— Красивая местность, — говорит мужчина, когда мы поднимаемся в гору.
— Да, — киваю, хотя у меня зубы бьются. Постепенно люди внизу становятся точками, и деревья превращаются в размытые пятна. Мы поднимаемся очень высоко, и это захватывает дух.
— Природа ничто по сравнению с твоими глазами, Рит. В них отражается небо, и я почти утонул... — Давид легонько кладет руку на спинку сидения, но на этот раз его рука скользит и оказывается на моем плече. Само прикосновение ощущается настолько остро, что там, где коснулся, словно начинают сыпаться искры.
Кажется, Давид сначала хотел порадовать Оксану, а потом решил не оставить себя в стороне. Совместить приятное с полезным.
— Спасибо, — отвечаю.
— Мы на пике, Риточка, это самая высокая точка подъема, и скоро канатная дорога начнет спуск. Так что самое время...
Давид смотрит мне прямо в глаза и словно удерживает меня за самую суть. Он медленно наклоняется к моему лицу, стремится поцеловать меня. Я сбита с толку, не знаю, как реагировать. Пытаюсь отшутиться, говорю о холоде и ярко-белом снеге, но Грозный уже не хочет слушать.
— Мы никому не скажем об этом, Рита.
Я боюсь перейти ту грань, которая может связать меня с Грозным, а потом разрушить мою жизнь. Внезапно кабина трясется из-за застревания железного троса, на который крепятся кабины. Я сползаю и неуклюже опираюсь на мужчину, прижимаясь щекой к его груди.
— Когда мы вернемся на землю, я устрою тому дьявольскому механику «красивую» жизнь! — возмущается Грозный.
А я с облегчением выдыхаю и аккуратно делаю вид, что забыла о поцелуе. Мы спускаемся на вершину горы, где Емельяновы и Игнат уже ждут нас.
Выходить из кабины гораздо проще, чем в нее забраться. Я рассматриваю склон с высоты. Боже мой, какой он длинный, и с такими сложными препятствиями! Но я аккуратно объезжу их, конечно же, не буду выделяться.
— Поднять ногу, — говорит Давид, присаживаясь рядом со мной и застегивая крепления на специальных ботинках.
Он - обходительный и галантный господин, просто мечтает оплатить все расходы, чтобы сделать наш отдых с Оксаной более интересным и увлекательным. Видно, что Давид возится со мной не просто так, а в надежде на личную выгоду. Я не ругаюсь и не кричу, разоблачая Грозного, а, наоборот, готова активно помогать. Во-первых, мы находимся на его территории, в его окружении, а, во-вторых, мне самой нравится спокойный и без скандалов отдых. Под вечер воскресенья, когда Грозный поймет, что все его планы провалились, он может разозлиться и даже уволить с работы. Хотя, я все равно хотела написать заявление об уходе по собственному желанию. Однако признаю, что стена, которую я строила кирпичик за кирпичиком, чтобы защитить себя от Давида в течение пяти лет, начинает шататься, но я надеюсь, что она не полностью обрушится.
Гляжу сверху вниз на предстоящий путь и испытываю страх. Крепко сжимаю ручки палок. Мои друзья смело начинают спускаться со склона с такой скоростью, что мое сердце бьется в груди.
- Наверное, я тебя зря привел на эту гору - говорит Грозный, оставшись со мной один на один.
- Ничего страшного! Я не новичок и в семнадцать лет отлично каталась на лыжах. Верну свое мастерство... - отвечаю я.
- Я всегда буду рядом.
У Давида прекрасно получается кататься на сноуборде, его две ноги прикованы к доске, но это не мешает ему мастерски преодолевать сотни метров, разрезая снег, подскальзываться на трамплине, поворачивать в воздухе и останавливаться безупречно. Он подзывает меня жестом.
- Ох... - перекрестясь, я иду за ним, не слишком быстро... но... Проклятье! С каждой секундой скорость лыж только нарастает, и я проношусь мимо Грозного, слабеют колени, ноги становятся неуправляемыми. И эти люди, чужие, которые попадаются мне на пути! Господи! Я боюсь их сбить и разбиться самой.
