ЛАРИСА ПОЗЕНА
Глава вторая. Из книги: Долгая беседа подходит к концу или новая Шахерезада, Екатеринбург, 2021, Ридеро; стихи: Розена Л.В. "Как Божий мир красив", Воронеж, Ц.Ч.К.И. 1999; Екатеринбург, 2021, Ридеро; Проза.ру https://proza.ru/2023/11/29/1341
(Беседа двух приятелей по телефону - продолжение)
-Добрый вечер, Татьяна. Как самочувствие, настроение?
-Спасибо, всё нормально.
-Так куда мы двинемся сегодня с Вами?
-В древний Рим. Вы видели когда-нибудь картину Карла Брюллова – «Последний день Помпеи» в Третьяковской галерее? Нет? Ну, так слушайте. Семнадцатилетний Анатолий Демидов, сын посла во Флоренции, прогуливался в окрестностях Неаполя с великим русским художником Карлом Брюлловым (1799-1852г.г.). Тому в то время было двадцать восемь лет. Они только что посетили развалины древней Помпеи и находились под сильным впечатлением: улицы, дома, утварь, сохранявшиеся семнадцать веков, отпечатки тел, людей, застигнутых смертью. Всё повлияло на художника, и он поделился своим замыслом о будущей картине, которую хотел бы нарисовать. Демидов, младший в знаменитом роду уральских заводчиков, тоже обладал богатым воображением, но и деньгами. Он сразу предложил Брюллову заказ на будущую картину. Этот человек был яркой личностью. Женился на племяннице Наполеона, принцессе Матильде, купил маленькое княжество Сан-Донато недалеко от Флоренции, титуловался князем. Занимался благотворительностью. А ведь род его вёл начало от тульского голоштанного оружейника времён Петра первого.
Карл Брюллов, изящный белокурый, немного глуховатый от полученной в детстве отцовской пощёчины, рисовал с такой легкостью, как обычные люди дышат. Начал в детстве учить рисованию его отец. В десять лет он поступил в Академию художеств. Все восхищались великолепной кистью Карлуши, он рисовал только красивых, молодых, и ни за какие деньги - уродливых, старых. Но вернёмся к его картине «Последний день Помпеи». Он написал её за год. Однако, подготовительные работы осуществлялись в течение пяти лет. Разбуженный Везувий выбрасывает из кратера раскалённую лаву, и она заливает весь город. Бегут перепуганные люди. Давят друг друга, а за ними смерть. В итоге, почти никто не спасается. А много лет спустя археологи стали раскапывать город Помпеи, пострадавший от извержения вулкана: дворцы патрициев, жилища бедных людей, общественные здания. В одном из палаццо нашли настенные фрески. По рассказам очевидцев, они недолго сохранялись. А ранее на них было следующее. Девушка в ожидании возлюбленного. Она находится в широком золотом круге, украшенном по краям соцветиями роз. В центре бьёт фонтан. На ней полупрозрачная короткая туника, вдалеке видны арфистки. Дева - вся порыв, вдохновение - самозабвенно танцует. Приходит ожидаемый гость. Она выходит из круга, зажигает факелы и садится за маленький столик со своим другом. Рядом с изображениями начертаны стихи:
Я любила, под звук кифар и танцы прекрасных танцовщиц,
Любить тебя, Гладиатор.
Я любила, когда вино бушевало в бокале,
И не кончалась его пена в нём.
Ты, богатый Гладиатор, сегодня жив,
А завтра – нет, подливал мне вино в бокал,
А я пила, и плясала вместе с прекрасными танцовщицами.
А когда уставала, тушила факелы,
И под звуки кифары начинала петь тебе,
О. доблестный! И скольким я пела?
Я была дорогой женщиной.
Ножкой, затянутой в атлас,
Попирала я ваши деньги, которые кучами складывали вы
У моего изножия.
Но ты, смелый и молодой Гладиатор,
Ты не принёс мне ничего, кроме своих восхищения
И страсти, и я была твоей до утра, словно девственница.
Всё было для тебя:
И аромат алоэ, и лаванды,
И звон бубенцов на руках рабынь,
И мои песни, и стихи, что сочиняла я, играя на кифаре.
А потом – нежность и ласки
Юного и прекрасного полубога.
А наутро – смерть, мой милый Гладиатор.
С тех пор я попираю своей туфелькой,
Затянутой в атлас, веселье и танцы.
И жду, может, будет чудо, и ты
Снова придёшь к моему изножию.
Чтобы понять, о чём идёт речь, перенесёмся воображением в древние Помпеи. В городе находятся белокаменные дворцы с великолепными мозаиками, терракотовыми масками, сосудами, вазами различных эпох. Кругом фонтаны, бассейны, загородные виллы со статуями, сады. Улицы обрамлены колоннадой. В городе имеются гимнасии, где занимаются физическими упражнениями и военными играми. Многое поражает взгляд: роскошь и лохмотья, неверие и набожность. Храмы языческим богам и притоны. Изящные, нарядные дамы в носилках в сопровождении слуг на улицах, и жалкие оборванные нищие попрошайки у крытых рынков. Термы с бассейнами, горячей, холодной водой, цветными настенными фресками, для патрициев; грязь и парша для бедных. Днём - ослепительное сияние солнца, а ночью – уличных фонарей. Население - патриции, рабы и свободные. И вот некая Лидия в семидесятых годах первого века, в детстве жившая в Сиракузах, покинула отчий дом, и осела, в городе - сказке, благоухающем ненасытными желаниями и страстями одних, скромной жизнью других, и страхом третьих. Уйдя ребёнком из обеспеченной знатной семьи, она попала сначала в Афины, и там, за неимением прибежища, куска хлеба, стала гетерой. Желая поменять место жительства, переехала в Помпеи. Гетера Лидия заняла тут прочное положение, отличаясь поразительной красотой, образованностью, роскошью, причудами. О её благотворительности ходили легенды. Когда она жила в Афинах, там произошёл пожар. Выгорела большая часть города. Случайно оказавшись среди погорельцев, слуги проносили носилки с Лидией мимо, она услышала стоны и жалобы несчастных людей. Столкнувшись с человеческим горем, она прислала префекту города пожертвование на восстановление погоревших жилищ. Большая сумма, подаренная ею, восхитила жителей. И когда ей пришлось уезжать в Помпеи, городской претор Афин выдал ей удостостоверение, подтверждающее личность Лидии и социальное положение. Гетеры в Афинах занимали почётное место, были подругами патрициев и известных людей. Имели уважение, богатство, могли выйти удачно замуж. В то время ещё существовали большие привилегии, данные императором Нероном населению Греции. Так как в древнем Риме, в отличие от Греции, статуса гетеры не существовало, Лидия оказалась там на привилегированном положении. Местные же куртизанки ограничивались строгими условиями, не имели права пользоваться льготами патрициев, свободных людей. Им дозволялось носить только определенную униформу указанных цветов (жёлтые туники и красные сандалии), не требовалось быть образованными. Таким образом, эти женщины ставились на своё «место». Но римляне, как и греки, любили богатых, талантливых, умных людей. Лидия жила там, не меняя своих старых привычек. Пышность и преклонение окружали гетеру. От её стихов, умных бесед, музыкальных представлений приходили в восторг писатели и философы. Знатные поклонники не жалели денег, чтобы добиться её благосклонности. Но всё было безуспешно. Другом восхитительной Лидии в Помпеях стал сам префект. Он окружил её вниманием, подарил огромное палаццо. Парадный вход его представлял собой широкую длинную мраморную лестницу с мраморными стенами, с двумя крытыми арками и целой анфиладой комнат, украшенных мозаикой и произведениями искусства античных мастеров. За дворцом – сад, окруженный мраморной оградой. Вечерами дом наполнялся нежными звуками лютни, арфы и восточными благовониями. Иногда она уединялась одна для чтения или сочинения стихов. Временами сама играла на арфе, желая развеяться, отдохнуть. Порой была неиссякаема на веселье, шутки и юмор. По ночам под стенами дворца раздавалось пение влюбленных кавалеров. Она выходила на балкон и с улыбкой слушала их, иногда вспоминая свои афинские приключения. Там её жизнь была разнообразней, насыщенней всякими причудами и приключениями, подчас опасными для жизни.
Как-то в Афинах приятели затянули её на вакханалию – праздник языческого бога вина Дионисия - Вакха. Она не любила дикие, шумные веселья и никогда в них не участвовала. Но тут её настойчиво уговаривали:
-Милая Лидия, посмотри на этих семейных матрон. Замотаны обязанностями перед супругом, детьми, домашним хозяйством, как рабыни. Но когда наступает этот праздник, всё бросают, убегают в леса и веселятся, забыв обо всём на свете. А ты, по сравнению с ними, вольная птица. Они не боятся, ты же боишься. Знаешь, как они бегают по лесу, надев на себя звериную шкуру, а на голову венок из цветов. В руках держат тирсы, палки обмотанные виноградом или хмелем, и такое вытворяют, о! Они дома закабалены, и им, бедным, мало достаётся внимания от мужей. Поэтому здесь раскованы, и после уже ничего не желают до новых вылазок.
-И мне в таком виде бегать? Но зачем? Я не ищу ничего, мне никто не нужен.
-Ну, просто посмотришь, только надень хотя бы венок на голову и возьми тирсы в руки. Не пожалеешь, отдохнёшь, расслабишься. Если не захочешь идти, когда тебя будут куда-то звать, треснешь тирсами по голове пристающих. Вакханалия не терпит насилия.
