Недостатки классификаций
В западной классификации дети 90-х попадают в разряд миллениалов, то есть людей, родившихся в период с 1980 по 2000 год. В целом это поколение характеризуют как спокойное, неконфликтное, индивидуалистическое, привыкшее к комфорту и благополучию. Они обласканы родителями, поэтому не видят смысла конфликтовать с ними и бунтовать; неагрессивны и осторожны, поскольку с детства были защищены от любых видов опасности; привыкли к одобрению и удобствам; эгоистичные и непривыкшие к ответственности.
Однако россиянам очевидно, что это описание подходит скорее для тех, кто рос в нулевые годы и позже, но явно не для людей, чье детство пришлось на последнее десятилетие прошлого века. К слову, в российских источниках прямо отмечается, что «потрясения конца 80-х — начала 90-х внесли свои коррективы в воспитание рожденных тогда детей, поэтому многие социологи полагают, что наши „миллениумы“ начинаются примерно с 1989 года рождения».
Согласно другой классификации, ориентированной на Россию, к поколению Х относятся дети, рожденные в 1965–1985 годы, а к поколению Y (миллениалам) — рожденные в 1985–2000 годы. При этом первые характеризуются как индивидуалистичные, ориентированные на материализм и карьеру и разочаровавшиеся в советских ценностях, а вторые — как еще более индивидуалистическое, но вместе с тем толерантное поколение, стремящиеся к путешествиям, саморазвитию и свободе. Это поколение называют непуганым, выросшим в условиях стабильности, то есть близким к западному представлению о миллениалах.
Очевидно, что даже такая классификация не выделяет детей 90-х в отдельную категорию, более того, довольно схематично «рассортировывает» их по разным возрастным группам. Дети 90-х тоже очень разные, и сходство между ними наблюдается скорее не в жизненных приоритетах, а в бессознательных установках. Попробуем описать некоторые черты тех, чье детство попало на «лихое десятилетие», и объяснить, почему поколение next не оправдало надежды Запада.
Гиперответственность
При этом дети 90-х действительно привыкли справляться с трудностями поодиночке, они хорошо усвоили, что в этом мире каждый отвечает за себя сам. Часто эту печальную истину выносили прямо из семьи. В те годы родители еще не знали правил бережного отношения к ребенку и важности его безусловного принятия, известных в современном обществе. Многие из росших в 90-е детей унаследовали все издержки сурового советского воспитания: унижения, побои, окрики, суровые наказания и фразы вроде «зря я тебя рожала» или «ты мне надоел». В постсоветское время этот набор дополнился сентенциями вроде «ты здесь никто», «ты еще ничего не заработал» и так далее.
Обесценивание реальных чувств ребенка и постоянное противопоставление того, что хочется, тому, «как надо», в принципе свойственно спартанской советской традиции. Как показали 90-е, установки, что «мужчины не плачут», а в случае любых проблем нужно «сжать зубы и терпеть», успешно пережили советскую эпоху и сохранились в обществе даже без налета идеологии.
Однако существенная разница с советским временем в том, что в СССР при всех издержках и негуманности подобного воспитания дети понимали, что их все-таки воспитывают. Родителям 90-х зачастую просто некогда было заниматься детьми, поскольку они вынуждены были зарабатывать деньги. В итоге чувство того, что ты действительно не нужен и тебе на самом деле никто не поможет, встречалось довольно часто.
Более того, дети из бедных семей быстро понимали, что суровые условия, в которые их ставят, носят не воспитательный, а реальный характер. Они знали, что следствием их ошибок может стать не только родительское наказание, а неспособность пробиться в жизни, заработать денег и содержать семью. «Суровость» и привычка не обращать внимания на собственные чувства для таких детей казалась реальной жизненной необходимостью — более того, единственным способом выжить.
Такие дети рано взрослели и еще раньше начинали чувствовать свою ответственность за родителей, зачастую не испытывая с ними настоящей близости. Многие с юных лет серьезно полагали, что «если я не поступлю в вуз, дома будет нечего есть», поскольку они по собственному опыту знали, что дома действительно может быть нечего есть. И в этом заключается основной парадокс поколения next: в то время когда некоторые его представители позволяли себе все что угодно, не обращая внимания на других, многие дети, напротив, относились к себе чрезмерно строго и чувствовали свою личную ответственность и вину и за взрослых родителей, и за будущих детей, и даже за собственную сиротскую обделенность.