, и про то, что шаман тот был очень похож на Сан Саныча.
Директор музея смутился. Говорить или не говорить девочке, как он, образованный человек, ученый-материалист, колдовал над бубном? Но Ариша каким-то волшебством сама все поняла и расцвела:
-Так значит, это была правда! Вы научите меня шаманить?
Он покачал головой и попытался вернуть ее к реальности, но ее сознание уже вышло за обычные пределы, а в запредельном мире директор музея вполне мог быть одновременно и Великим шаманом. Она стала то и дело приходить сюда к концу рабочего дня, а потом он устраивал ей великолепные лекции-экскурсии по музею. Он подбирал Арише книги на самые разные темы, рассказывал не только об истории края и этнографии, но и обо всем на свете, что знал. Она завороженно слушала, открывая для себя новый мир, разительно непохожий на тот, в котором она жила с детства. Он приглашал ее в гости и поил чаем с конфетами и пирожными, которые казались ей даже вкуснее, чем в доме у Дины и Нины). Он расспрашивал о ее делах в школе, о жизни с Агафьей, сострадал ее горю и вместе с тем открывал завораживающие пути в светлое будущее, где она могла стать ученым, сделать много чудесных открытий и повидать весь мир. Она слушала все это с таким же увлечением, как если бы он раскрывал ей тайны шаманского искусства. Им было интересно друг с другом, они оба обладали светлым умом и страстью к познанию.
А в приюте Ариша творила свои чудеса: нашла пустую подсобку и по вечерам приглашала то одного, то другого ребенка, мечтавшего попасть в семью к родственникам; там она комлала, как умела, вся увешенная амулетами, стуча в бубен возле зажженной свечи. И чудо свершалось – родственники приезжали и забирали ребенка из приюта. Постепенно и взрослые (правда, тайком) начали обращаться к ней со своими проблемами. Наполовину по наитию, наполовину руководствуясь литературой по шаманизму, полученной у Сан Саныча, Ариша все шире разворачивала свою шаманскую «практику». Только по какому-то глубокому внутреннему убеждению никогда не пыталась помочь самой себе. Это было ее табу, ее жертва, которая, по Аришиному мнению, и давала ей силу.
Близился срок перевода ее в детский дом. И тут в гости к Валерии Львовне явился Сан Саныч с вопросом: может ли он взять Аришу под опеку, а еще лучше – удочерить.
- Сашка, я рада, когда дети находят семью, - искренне ответила Валерия. – Но никто, никакая опека не отдаст девочку-подростка одинокому мужчине.
Сан Саныч вскинулся:
- Неужели кто-то может подумать, что я…
- Не подумают. Все тебя знают. Но все равно не отдадут.
Оба молчали. Валерия приготовила кофе. Пока она доставала чашки и конфеты, вбежал ее внук, мальчуган лет 10, и начал без спроса хватать сладости и рассовывать себе по карманам. Если сына ей помогали растить ее родители и воспитали, в общем-то неплохим человеком, то теперь их не было на свете, и одинокая женщина обрушила на внука столько нерастраченной любви, что разбаловала его до безобразия. Появляясь у бабушки на работе – в детском доме, он бессовестно дразнил детей, хвастливо показывая то свой очередной дорогой гаджет, то дорогую обновку, прекрасно понимая, что ничего подобного у них нет и никогда не будет. Сан Саныч раздраженно посмотрел на невоспитанного мальчишку, мешавшего трудному разговору.
- Так значит, не дадут? – переспросил он. – А нельзя ли что-то придумать?
Валерия покачала головой. Супружеской паре девочку могут отдать, одинокой женщине – тоже. А вот одинокому мужчине – нет, не дадут. Сан Саныч нахмурился и уставился в пол. Шальная мысль пришла ему в голову. А что, если…
- Лера, а может ты.. мы…ну, в общем… может быть, мы с тобой распишемся? Ну, хотя бы фиктивно…
Лера горько усмехнулась:
- Вот ты бы тогда, в студенчестве мне это предложил. Думаешь, я не видела, как ты за мной ходишь и не решаешься. Не захотел чужого ребенка воспитывать, я понимаю.
- Лера…
Она отмахнулась:
- Ладно, это все в прошлом. Да и не согласилась бы я тогда, ты же из жалости, из чувства долга тогда хотел мне предложение сделать. Не спорь, я все знаю. А сейчас… Понимаешь, Сашка, это ты холостяк, а у меня сын, внук. Налаженные отношения в семье. Не хочу я все это как-то менять, не хочу рисковать отношениями с сыном и с невесткой ради…
- Ради чужого ребенка, - подсказал Сан Саныч с горькой иронией.
- Пойми, Саша, я делаю для таких детей, что могу. Наш детский дом на хорошем счету. Вот, пол отремонтировали, наконец. Фасад покрасили, а то страшно было смотреть. Даже ноутбуки собираюсь купить: детям нужно развиваться.
- Развиваться, говоришь! Да Арише не ноутбук нужен, а фундаментальная библиотека МГУ. Ей нужно учиться, она необыкновенно одаренная девочка. Я дал бы ей прекрасное образование, послал бы в Москву учиться! Лера, помоги мне…ей… помоги мне помочь Арише!
Лера хмуро молчала. Разговор так и окончился ничем. Вскоре Ариша была переведена в детский дом, где продолжала свою «шаманскую практику», окруженная интересом, любопытством и… некоторым отчуждением. Она была не такая, как все – и не просто потому, что творила чудеса своим бубном, но и потому, что была, как бы это сказать? каким-то очень духовным, одухотворенным человеком, - а такие люди в любом возрасте слишком сильно отличаются от общей массы. Она прекрасно училась, все свободное время проводила за книгами и часто виделась с Сан Санычем, к чему все уже привыкли, считая его кем-то вроде Аришиного наставника. Сан Саныч между тем ходил по инстанциям, звонил и писал во все возможные места, пытаясь добиться разрешения взять Аришу. Девочке он этого не рассказывал, не желая тревожить ее душу призрачной надеждой, которая может никогда не сбыться.
(Продолжение следует)
Елена Бекетова