Ей не очень верилось, что замужние женщины из домашних, превращаются в диких вакханок и бегают по лесу в поисках приключений. Но когда всё увидела сама, испугалась и оробела. Кто-то из веселящихся мужчин схватил её в охапку, уговаривая не бояться. Она стукнула насильника не тирсами, а ногой и побежала вглубь леса. Её стали преследовать. Тогда она, словно серна, быстро взобралась на дерево. И успокоилась – оттуда не достанут. Вдруг около дерева появился другой ряженый, стал манить её к себе, уговаривая спрыгнуть вниз. Но она вскарабкалась ещё выше. Вскоре мужчины со смехом и криками побежали за другими вакханками, забыв о ней. Лидия слезла с дерева и, прячась в густом кустарнике, заспешила домой. Кустарник кончился. Надо было перебежать через миртовую рощицу и она - почти дома. Но, не успев опомниться, оказалась в руках незнакомых людей. Они схватили её, связали ноги, руки, заткнули рот кляпом, бросили в повозку, быстро умчав в неизвестном направлении.
Ехали долго, наконец, остановились где-то в глуши, сняли с повозки, бросив в подвал ветхого строения. Там её стали запугивать и требовать, чтобы всё своё имущество она подарила этим людям. В случае неповиновения грозили пытками и смертью. Но она стойко терпела и отказывалась. Слишком высокой ценой платила она за всё нажитое. Необыкновенная красота, перед которой никто не мог устоять, и большое богатство спасли пленницу. Охранявший её стражник, влюбился в неё без памяти. Поняв это, она пообещала ему за помощь большой выкуп. Он решился. Выбрав момент, когда никого не было вокруг, они вместе бежали.
Попав домой, Лидия сполна расплатилась с помощником. Но когда он начал домогаться её любви, она рассмеялась, вознегодовала, прочитав ему своё стихотворение:
Если б знать тебе ночью чёрной,
Если б знать, хоть стыдливым утром:
К деве, вакханке той черноокой,
Не прикасаться рукою жадною.
Дева та, словно кипрское сладкое,
Коль пригубил, то забудешь былое ты,
Вечным рабом её или данником
Будешь пока она косы горячие,
Словно желанья твои ненасытные,
Будет влачить по земле.
Стихи давали понять, что собеседник не воспитан, неучтив, с ним неинтересно. Но он настойчиво стоял на своём. Тогда, вызвав стражу, она приказала прогнать его. Напуганная Лидия дала себе обет: больше никогда не посещать такие увеселения. Тем более, каким способом развлечься, она находила и у себя дома, постоянно занимаясь самообразованием. На досуге в Афинах она читала разнообразную литературу, отдавая предпочтение таким классикам, как Гомер, Овидий, Софокл, Еврипид, Эсхил. От скуки, иногда, со своими прислужницами она любила давать театрализованные представления по пьесам Софокла и Эсхила. В спектаклях использовались белые полумаски, цветные декорации, светлые длинные хитоны, сандалии, к коим прикручивались толстенные подошвы - платформы. Благодаря чему артисты казались внушительнее, грандиознее обычных людей. Эффект от представления усиливался. Этим подчёркивалось, что на сцене происходит нечто значимое и великое, возносящееся над мелкими страстями обывателей. Трагедии всемирного масштаба! Таким способом увеличивался эффект донесения слов автора до сердец слушателей. Слово было не только посеяно в почву, но и ухожено. Иногда же она устраивала музыкальные представления: кто-то играл на арфе, а она читала свои стихи или пела под лютню.
Но ко всей образованности, она оставалась женщиной: кокетливой, любящей наряды, изысканные вещи. Ела на серебряной посуде, пила из золотых кубков, используя античные краснофигурные и чёрнофигурные древнегреческие пелики, амфоры, ритоны. Иногда она уставала от пустоты своего существования, желая переменить обстановку, развеяться. Тогда приказывала подвезти себя к морю, украсить триеру и пускалась в весёлое путешествие, под звуки кифар и песни прислужниц. Её часто сравнивали с гетерой Таис Афинской. Та тоже была красива, образована, оригинальна, неистощима на выдумки. Её любил сам Александр Македонский. В триста тридцатом году до новой эры он захватил столицу Персии – Персеполь и, с подачей своей возлюбленной Таис, сжёг её дотла. Не приревновала ли она Македонского к его персидским женам? А возможно, услышав об этом, много позже Нерон тоже захотел полюбоваться пожаром в Риме и поджёг его? Лидия, напротив, не была ревнивой, никогда бы никого не уговорила сжечь целый город, чтоб насладиться пожаром. Она была жалостливой, доброй. Ей казалось, смысл жизни не в не пустых развлечениях, а в чём-то более значимом. Но понять - в чём, она не могла, жила, как получалось, как жили другие. Временами, поэтому, она грустила – душа металась, просила большего. Поплакав от неудовлетворённости, начинала вновь веселиться, не находя себя там, где безуспешно искала.
Своей взбалмошностью, гетера невольно разоряла состоятельные семейства Помпей. Она ни у кого ничего не просила, не хотела ни с кем знакомиться. Желая, обратить на себя её внимание, отцы семейств добровольно швыряли деньги к её ногам. И чадо одного патриция, обедневшего из-за неё, и умершего со стыда и горя, вознамерилось отомстить Лидии. Следовало проникнуть в её дворец, влюбить в себя и разорить. Но гетера, увидев молодость и красоту пришельца, сдалась на его милость, умоляя её навещать. Она старалась очаровать его пением, утонченной беседой, игрой на арфе, изысканными яствами. Прощаясь с гостем, опустила в карман его верхней одежды тяжелый, увесистый кошелек с золотом. Молодой человек назвался Антонием. Он понял, что его желание начинает сбываться. И однажды попав к ней в дом, стал его завсегдатаем. Лидия покинула префекта, полюбив молодого Антония. Они вдвоём удалялись в её загородные сады и парки. Лидия выбивалась из сил, желая угодить красавцу. Но он был холоден и бесстрастен. Как-то один безумец, влюбленный в Лидию, выследив их на загородной вилле, бросился с ножом на Антония, ранив его в плечо. Подбежавшая стража связала дерзкого глупца. Раненый упал на землю, истекая кровью. Лидия бросилась помогать ему, расстегнула ворот его одежды, разрывая тунику. И тут она увидела нежную девственную грудь молодой девушки. Антоний оказался девой. Лидия тотчас удалила присутствующих и, плача, начала расспрашивать девицу, почему она приняла вид юноши. Чем вызван весь этот маскарад? Дева честно призналась ей в том, что хотела отомстить за погибшего, обесчещенного отца, разорившегося из-за неё. Рана была перевязана, девица успокоилась, Лидия тоже.
Во избежание дальнейшего бесчестья, она оставила юное создание во дворце. Дабы той не было скучно, хозяйка вновь развлекала её игрой на арфе, чтением стихов, философскими беседами. В ответ, на старание заставить её говорить, та молчала, замкнувшись в себе. На заданные вопросы, не отвечала. Но на четвертый день заботливого отношения заговорила:
-Я была единственной дочерью сенатора. Моя мать умерла ещё при родах. Отец воспитывал меня сам, не женился. Но вот в Помпеи приехала ты, и начался конец света. Он с ума сошел из-за тебя. Теперь я понимаю, перед тобой не устоять. Ты разишь наповал. Кроме отца у меня никого не было – ни брата, ни сестры Он решил выдать меня замуж. Боялся – вдруг с ним что-то случится, - я останусь одна. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня обручили с Клавдием, телохранителем императора. Но постыдная смерть отца всё разрушила. Имя его было опозорено, свадьба не состоялась. Я поняла: если ты будешь и дальше оставаться в этом городе, погибнет лучшая часть населения. Кровь родителя вопияла к отмщению. Я решила тебя разорить, чтоб с позором изгнать из Помпей.
-Как зовут тебя, юное создание?
-Олимпия, - отвечала та взволнованно, увидев слёзы на глазах Лидии. «Да она не совсем погибшая, просто взбалмошная, не понимает, что сотворяет! Надо ей помочь вырваться из ада, куда она попала по неопытности, молодости, может, нищете».
Гетера прониклась жалостью к судьбе девушки: «О, у неё может сломаться жизнь, как некогда у меня! Ведь нищая и убогая, она никому не нужна, бедняжка». Лидия самоотверженно ухаживала за раненой, пока та не поправилась. Но Олимпия не теряла время зря. Будучи тайной христианкой, девушка ненавязчиво наставляла добрую хозяйку на путь истинный, рассказывая о новом вероисповедании – христианстве. Суть его – любить Господа больше всего на свете, ведь Он отдал жизнь за всех людей, взяв наши грехи на себя, спасая от гибели. И ещё надо любить друг друга. Поэтому необходимо становиться чище, лучше, не грешить, помогать бедным и несчастным.
Лидия растеряно слушала Олимпию, то бледнея, то краснея, и вдруг, не выдержав, разрыдалась, закрыв лицо руками.
-Почему Вы плачете?
-А ты разве не понимаешь? Мне трудно говорить сейчас с тобой об этом. О, какая я несчастная!
-Не плачьте, хотите любить нашего Спасителя и быть христианкой? Вы можете очиститься. Начнёте вести праведную жизнь с покаянием, и Господь простит, примет в Свои объятия.
-Так мне можно тоже стать христианкой, присоединиться к Вам? И у меня появится смысл, который я тщетно пыталась найти?
-Можно, почему же нет? Я во всём Вам помогу.
Прошло немного времени, и они подружились, полюбив, друг друга, как сёстры. Наконец Олимпия совершенно оправилась от раны и собралась уезжать домой. Лидия предложила ей в подарок богатые наряды, дорогие украшенья, золото. Но Олимпия от всего отказалась и тоже расплакалась.
-Ну а ты теперь почему плачешь?
-Прости меня, но мне кажется, на всём этом кровь моего отца!
-О-о-о! – закричала Лидия, - Ты тоже прости, прости меня!
Но, смущённая и растерянная, она, всё-таки, ухитрилась незаметно подбросить подруге полновесный кошелёк. Ведь ей, бедняжке, надо было на что-то жить!
Когда приятельница уехала, Лидия задумалась: «Неужели я когда-нибудь смогу смыть позор всей моей жизни? Лучше смерть, чем такая бездумная, позорная жизнь, которую я веду. Нет, нет, я хочу жить, и хочу очиститься!». Видимо, во все времена, если открывались у человека глаза на его падение, начинался покаянный плач о греховности. Сев как-то в саду и устремив взор в сторону Сиракуз, она задумалась. Надо было всё осмыслить, взвесить, привести в порядок. Нелегко было у неё на душе. Лидия начала вспоминать своё детство. Отец её, богатый патриций, погиб, когда ей исполнилось только четыре года. Её мать, Евтихия, имела греческие корни. Город Сиракузы вначале принадлежал эллинам. А после его захвата Римом превратился в колонию. Евтихия горевала недолго и вышла снова замуж. Но отчим возненавидел девочку, запирал за провинности в подвал, лишал обеда, рвал одежду, бил, пользуясь частым недомоганием матери. И, наконец, когда она, немного, подросла, стал склонять к разврату. Как-то, увидев её, купающейся в бассейне, он прыгнул в воду, сжал, пытаясь изнасиловать. От неожиданности и страха, она, закричала, отчаянно вырываясь. Сбежались слуги, прохожие. Один нырнул в воду, ударил отчима по голове, вытащил еле дышащую девочку и стал приводить в чувство. Другой человек тоже бросился в бассейн, где избил негодяя до полусмерти. Напуганный, ребёнок долго болел. Поправившись, девочка поняла – дома ей жить нельзя и надумала убежать подальше с бродячими артистами, дававшими представление в городе. Так и оказалась она в Афинах. Голодная, не знающая куда податься, она стала просить еду на большом рынке.
Неожиданно к ней подошёл мужчина средних лет. Впиваясь маслеными глазами в щуплое тело ребёнка, потянул за собой. Но она, испугавшись этого маньяка, стала отчаянно сопротивляться и кричать на весь базар. Сбежавшиеся со всех сторон люди, вырвали её из его рук. Одна из женщин, стоявшая в толпе, взяла девочку за руку, успокоила, привела к себе, накормила, а утром отвела в школу гетер. Ей заплатили хорошие деньги, а девчушку оставили, переодели во всё новенькое, чистое. Там её учили музыке, танцам, пению, чтению, письму, стихосложению, философии, как вести себя в обществе учёных мужей. Надо было научиться искусству, быть спутницей мужчины. Дабы он мог развлекаться приятной беседой, песнями, танцами и стихами в обществе красивой женщины, на которую тратил немалые средства. Гетеры, обычно, становились богатыми, пользовались уважением. Там же, в школе, ей дали новое имя – Лидия. Но в детстве её звали Еленой. Научившись всему, что дала школа, Лидия покинула её. Она жила так, как получалось, как могла, забывая прошлое. Но вот пришлось задуматься и всё подытожить. Она вспомнила старую мать, которую бросил отчим, своего друга детства Антония. Может, она увлеклась мнимым «Антонием», потому что всю жизнь любила его одного? На память пришёл случай из детства. Они вместе из озорства и романтики любили лазить по чужим садам. Дома была неблагополучная обстановка, в экстриме же обо всём забывалось. Да и какие ребятишки не стараются чуть-чуть поразвлечься сами, если взрослые не уделяют им должного внимания? Однажды она повела своего друга в сад, принадлежащий их друзьям. Слуги пробудились от лая собак, и погнались за ними. Бедные дети еле унесли ноги. Они понимали, если их поймают, будут опозорены их семьи и они сами. Древние греки говорили: «Плох не тот, кто воровал, а тот, кто попался». Безобидные шалости были их бесшабашным развлечением.
Вечерами, когда в доме все засыпали, они оба незаметно выскальзывали во дворик, прятались где-нибудь невдалеке, в укромном местечке, и мечтали о будущем. Он хотел быть воином, она – поэтессой. Её стихи уже тогда ему нравились. Он приходил от них в восторг и говорил:
-Ты будешь важной матроной, но я завоюю твою любовь своими подвигами на поле брани.
Она смеялась и отвечала:
-Тони, ты шутишь? Какая я матрона! Ну, может, такая, как мама?
-Нет, более красивая, умная и образованная. Ведь женщины редко сочиняют стихи. Я знаю только несчастную Сафо, жившую на острове Лесбос и плакавшую от неразделённой любви.
-Ну, мы ещё не выросли, мне до настоящей матроны далеко. Смешной ты у меня! Расскажи лучше об этих звёздах, что смотрят на нас с небес. Иногда мне кажется, я встану на цыпочки, подтянусь, протяну руку, и дотронусь до них – они смотрятся такими загадочными, близкими! Почему они видны только ночью?
Вдохновляясь, мальчуган с удовольствием отвечал на её вопросы и фантазировал, сколько хватало воображения. Это происходило давно, но не изгладилось из памяти, не забылось. И она послала ему письмо в Сиракузы. Всё, описав, спрашивала, если он свободен, согласен ли быть, как прежде ей другом и помощником. Она хочет вернуться к старушке матери, купить усадьбу в уединённом месте и вести скромную, тихую жизнь. Она будет ждать своего друга детства, чтобы помог перебраться в Сиракузы. Ей надо реализовать недвижимость, одна она этого сделать не сможет. И тогда она покроет все ошибки своей жизни раскаянием о прошлом, заботой о старой матери. С замиранием сердца ждала она отклик от Антония. Вскоре он ответил ей с нарочным, что любит её, как сестру и друга по детским шалостям, свободен, до сих пор не женат. Если она согласна, хочет находиться с ней рядом, окружить её теплом и заботой. Можно уже сейчас начать приискивать большой загородный дом, где она сможет жить, и где можно будет, соединив часть её и его средств, открыть бесплатную философскую школу для юношества, как они мечтали ранее. Скоро он приедет, поможет уладить все деловые вопросы, связанные с продажей имущества. А её мама, хоть постарела, держится молодцом, ждёт возвращения дочки, желает быстрее её обнять.
Лидия порадовалась письму. Знала, друг не подведёт. Её заботила только судьба Олимпии. Она понимала, что им обеим будет плохо друг без друга. Она-то едет к друзьям, а подруга остаётся одна, без поддержки, во враждебном окружении. Но и этот мучительный вопрос решился сам собой. Набравшись смелости, Лидия спросила её, поедет ли она с ней? Подруга обрадовалась, согласилась. Счастливая Лидия стала спешить со сборами. Ей помогала Олимпия. Но однажды она напомнила Лидии о желании стать христианкой:
-Пора, моя дорогая, иначе мы можем не успеть до отъезда. Теперь всё зависит от приезда твоего друга.
-Верно. Но я очень боюсь. Мне стыдно, страшно, что меня не примут ни священник, ни община.
-Этот страх не от Бога. Положись на Его волю и будем бесстрашно идти к намеченной цели.
И как-то вечером, покрыв головы покрывалом, и плотно закутавшись в них, они, достигнув окраины города, спустились в катакомбы. Тогда было великое гонение на христиан и люди принимали крещение тайно, не афишируя свою веру. У Лидии от темноты и страха замерло сердце. Пройдя несколько поворотов, они вошли в большой зал. Там в стену был вделан горящий факел, освещавший присутствовавших. Олимпия подвела подругу к священнику, попросив принять её в христианскую общину. Так началось перерождение Лидии.
За сборами к отъезду время летело быстро. Но вот дела сделаны. Подруги устали и решили немного развеяться, съездить в Рим, посмотреть на строительство огромного амфитеатра Колизея и реставрацию, сгоревшего ранее, Капитолия. Олимпия обещала подруге, что покажет ей знаменитую и самую древнюю в Римской империи Аппиевую дорогу. «Построена она была давным-давно. Ведь римляне строили и прекрасные акведуки по всей Европе, и прекрасные дороги. Эта дорога знаменита не только своей самой большой протяжённостью и удобством, но по ней ступали ноги Самого Господа нашего Иисуса Христа! Предание гласит, когда Петр убегал из Рима от императора Нерона, расправлявшегося с христианами, на Аппиевой дороге он увидел Иисуса Христа, нёсшего на себе деревянный крест. Апостол Петр удивлённо спросил у Него: «Куда Ты собрался, Господи?». Господь ответил: «Спешу в Рим, чтобы стать второй раз распятым!». Ученик понял, вернулся назад и был сам распят Нероном вниз головой. Там есть ещё катакомбный храм, где находится камень с отпечатками ступней Самого Господа. Там же хоронили и мучеников за веру. Представляешь, что это такое? И как интересно побывать там!».
Олимпия, ко всем своим положительным качествам, была ещё прекрасным возничим. Колесница у неё была лёгкая, и они вместе отправились в путь. Подъезжая к Риму, они оставили колесницу на стоянке у стены, поручив сторожу её сохранность. В город нельзя было днём въезжать на транспорте, во избежание пробок, создающих заторы на дороге. И в этот момент они попали на глаза самому императору Веспасиану, проезжавшему в повозке, и наблюдавшему за строительством. Он был удивлён, что две прекрасные девы передвигаются по Риму не в носилках со слугами, а одни, при помощи колесницы, ловко управляемой одной из них: «Ну и времена нынче настали, барышни ведут себя не как девицы, а как амазонки, или опытные воины!», подумал он ворчливо, забывая свою лихую молодость. Когда Лидия повернулась в его сторону, он замер, глаза загорелись чудным блеском. Губы сжались, он напрягся, хрустнул пальцами рук. Словно сияние нежной зарницы, обожгло его. Эта женщина показалась ему такой красивой, что ему стало трудно дышать. Белое, как мрамор, лицо, вьющиеся длинные густые волосы каштанового цвета, глаза – лазурь в безоблачную погоду. А в них необыкновенные чистота и невинность, словно они говорят: «Я уже там, где небожители, а ты где?». Тот, кто смотрел на неё, был поражён, словно зрел нечто возвышенное. И сразу думал: «Где я, где? Но только не на земле, с её грязью и приземлённостью». Однако улыбка у неё была немного лукавая, вероятно, как у истинной женщины. Повозка остановилась. Веспасиан задохнулся от противоречивых желаний: скомкать, её красоту, выпить до дна. И в то же время беречь, бояться прикоснуться пальцем. «Какое оригинальное выражение лица, глаз, будто у Психеи, очаровавшей проказника амура. Но улыбка – а-я-яй! Так бы и взял всё это себе на память, спрятав глубоко в сердце», - думал он, изумляясь. Хлопнув в ладоши, подозвал слугу и велел передать прекрасной матроне записку.
Подруги застыли по приказу слуги, Лидии передали письмо. Она удивлённо взяла его, прочитала и обмерла. Лицо её побледнело. Веспасиан умолял её, приказывал прийти к нему на свидание на виллу его друга в Помпеи. «Как он узнал, откуда я? Ах, да мы сами об этом сказали охраннику колесницы!». Когда она дочитала всё до конца, лицо её превратилось в пунцовое. Волосы растрепались, лоб покрылся испариной. Она была раздавлена таким предложением. Олимпия испугалась за неё:
-Что-то случилось, дорогая?
-Да-да, случилось! Милая, мы поворачиваем назад, в Помпеи. Мне срочно надо посоветоваться с тобой! Быстрей, ждать нельзя! Быстрее!
-Вот так прогулялись! Показала я тебе все примечательности Рима… Ну да ладно, что делать, вернёмся назад! Не волнуйся!
Дома, рассказав кое-что подруге, она попросила у неё совета. Но Олимпия торопливо ответила:
-Скорее к священнику, скорее!
Когда же они попали к нему, он тоже растерялся и произнёс:
-Дочь моя, здесь ничего нельзя придумать и изменить. Тебе придётся принять приглашение, иначе – смерть. С тобой не посчитаются. В Тибре находят много утопленников.
-Лучше смерть, чем насилие!
-Не спеши, мы все будем за тебя молиться - день и ночь. Вся наша община. Предай себя в руки Божии, успокойся, молись.
Наступил вечер назначенного дня, когда надо было явиться на свидание. Как горько и больно было ей сознавать, что придётся вновь стать той, кем она не желала уже быть. « О. Боже, спаси! » - шептала она пересохшими губами.
В загородном доме всё было приготовлено для приёма гостьи и увеселительной беседы. Лидия еле перевела дух, и села на низкое седалище из слоновой кости перед невысокой яшмовой столешницей. Веспасиан уже ждал её. Она взяла себя в руки, улыбнулась, началась лёгкая, непринуждённая беседа, которую слегка поддерживал император. Он, когда-то командовавший римской армией, был солдатом, воякой, но не философом и оратором. Только сила и удачный момент помогли ему пробиться к власти. И вот теперь он, всемогущий, сидит с самой великолепной женщиной империи и почти не знает о чём с ней говорить. Он сконфужен, пасует перед её красноречием, утончённостью. Император, знавший стольких красивых женщин, как мальчишка растерялся перед ней!
Лидия, будто прочитав его мысли, стала рассказывать о себе. Она патрицианка. Отец её, известный воин, погиб в бою. Род их прославлен, но по воле судьбы и обстоятельств, ей пришлось покинуть отчий дом после гибели отца.
-Может Вы знали его? Вы ведь тоже когда-то славились своей воинской доблестью.
Он сидел, не шелохнувшись, слушая её внимательно, и бледнея с каждым её словом. Потом задумался и ответил:
-Знал. Вместе когда-то делили последний кусок хлеба, глоток вина, вместе брали штурмом восставшие города и прекрасных женщин. Вся наша молодость прошла с ним рука об руку. Да, дорогой побратим и товарищ погиб у меня на глазах, - Веспасиан умолк. Он пожирал её глазами. Этот момент он заключит в своём сердце, как самый яркий и удивительный. Она была женщиной, с которой не могла сравниться ни одна римская патрицианка, и он понимал, что она никогда не будет ему принадлежать. Она - дочь его друга, побратима, олимпийские «боги» накажут его за такое святотатство. «Ну, хорошо, тогда насмотрюсь на неё вволю, в этом ничего постыдного нет».
Когда Лидия закончила говорить, он приказал ей сбросить верхнюю одежду и облачиться в коротенькую полупрозрачную тунику. В ней она выглядела молоденькой неискушённой девочкой, испуганной, трепещущей от страха. Он сел напротив, глядя на неё. Настала глухая ночь. Слуги зажгли факелы и покинули их. Она сидела, он смотрел. Она заиндевела, её била лихорадка. Он смотрел и плакал. Она замерла, боясь пошевелиться, сделать лишнее движение. У неё уже и сердце почти не билось от ужаса. «Как страшна любовь маньяка. Что же ему надо от меня? Ужасно, когда старики пытаются любить, особенно такие, как этот», - думалось ей. Наконец он ожил и приказал ей танцевать. Лидия, распрямилась, встала в центр большого круга, в середине которого бил фонтан, а по краям он был украшен серебряными соцветиями роз, и поплыла по нему Ледой. Она казалась оттуда недосягаемой мечтой. Танец был почти воздушным, будто не женщина, а сама Терпсихора танцевала перед ним. Он стал сдавленно вздыхать. После попросил почитать стихи. Она устала: сначала сидела, не двигаясь, затем танцевала, еле живая от ужаса. «О, как я боюсь этого непонятного человека! Ну, подожди, я тебе такое прочитаю, что забудешь думать о любовных утехах навсегда! И перестанешь мучить женщин!». И, уже не владея собой, она выпалила на одном дыхании:
-Стихи? Да я уже изнемогаю от страха. Не понимаю, зачем я тут? А Вы, - человек или ходячая мумия? Если я нужна Вам, - я здесь, но если нет, отпустите. Вы же издеваетесь надо мной! У меня сил нет больше!
-О, - взревел Веспасиан, - вот ты какая! – потом, опомнившись, добавил уже тише и спокойней, - Дурёха, да я не могу до тебя дотронуться. Ты дочь моего покойного друга и брата. Я мог бы сейчас расцеловать все твои пальчики на руках и ногах, но я тогда не совладею с собой.
Лидия замерла. «Конец, смерть, - роилось в голове, - Недаром сказал скифский мудрец Анахарсис, – Беда голове от языка». Но он, увидев её испуганной, рассмеялся, погладил по голове, ущипнул за запястье и произнёс:
-Что ж, ты выиграла, крепость выдержала осаду. Но я не смогу жить, не лицезря твою умопомрачительную красоту. Ты – Елена, из-за которой некогда разгорелась троянская война, прекрасна и таинственна, распутна и целомудренна. О, ты непростая женщина. Есть в тебе что-то, рождающее мечту, вдохновляющее писать стихи, слагать песни. И в тоже время любить и нежить. Но не суждено. И я не хочу больше тебя мучить, глупышка.
Елена от волнения ничего не понимала. «Откуда он узнал моё настоящее имя? Мне дали его в детстве. Ах, да это же сравнение».
-Я сейчас призову художника. Он посмотрит на тебя и запечатлеет на стене твой образ. Смотри, чтоб парень не сошёл с ума от твоих чар. Я же каждый день буду зреть свою тайную симпатию во всей её ослепительности. Дитя моё, я обеспечу твоё будущее. Знаю, ты скажешь: «Не надо, у меня всё есть». Но сегодня-то есть, а завтра, может не быть. Я же не могу допустить, чтоб такое произошло с дочерью моего доброго друга, брата. Он просил, умирая на моих руках, чтоб я заменил тебе отца. Я пытался, искал и не нашёл. Да, ещё прошу тебя, никому ни слова. Поняла? И отдаю тебе кольцо твоего родного отца, хранил его до сих пор для тебя, - он снял его с руки и передал ей, перепуганной на смерть.
-Хорошо, поняла, - еле слышно прошептала Елена, усилием воли сдерживаясь, чтоб не упасть в обморок. Вот так и появились в Помпеях эти фрески.
Когда, обессиленную, её доставили домой, она потеряла сознание. Слуги подняли её, поместили на ложе. Не приходя в себя, она пролежала несколько дней. Олимпия, увидев её в таком состоянии, испугалась и не отходила от подруги ни на шаг. Наконец она обрела рассудок.
-Что с тобой и почему у тебя синяк на запястье?
-Не помню, это чепуха. Отведи меня, быстрей в катакомбы
Вечером, обнявшись, они направились в подземный храм. Спустившись, в подземелье, Елена попросила подругу подождать, ей надо переговорить со священником наедине. Она всё рассказала батюшке Иоанну, умоляя его молчать, ибо они могут оба пострадать.
-Что же мне делать, я боюсь этого человека.
-Уезжай, дитя моё, к себе на родину. И. желательно, быстрей!
-Он подарил мне это кольцо, объяснив, что ранее оно принадлежало моему отцу. Продать его нельзя, передарить – тоже. Но в благодарность Господу о моём спасении я могу оставить его в храме?
-Нет, дитя моё. Это память, она священна. Берегите его!
Подруги вышли из катакомб и направились к дому Елены. Олимпия поняла, что расспрашивать её ни о чём нельзя. Решив срочно уехать, Елена послала в Сиракузы второе письмо, поторапливая друга с приездом.
Рассказчица Татьяна неожиданно прервала своё повествование, объяснив слушавшему игумену, что хочет немного передохнуть. Сидя на тахте, думала: «Что за судьба у этой Елены? И не похожи ли наши с ней жизни? Я - утончённая аристократка, а какая участь? Не приходилось ли мне тоже, когда болела и не могла работать, жить с тем, кто мне совсем был не нужен? А какие мужчины были рядом? В книге одного фантаста, писавшего об экспедиции на другую планету, земляне спросили аборигенного жителя: У Вас есть мужчины, где они? На этот вопрос он ответил: «Мужчин нет, остались одни подмужчинники». Так и у меня получалось: то старый муж, драчун, распутник, скряга. То второй, бездельник, нахлебник и чудак. Просил, как Веспасиан Елену, танцевать перед ним полуодетой. Третий - пьяница, садист, чуть не убил. Увёз обманом на кладбище, от злости изрезал ножом сиденья в машине, хотел приняться за меня. Сидела в машине, боясь дышать, молила Бога о помощи. Господь помог, убежала от него, спаслась. А наши странные отношения с игуменом? Не напоминают ли они отношения между Лидией-Еленой и Веспасианом? Что ему всё-таки надо от меня? Он всю меня измучил. Злится, если не беру телефонную трубку, ночью покоя нет. Попрекает, что я должна ему быть благодарной. Сколько я ему надарила дорогих подарков – это не в счёт? Слушает с интересом о гетере. Я б не стала сносить такое, будучи монахиней. Впрочем, некоторые из них становились настоящими христианками высокого духа. Например, Мария Египетская. Настрадавшись, они понимают больше и раскаиваются сильнее нас. Недаром Господь сказал, что Он пришёл к нищим и убогим и «Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Марк, 10;31). А мы, современные женщины, - кто мы? Даже не гетеры. Нам до них далеко. Те утончённые, образованные, разборчивые, уважающие себя. Мы же падаем ниже. О. Господи, прости, я так запуталась, и почему-то сегодня очень к нему пристрастна, даже стыдно. Тоже, видимо, устала. Она взяла телефонную трубку в руки и произнесла:
-Уже отдохнула, и вновь готова продолжать рассказ. Итак, вернувшись из храма, Елена написала письмо другу в Сиракузы, торопя с приездом. Подошедшая к ней Олимпия шутливо произнесла:
-Да, моя дорогая, теперь я понимаю безумства всех мужчин, теряющих из-за тебя головы. И мой отец, к несчастью, не был исключением. Ну да, не обижайся!
Елена грустно улыбнулась:
-Ты говоришь мне это второй раз. Давай всё забудем, дорогая! Не хочу вспоминать. Иначе я зареву, как безумная. Ты же знаешь, что я содрогаюсь от всего этого. Сразу сердце начинает болеть, хорошо?
-Хорошо! Прости, не переживай. Ты ни в чём не виновата, так сложилась судьба. Знаешь, слуги передали мне документ – дарственную на загородную виллу, что с ней делать?
-Отдадим её под приют для больных, несчастных детей. «О, это та вилла, где я сидела беспомощная и несчастная перед Веспасианом!».
Шёл семьдесят девятый год от Рождества Христова. В августе случилось страшное бедствие – извержение вулкана Везувия. Потоки лавы и пепла стали заливать многие селения, виллы и города – Геркуланум, Помпеи. Елена жила на улице Августалов. Случилось всё неожиданно. Огонь уже приближался к её палаццо. Увидев это, она выбежала из дома и устремилась за толпой в сторону форума. Внезапно с боку появилась колесница. Ею правила Олимпия. Она давно мчалась за Еленой. Убавив ход, крикнула подруге, чтоб прыгала к ней.
-Я боюсь!
-Не бойся, вскакивай быстрей! Если Бог за нас, кто против нас!?
Мгновение - и Елена в колеснице. Они устремились вперед по переулку Начальников к Морской улице. Вдогонку им слышались стоны, падения человеческих тел, крики о помощи. Но они никого не могли взять к себе в одноместную колесницу. Началась сильная давка, их самих чуть не смяли. Олимпия была напряжена - внимательно смотрела, куда повернуть, чтоб не перевернуться. На полном ходу они мчались, устремляясь всё дальше от гибнущего города. А сзади осталось трепещущее человеческое месиво, покрывающееся раскаленной лавой. И на многие века город и люди скрылись под пеплом. Как же хрупка человеческая жизнь. Недавно восторгались, ждали, рассчитывали, и оборвалось всё в одно мгновение! У Брюллова это хорошо отражено в картине «Последний день Помпеи». Посмотреть её к художнику в Италию приехал писатель - сам Вальтер Скотт. Он долго стоял перед ней, рассматривая, вникая, изучая, этим очень озадачив живописца. Наконец, заявил: «Думал, увижу исторический роман, а увидел трагическую эпопею!». И если, на смотревших, она производила ошеломляющее впечатление, то, что можно сказать о наших подругах, испытывавших ужас происходящего в реальности?!
И поэтому наши героини неслись вперёд, забыв о еде, усталости, других неудобствах. Наконец колесница остановилась у моря. Вблизи виднелся корабль. Женщины сбросили покрывала, намотав их на ветки, стали размахивать ими. На воду спустили шлюпку, их подобрали. И вот они на корабле, бледные, осунувшиеся, еле живые. В изнеможении присели на палубе и раскинулись в бесчувствии. Их подняли, отнесли в каюту, положив на лежаки. Они долго находились в бесчувствии. Очнувшись, они не могли говорить, только тихо всхлипывали. Так продолжалось три дня, на четвёртый - на море поднялся шторм. Корабль скрипел, трещал по швам. На воду стали спускать шлюпки, решив, что им на корабле не спастись. Давка, крики перекрывали скрежет разваливавшегося судна. Кто-то из людей успел прыгнуть в шлюпку, кто-то схватился за деревянный сундук, но все оказались в воде. Корабль перевернулся и пошёл под воду.
Елена, увидев плывущее бревно, ухватилась за него и отдалась на волю Бога. Вскоре она увидела приближение земли. Стала плыть вместе с бревном к берегу. Когда она оказалась там и осмотрелась, решила, что остров не обитаем, ни людей, ни зверей, безлюдье. В отчаянии она заплакала, заломив руки, запричитала:
-Это всё за мои грехи! Господи, прости и помоги мне! Как я здесь буду одна, без крова, еды, одежды?
Она соорудила себе шалашик, пряталась в нём ночью, днём исследовала остров. Первое время ей было страшно там находиться. Вскоре привыкла. Каждый раз она уходила всё дальше вглубь острова и, наконец, набрела на человеческое жилище. Спрятавшись в кустах, стала наблюдать. Люди, жившие там, оказались дикими, страшными, заросшими длинными волосами. Один из них, принюхиваясь, направился к кустам, где пряталась Елена. Она выпрямилась и побежала. Он погнался за ней, так она никогда не бегала, страшное существо отстало. Елена догадалась, что возвращаться на прежнее место обитания нельзя, разыщут, и направилась в противоположную сторону. Наступила ночь, а она всё бежала по направлению к морю, где было тихо, безлюдно. Прислонясь к выступу оказавшейся рядом пещеры, она отдышалась и бесстрашно поползла вверх по скале вовнутрь. Пещера, ещё с давних времён, являлась первым и надежнейшим жилищем человека, защищая его от ветра, дождя, холода и не прошеных гостей. Карабкаясь, обдираясь, она достигла цели.
Внутри было прохладно, главное - никого не находилось. Звери туда не могли забраться, вход обретался достаточно высоко над землёй. Повалившись на камни, уснула и началась новая одинокая жизнь. По ночам, когда ей очень хотелось спать, в пещере иногда раздавались какие-то странные звуки. Потом они прекратились, стали по временам слышаться днём. И хотя она боялась страшных существ на противоположной стороне острова, старалась всё-таки чаще покидать пещеру. Бродя по острову, вспоминала Олимпию, крещение в катакомбной церкви, желание измениться. Видно Бог дал ей шанс оплакать собственную греховную жизнь, повернуться душой к Нему, смириться. Сейчас она сожалела, что мало выучила молитв.
Постоянно повторяя про себя «Господи, помилуй!», старалась приспособить выбранное ею место обитания к нормальной жизни. Соорудила себе ложе на камнях, набросав туда травы. Найдя пеньки, выкорчевала их, соорудив стол и сиденья. Когда из моря в шторм выбрасывало на берег рыбу, она собирала и вялила её впрок. Лазила по скалам, покрытым растительностью, собирая коренья, травы, ягоды. И в одно прекрасное время наткнулась на залежи медной руды и золота. «Вот здорово, что эти страшные люди прогнали меня со старого места, иначе я бы не нашла такое богатство. Как бы теперь домой добраться с этим! - размышляла она, - Сколько помощи можно было бы оказать несчастным! Надо потерпеть, Бог не оставит. Только Он теперь моё спасение и надежда. Необходимо чаще гулять по берегу, может, встречу какое-нибудь судно». Но однажды на островок, где она обосновалась, обрушилась масса воды в виде проливного, непрекращающегося дождя. Через некоторое время потоки воды перестали лить, но через три дня со стороны моря начался сильный прилив. Елена чуть не погибла. Её спасло то, что пещера находилась высоко над землёй. Несколько дней сидела без еды. Когда вода спала, она выбралась наружу. И возблагодарила Бога за спасение!
Она стала привыкать к своему одиночеству, терпеть приспосабливаться. Спасала постоянная молитва. Изменился её внешний вид, одежда порвалась, волосы спутались, похудела, но глаза сияли лучистым светом. Всепрощающая улыбка и великодушие, смягченное страданием, отражались на лице. Она снова стала той маленькой девочкой из Сиракуз, которую звали Еленой, с этим именем её и крестили.
Однажды, прохаживаясь по берегу моря, в надежде подобрать что-то из съестного, она увидела лодку с гребцами и двумя молодыми людьми, подплывающими к берегу. Елена застыла на месте. Из лодки стали размахивать руками и кричать:
-Милая Елена, ты видишь нас?
Она вгляделась, узнав Олимпию и друга детства Антония, и побежала им на встречу, радуясь и ликуя. Вдали их поджидал корабль. С собой они взяли золота, сколько смогли. И уже в каюте подруга поведала Елене, как она спаслась, добралась до Сиракуз, нашла Антония, и они стали вместе разыскивать её. Все трое были счастливы. По прибытии в Сиракузы Елене сообщили, её ждёт большое богатство, подаренное императором Веспасианом. Вернее, её покойному отцу за военные заслуги. Но она является его наследницей. Елена побледнела при упоминании о покойном Веспасиане. Он обеспечил её, не скомпрометировав перед людьми! «Да простит меня Господь, что я осудила его при первой встрече, но зачем он вёл себя так странно? Я чуть не умерла, когда всю ночь, тряслась перед ним от ужаса. Я очень признательна ему, однако деньги его не возьму». И она отказалась от наследства, в пользу нужд города. Но сдерживать чувство благодарности к покойному не стала, с нежностью поцеловав, подаренное им некогда, кольцо. На этом приключения Елены не кончились. Елена Спартанская, из-за которой началась троянская война, не очень любила быть домоседкой. Она, к несчастью, предпочитала приключения. Елена из Сиракуз была домашней, спокойной и тихой. И если б не обстоятельства, заставлявшие её скитаться, она бы стала хорошей женой и матерью. Поэтому она не видела ничего общего между собой и другой, спартанской Еленой.
Но, увы! Весть о её красоте, образованности, талантах и богатстве, летела далеко вперёд. О ней прослышал некий сирийский эмир Боэмунд и заочно влюбился в неё. Он сох по ней день и ночь, увидев её портрет, у одного знакомого римлянина, гостившего в Пальмире. Несчастный влюблённый был без памяти от Елены, а она, живя у себя в родных Сиракузах, не подозревала о беде, нависшей над ней. Она вновь расцвела, наслаждаясь покоем с родными и близкими, думая о приведении в жизнь всех проектов, которые они обрисовывали в детстве с Антонием. Но влюблённый эмир тоже хотел исполнить свои безумные мечты и разрабатывал план её похищения. Когда Елена, собравшись с духом, направилась к префекту города для совета, её подкараулили, набросили мешок на голову и, кинув в коляску, увезли. Больше в Сиракузах её никто не встречал. Зато она появилась в гареме сирийского эмира - Боэмунда.
Её отмыли, умастили благовониями, и она предстала пред его светлыми очами. Не испугавшись, Елена спросила на чисто сирийском языке: зачем её похитили? Эмир удивился и ответил на греческом:
-О, прекрасная Елена, не утруждай себя сирийским языком, мы владеем греческим тоже. Мы любим Вас и желаем сделать Вас нашей одалиской.
-Даже так? – рассмеялась Елена, - никогда, слышите? Никогда!
Эмир разгневался и в запальчивости крикнул:
-Тогда мы Вас скормим нашим тиграм, - он нажал на кружочек в полу, и открылась подземная темница с голодными зверями. Их специально не кормили и держали для казни провинившихся. Елена растерялась. Потом, придя в себя, заявила, - пусть так, только одалиской я не буду никогда! Боэмунд хлопнул в ладоши и непокорную увели. А он ходил в своих покоях, смотрел на её портрет, и всё шептал и шептал: «Ну почему ты такая? Из достоверных источников я получил сведения - ты христианка. Где же твои - смирение, кротость, любовь? И что мне пришло на сердце – любить такую женщину – строптивую, непростую?».
Её содержали в отдельной комнате сераля. Эмир надеялся: она пообмякнет, привыкнет и сдастся. Но она не покорялась. На все уговоры и угрозы, - отвечала отказом. Но и тут её выручили красота, женственность и обаяние. В неё влюбился молодой янычар по имени Бейбарс. Он всегда стоял на страже у её двери. Это был самый верный и стойкий воин из дворцовой стражи. И вот он уже готов изменить присяге ради прекрасных глаз белокожей женщины. Однажды она услышала крики и шум возле двери, вышла за порог и увидела окровавленное тело женщины, с кинжалом в груди. Она чуть не упала от страха, спросив: «Что тут происходит?». Молодой стражник ответил «Эта женщина из сераля, она пришла убить тебя, потому что господин перестал навещать своих наложниц. Мне пришлось расправиться с ней, она меня поранила и тебя бы не пощадила». Елена пристально посмотрела на него, и он понял, она признательна ему. Как-то он заглянул к ней в её маленькую комнатку и увидел её плачущей и причитающей: «Господи, что со мной происходит? Почему я такая, несчастная, что им всем от меня надо? Помоги мне выбраться отсюда, хочу жить по-человечески, но у меня ничего не получается. Поддержи, Господь, в Твои руки я предаю свою жизнь!» Немного успокоившись, Елена стала молиться, воин смотрел и удивлялся. Она, из слабой женщины, на глазах превращалась в сильное, одухотворённое создание, ушедшее в молитву, и чувствовалось – Бог не оставит её!
Он не вытерпел, захотел успокоить и прошептал: «Больше не бойся, не волнуйся, не плачь, я люблю тебя, понимаю, сочувствую и всё сделаю, чтоб спасти. Я и сам жил некогда в Спарте. Я грек, при набеге восточных варваров, попал в рабство, меня продали в этот дворец, превратив в мусульманина. Куда деваться? Приходилось служить им. Ты ещё не знаешь, как они могут безжалостно издеваться над людьми: с живых сдирать кожу, строгать куски мяса с тела», - и. побледнев, он показал ей своё бедро, где был виден глубокий шрам. Елена чуть не вскрикнула от ужаса. Он продолжал успокаивать её: «Не допущу, чтоб случилось с тобой такое. Убежим. Я соскучился по родине, матери, брату, сестре. Кстати, ты невольно напомнила мне её. Думаю, ты согласишься. Я ведь тоже тайный христианин. Будешь моей женой? Я не неволю тебя. Не захочешь быть женой, будь сестрой». И оба решили бежать отсюда, когда представится случай. Они подсчитали, сколько у них средств на двоих и поняли, что хватит на корабль до Греции и ещё останется. Вскоре наступил религиозный праздник. К прекрасной пленнице пришла чернокожая рабыня и принесла ей поднос с едой. В комнату вбежал охранник, замотал рабыне тряпками рот, связал руки, ноги, уложил на ложе, сняв с неё одежду. Рабыню привязали к лежаку. Елена переоделась в её платье, намазала лицо тёмной краской, закутав голову шалью. Пособник нажал на кнопку в стене и под ногами показался вход в подземелье. Они спешно спустились вниз и очутились в длинном коридоре. Он вёл к морю. В честь великих торжеств их не хватились. Во дворце все были заняты каждый своим делом.
Наконец, беглецы выбрались из подземелья и вскоре оказались на корабле. Задерживаться было нельзя. Заплатив плату, в десять раз большую потребованной, знакомому капитану - греку, в тот же миг они отплыли. Погода благоприятствовала им. Елена сидела в каюте, выходила на палубу только ночью и всё молилась, и молилась о благополучном возвращении на родину. Она за свою жизнь устала от внезапных превратностей судьбы. От переездов, побегов, волнений. Почему людям спокойно не живётся на свете? Что-то ищут, выкручивают, замышляют. Любят блуд, деньги, власть, безделье. Как же она ненавидит всё это! Сейчас ей хотелось читать умные книги, сочинять стихи, жить, тихо и скромно. Пустота и никчемное времяпровождение её утомляли. Но по воле судьбы она всегда была на виду. Жила так, что её ненавидели и завидовали. Когда же, наконец, попадёт она в спокойную гавань и угомонится? Они долго бороздили море, чуть не потерпели кораблекрушение и, наконец, очутились в Спарте, а затем в Сиракузах. Елена объяснила спутнику, что волнуется о старой матери и поэтому спешит. Когда они оказались в её родном городе, собрались все родственники и друзья. Никто не задавал лишних вопросов, были рады благополучному исходу. Она представила им своего нового друга. Ему выплатили огромную сумму денег за помощь, сострадание, спасение. Тот не обиделся на Елену, что она не стала его женой, понял – любит другого. Погостив у них немного и полюбив их всех, отбыл в Спарту, пообещав иногда навещать. На этом приключения Елены закончились, началась нормальная, мирная жизнь, о которой она так давно мечтала.
Друзья реализовали все свои давние желания. Построили несколько бесплатных школ для бедных детей, богадельню для престарелых и одиноких, катакомбный храм для верующих христиан. Вместе с местными прихожанами они посещали его. Там крестился и Антоний. Сами они преподавали в бесплатных школах. Все трое пришли к полному единению и гармонии, в сердцах их обитали вера и любовь.
Но в сердце бедняжки Олимпии жила ещё любовь к другу Елены, Антонию. Она долго страдала тайком, смирялась. Но однажды не выдержала и призналась ему в своих чувствах. Он скорбно улыбнулся, вытер с её глаз слёзы и ответил:
-Разве мы выбираем любовь? Она нас выбирает. Прости, но я всю жизнь люблю только Елену. И не могу ничем помочь тебе в этой безнадёжной ситуации, хотя она не видит моей любви. Но что делать? Будем терпеть, и хранить свои чувства каждый в себе. Недаром древние греки говорили: «Страшно любить, становишься тенью человека, которого любишь». Прости, прости меня!
Ему стало горько, Елена не догадывается о его чувстве к ней. Олимпия своим признанием подтолкнула его объясниться с ней. Однажды, когда они остались вдвоём в школе, он решился:
-Знаешь, ты мне давно не безразлична.
-Не надо, мой милый!
-Нет, дай договорить. Я люблю тебя всю жизнь. Ждал, верил, чувствовал – ты вернёшься. Не могу больше молчать и делать глупый, безразличный вид. Не могу носить в сердце это чувство неразделённым!
Елена грустно улыбнулась, отрицательно махнув головой, как бы давая понять, что такое слушать не хочет.
Он вздрогнул, взял её за руки и продолжал:
-Ну, не будь же такой жестокой! Я чувствую, вижу, знаю – Ты тоже любишь!
Не в силах сдержаться, он обнял Елену. Из глаз её покатились крупные, холодные слёзы. Видимо, она оплакивала свою беспросветную горькую участь. Затем послышались рыдания, она не могла успокоиться. Он гладил её, как маленькую, по голове, но всхлипывания не прекращались. И ему вдруг приоткрылась вся боль этой слабой, беззащитной женщины. Жизнь её не принадлежала ей самой. Её носило по волнам бытия, как щепку, оторвавшуюся от затонувшего корабля. Приходилось плыть туда, куда швыряло течением. Ей завидовали. Она казалась красивой, богатой, бездумной, эгоистичной. Но душа была изъязвлена, хуже, чем у последнего нищего. Любая слабая одинокая женщина несчастна. Конечно, встречаются и сильные дамы. Они, словно ломовые лошади, везут и не надрываются. А породистая чистокровка нежна, утончена и беззащитна. Любой может заездить её до смерти. Вся её нелёгкая жизнь, невидимая глазам посторонних, внезапно прошла перед ним. Сердце сжалось, лицо побледнело, ладони сомкнулись в кулаки. Как же он бы хотел наказать всех, кто способен приносить страдания слабой женщине. Он любил!
-Ну, забудь, забудь и конец!
-Нет, это невозможно, мой друг: прошлое во мне и со мной! Ах, как больно моей душе, что так не просто всё было!
Они потянулись друг к другу в едином порыве. Губы сами собой слились в жгучем, мучительном поцелуе. Казалось, их никто, никогда не разъединит. Так они и замрут навсегда. Но, увы! Дверь неожиданно приоткрылась, в комнату заглянула Олимпия. Побледнев, она быстро захлопнула заскрипевшую дверь. Лидия вздрогнула, как от пощёчины, отпрянула и застонала:
-Нет!
-Но почему? Из-за Олимпии, ты её не хочешь огорчать?
-Да из-за Олимпии тоже. Она трижды спасала меня от телесной и духовной смерти. Кем бы я была сейчас, если б не её помощь?
-Тебя спас Господь через неё. Ты так необходима людям, нам всем!
-Прости, мой друг, я не могу, не смею и не буду ни женой, ни возлюбленной. Я люблю только Бога и желаю принадлежать ему. Любовь свою я не могу отнять у Него и подарить другому! Я забылась, останемся друзьями. Мы собрались обсудить некоторые вопросы нашей благотворительной деятельности. Начнём? – спокойно вернула она его на грешную землю.
Он побледнел, на глазах показались слёзы, отвернулся, чтоб она не заметила. «Какая стойкая, мудрая, добрая женщина! Сколько в ней любви к Богу, людям! Нет, не зря я её люблю! И буду любить всю оставшуюся жизнь… Не надо только докучать своей любовью, счастье уже видеть её каждый день рядом с собой!».
Она же, поняв, о чём он думает, вдруг вспомнила Веспасиана, провела аналогию между ним и Антонием и подумала: «Зачем я его так сильно напугала? Жизнь не кажется уже такой жестокой, когда встречаешь на своём пути настоящих мужчин, коим дела нет до всего мелкого, приземлённого. Сердца их полыхают огнём, и согревают всех, встречающихся им на пути!
Спасибо, Господь, Ты всегда оберегал меня и щадил. Мне же, в ответ, тоже хочется быть благодарной Тебе!».
В этот момент они оба услышали громкие, надсадные рыдания. Плакала Олимпия. Когда оба успокоились, поняв, что не имеют права что-то менять, в комнату вошла она с виновато опущенной головой. Лидия решительным жестом подозвала её и произнесла:
-Всё остаётся по-старому, как прежде. А сейчас мы обсуждаем деловые вопросы, подключайся. Без тебя и решить-то никогда ничего не можем. Представляешь?
Олимпия, словно маленькая девочка, вытерла слёзы с лица и они, в едином порыве, расцеловались друг с другом.
После, друзья долго обсуждали рабочие моменты. Они успели перекусить, выйти в сад, полюбоваться природой, почитать стихи и послушать новые, сочинённые Еленой:
Ах, как мало женщине надо,
Настрадалась она за века!
Ей нужна лишь к лицу помада,
Да мужская стальная рука.
Надо ей лишь тепла кусочек
И вниманья совсем чуть-чуть.
Ей не надо небесных строчек,
Но под ласковый взгляд уснуть!...
Ах, как мало женщине надо!
Чтобы он отогрел ее...
Даже этому будет рада,
Даже этого хватит с неё...
Ну, видите, какая я у Вас фантазерка, да? Это вообще обо всех женщинах. Конечно, по-хорошему, женщина должна быть счастливой. Но не у всех так получается! И что делать другим, не лить же слёзы? Самая большая радость - жить не только для себя, но и для близких. Вот и давайте отогревать, как можем, этих несчастных женщин, у кого не сложилось… А нам не надо личной любви. Мы любим друг друга по-братски. У нас содружество. Ведь так?
Отдохнув, они вновь принялись за работу, и прекратили занятия поздно вечером. Елена уже лежала в постели с закрытыми глазами, молилась. В дверь постучали, вошла испуганная Олимпия.
-Ты что, девочка, - спросила дрогнувшим голосом Елена.
-Не спится.
-Ну, иди сюда быстрей! Ложись со мной рядом. И, обнявшись, они тихо заплакали, понимая, что любят, и любовь, так и останется в их сердцах, неразделённой. Елена прошептала на ушко своей подруге:
-Я давно поняла, что ты любишь. Мы обе любим и отказываемся от него во имя нашей дружбы и любви друг к другу. Ведь так? Успокойся, всё хорошо с Божьей помощью. Спи, дорогая!
*****
Елена дожила до глубокой старости, любя Господа и сострадая людям. Человека, вернувшегося из дальнего странствия, всегда встречает толпа близких, друзей. И также встречают ушедшего из этого мира в иной, его добрые дела. Они радостно окружают его, как родные, после его долгого пребывания в чужих местах. Она почила в Бозе, искупив свою греховную жизнь молитвами, слезами, любовью. Люди долго чтили память о ней.
У самого же Карла Брюллова жизнь сложилась не особенно удачно. Красками он поведал о судьбах других людей, но свою так и не смог сложить по-настоящему… Певец красоты, молодости, солнечной радости, он их мало видел, посвятив себя длительным отношениям с графиней Самойловой. Любовь была, но с надрывом. Та не спешила оформлять отношения официально. Её, возможно, унижала «неравная» связь, хотя были моменты взаимопонимания, счастья. Ведь так, как он чувствовал, ощущать никто не мог. И всё-таки, он, свободный, для неё оставался всегда «холопом». Душа разрывалась между чувством и реальностью. Сердце и руку она отдавала другим, даже менее достойным. Такая же история была и у художника Гойи. Его за талант полюбила женщина королевской крови - герцогиня де Альба. (Познакомились они на одном из знатных приёмов В 1791 г. Ему было 45, ей 29 лет). Но её душу разъедало низкое социальное положение художника. Немногие, как например, граф Шереметьев, могли возвысить до себя простолюдинку и крепостную (актрису Парашеньку Ковалёву-Жемчугову) за тонкую, благородную душу и талант. Тогда это был большой бунт против сложившихся устоев общества. «Неравные» браки покрывались презрением: «Каждый сверчок знай свой шесток!». И несчастная Парашенька зачахла раньше времени, став женой графа. А де Альба, забеременев от Гойи, боясь позора, и не желая выходить за него замуж, сделала аборт и погибла от заражения крови. Сам Брюллов, поняв эту ситуацию, вскоре женился на другой, но через месяц выгнал её. Видимо, не смог забыть свою утончённую графиню. «Кумир поверженный, всё бог!» (Бунин). Она же, обладая огромным состоянием, была доброй, покровительствовала людям искусства, но в итоге разорилась. Её доконала не благотворительность, а человеческая неблагодарность. Некогда, воспитывавшиеся ею сиротки, отсудили у неё всё её состояние. Она, как и художник, умерла почти в нищете и одиночестве.
-Да, грустные истории. Разбередили Вы мне душу. И всё, к сожалению, приходит к концу, жизнь, любовь, мечты, разбиваются о непреодолимое. Видимо, не так мы живём. Вспомнил былое, семью, жену, детей. И всё ушло, - произнёс грустно игумен, - детям я помогаю. Свадьбу сыну справил прекрасную. А толку от него нет. Учился в художественном училище, не закончил. Сейчас ваяет надгробия, а мечтал быть художником. Дочь в Питере. Тоже почему-то хорошего мало. Всё учится, то скрипка, то вокал, а то ни то, ни другое. Живёт, как нищая. В переходах играет на инструменте, собирает деньги на прокорм. А младший – вялый, апатичный.
Не состоялось, всё не состоялось.
Рассыпалось, как домик из песка.
И только чувство горечи осталось,
Да долго билась жилка у виска.
Человек теряется в этом мире, как иголка в стоге сена. К тому же я очень болен – диабет. Разводился не просто. Всё постарались у меня отнять и вышвырнуть. Я давно простил им всё. Сначала переживал, потом обратился к Богу с просьбой:
-Господи, пусть я буду в аду, только чтоб у них всё было хорошо. И чувствую, перестал обижаться на них. Даже бывшая жена, звонит и просит что-то для детей, - делаю. И тёща, бывшая, тоже обращается за помощью, исполняю. Куда деваться? Там дети. В монахи я себя не готовил. А вот случилось такое после развода. У меня остались только Бог, старший сын, и прихожане. Старшенький меня любит, а младших настроили против. Деньги просят, а общаться не хотят. Принимаю, Господи, всё из рук Твоих с любовью! Молюсь за всех, сколько могу. Люди не были ко мне безучастны. Слава Тебе, Господи, что помог все беды и неурядицы перенести!
-Да, я согласна с Вами, всё ушло и не вернётся. Почему же счастье недосягаемо? Мы сами зарабатываем нескладную жизнь?
-Видимо. Знаете, сколько мне пришлось вытерпеть от бывшей супруги? Что ей не хватало, не понимаю, но гуляла она. Несколько раз заставал с чужими мужчинами, оправдывалась – друзья. Как-то захожу домой, дети с бабушкой на даче. Несу конфеты, цветы, всё, что она любит. Вхожу и слышу странные звуки. Думаю, как так, ведь дома никого нет? На цыпочках в спальню прокрался, оттуда слышались шорохи. Увидел, она целуется с молодым человеком. Я только к двери, а он шмыг в неё и бежать. Супруга подходит ко мне и говорит:
-Не мог шампанское принести, было б кстати. Я тебя тоже кое-чем новеньким порадую. Это мой двоюродный брат из Москвы, давно не виделись. Приехал родню навестить, но ты испугал его. Боюсь, к маме уже не зайдёт, скажет: «Здесь дикари живут!». И как ни в чём не бывало, стала арии из опер напевать и готовить на стол.
Прощал её, потому что любил. Но она – нет. Долго она бегала за мужчинами, пока не захомутала одного. Часто жалуется сейчас мне, что не повезло ей с ним. И где, когда научилась она такому, ведь десятиклассницу брал, думал, непорочная. Смейтесь надо мной, смейтесь!
-Это напоминает мне отрывок из книги Анатоля Франса – «Остров пингвинов». Дело происходило во Франции. Надо было найти девственницу дракону в жёны. Он поставил такое условие, обещал тогда, что не будет мучить население своими нападками. Вообразите, искали, девственницу средь взрослых девушек, не отыскали. Стали искать среди младшего возраста. Но и среди пятилетних девочек, увы, не нашли! Вы знаете, в наше время это дефицит! Притом, красивая жена – чужая жена, - говорит пословица. Что сказать на такое?
-Ничего не скажешь. Но есть и другая пословица – лучше есть торт и общественно, чем гадость в одиночку. Не жалейте меня, сам виноват – прощал, терпел, любил.
-Любили, разумеется, потому, что она Вас не любила. Все Вы мужчины – собственники. «Не отдам то, что другому надо». И чаще всего, очень серьёзные мужчины любят ветреных женщин. Но Господь ведь сказал, что неверный в малом, неверен и в большом! Такой человек всё равно когда-нибудь предаст. Знаю одно, в самое распущенное, безнравственное время настоящие люди сохраняли свою честь и совесть, а в самое строгое, моральное – иногда теряли из-за внутренней непорядочности. Я не буду вдаваться в дальнейшее обсуждение такого щекотливого вопроса. Скажу только, на Востоке есть пословица: «Счастлива та женщина, которая знала одного мужчину». Ну а теперь давайте слезем с этого коня, он очень хромает. Кажется, это выражение я позаимствовала у Боккаччо, из его книги «Декамерон». Простите за чистосердечный разговор, предлагаю его прекратить. Хорошо?
-Спокойной ночи, Татьяна! До завтра. Не обижайтесь! Храни Господь!
Она вновь задумалась над своей жизнью. «Видимо, игумен прав. Действительно, всё исчезает, исчезает, рассыпается, словно морской песок в ладошке. Но вот как вести себя с ним, не понимаю. Может, надо жалеть? Что его могло привлечь ко мне? Неудобно как-то, стыдно. Он что-то дарит, заботится. Другие обманывали, терзали, всем что-то было надо. А что ему надо? Чужая душа – потёмки. Не понятно мне самой, что у нас за отношения. Он очень настойчив, обволакивает, напирает, сминает. Я боюсь этой лавины, как бы ни попасть под неё – раздавит окончательно. Почему я не могу противостоять его воле, напору, настойчивости? Следует внушить ему: у нас – дружба, чтоб остановить этот оползень пока он не сорвался с верхотуры, на которой находится. Надо отвлечь его внимание от себя, заразить желанием совместного творчества. Господи, помоги мне относиться к нему, как другу, не иначе. Я не хочу духовной погибели. Ну, а если вдуматься, жизнь не так уж горька, не стоит отчаиваться. Мне понравилось, как сказал один знаменитый человек, артист: «Господь спросит, был ли я счастлив в земной жизни? И от сладких слёз я не успею ответить, на колена припав…».
У меня было такое счастье, когда я писала книги, то улетала в небеса, была небожителем! И прекраснее такого нет ничего на свете... Мало кто может понять меня и разделить со мной эти ощущения». Но всё-таки был один человек, второй муж писательницы, который мог бы её понять. Они оба до умопомрачения любили классическую музыку. Она, учась ещё в университете, каждый вечер, ходила на симфонические концерты. Но однажды к ней приехал друг, и она решила сбыть билет, чтоб не пропали деньги. Продала случайному юноше, но потом увидела, что билет реализовала на другой концерт. Ей стало неловко: «Как же он вышел из такой ситуации?». Увидела его случайно, спустя некоторое время, на улице, подошла, извинилась. Он ответил, что его пропустили. Завязалась беседа, слово за слово, они начали встречаться, ходить в кино, на концерты. Потом он уехал в Москву поступать в аспирантуру, она после окончания университета - по направлению. Вскоре встретились. Он часто приезжал к ней, привозил всё, что связано с искусством: пластинки, репродукции художников, книги по искусству, древнему Египту. Вскоре она уехала в Ленинград (Петроград) на курсы повышения квалификации. Он из Москвы приезжал к ней, она к нему. В Ленинграде почти не покидали Эрмитаж. Она водила его по залам древнегреческого искусства, рассказывая про античные вазы, ритоны, пелики, скульптуру, переходя в залы древнего Рима. Ходили в филармонию, слушать пианистов: Рихтера, Гилельса, скрипачей: Ойстраха, Стерна. Чудесное было времяпровождение. Он понимал её и гордился ею! Жаль только что после того, как они расписались, он не захотел работать, приехал к ней из Москвы, где жил, и сказал: «Пожалей меня, я устал, хочу отдохнуть». Но двух не работающих содержать было трудно (она болела, не работала). Первый её муж всё-таки работал! Пришлось расстаться. Татьяна всегда переживала из-за этого. Ещё когда она была замужем за своим первым, они часто непреднамеренно встречались в Ленинской библиотеке. (Она тоже училась в аспирантуре и приезжала в Москву к своему научному руководителю). Друг возил её по дворцам Подмосковья и плакал: «Как мне тяжко и горько, что моя любимая принадлежит не мне!» ( Хотя его мать была против их брака, когда он учился в Москве). Как-то в одну из встреч, они решили провести вместе вечер, он пригласил её, всё, красиво обставив, но она не смогла у него остаться. Заплакала, сказав «Не хочу изменять мужу!». Может, не любила, и только духовное единение роднило их сердца? Она понимала, что с другими ей не интересно, а он человек её круга. Но очень уж слабый и безвольный! Вспоминая это, писательница разволновалась, включила проигрыватель с фортепьянной сонатой Моцарта и, понемногу, душа её стала затихать.
А ночь всё сгущала и сгущала свои краски. Может, она всегда поступает с людьми, как любящая мать с уставшим ребёнком? Гладя по головке, успокаивая, и - в постель. Но и ей не всегда удаётся уговорить некоторых непослушных, закрыть глаза и спать, Татьяна ещё долго не могла уснуть, занятая мыслями о прошлом. Сердце у Татьяны содрогалось от горечи, но изменить ничего уже было нельзя…
© Copyright: Розена Лариса, 2023
Свидетельство о публикации №223112901341