- Поставь лыжи ребром и создай сопротивление! - кричит Давид где-то позади меня.
Ветер свищет в ушах, бьет по лицу. Я почти умираю от страха и отчаяния.
- Сделай это сама! Я не могу остановиться! - кричу я, слегка сходя с ума от безумного темпа - Упади, Рит! Хоть так!
А я даже не представляю, как можно просто рухнуть так вот взять и потеряться. Я обязательно сломаю все кости. Вижу только перед собой крутой поворот склона, и если я его пройду, то да, упаду и больше не встану.
- Аааа!
Внезапно Давид настигает меня и резко хватает за плечи, словно маленькую кошку, сильно тянет, заставляет упасть на него сверху. Все происходит так быстро, что я и не успеваю понять. К счастью, мне не больно.
- Не ушиблась? - спрашивает он.
- Нет, но кажется, раздавила тебя. Спасибо за то, что меня спас, иначе пришлось бы собирать меня по частям - отвечаю я.
- Ерунда, ты легче пуха.
Он широко улыбается, ему нравится, что я лежу на нем, и Грозный опять может потрогать меня за спину и скользить по талии ладонями. Я пытаюсь освободиться, но Давид не отпускает, через мгновение крепко берет меня за плечи и ловко скидывает на снег, меняя позу. Он накрывает меня своим телом, заставляет меня немного отклониться, но сразу снова прижимает меня к снегу. Он снимает перчатку зубами и теплой рукой смахивает снежинки с моего лица. Я замираю и забываю, как дышать. Поняв его решительность, я нахмуриваюсь..
— Не стоит этого делать… — шепчу я.
Но мужчина лишь покачивает головой, подтверждая свое право быть сверху. Мне даже не удается успеть реагировать, Давид не спрашивает разрешения, а опускается еще ниже и прикасается к моим губам губами. Нежно и только на мгновение, но этого достаточно, чтобы прочувствовать его давно забытый вкус и обжечься. Он целует меня, осторожно лаская, словно боится спугнуть. Облизнув губы, Давид отстраняется и чуть не сияет. А я не представляю, как после всего этого мне с Грозным общаться? И что это было?
Давид смотрит на меня пристально, растягивая это время и наслаждение, хотя длительная остановка на трассе запрещена и нас могут попросить по громкой связи сотрудники смотровой вышки. Но приоритеты никто не отменял, Грозному здесь позволено все. Если бы я сейчас презрительно отвернулась от всех, перелезла через красную ограждающую сетку и решила взобраться на сосну, меня бы приняли за сумасшедшую и, вероятно, сняли с трассы. Но если бы мы сделали это вместе с Грозным, то никому и в голову не пришло бы нас осудить. Охранники только улыбнулись и сказали, что Рита и Давид в прошлой жизни были пантерами, поэтому все нормально! Я слегка преувеличиваю, конечно. Но суть в том!
Оттолкнувшись руками от земли, Грозный поднимается, удерживая равновесие на доске, и протягивает мне руку. Я хватаю Давида и с трудом поднимаюсь, оглядываясь по сторонам. Мир вокруг продолжает свою беспрекословную жизнь, незнакомые люди мчатся мимо нас, но я до сих пор не могу прийти в себя. Мои лыжи отстегиваются и разлетаются в разные стороны. От страха я сама выпускаю палки, и они вонзаются в снег чуть выше нашего падения.
— Ты можешь продолжать? — интересуется Грозный.
Так спокойно и немного флегматично, будто минуту назад он не целовал меня.
— Не уверена, но я попробую.
Могла бы расплакаться, бросить все и побежать к палаткам, чтобы не спускаться со склона своим ходом. Но это означало бы признать свою слабость, и я к этому не готова. Я собираю потерянный снаряжение, пешком обхожу опасный поворот склона, и дальше от участка путь становится пологим. Вместе с Давидом мы обсуждаем прошлые ошибки и я снова встаю на лыжи.
— Согни колени, Рита, тогда тебе будет легче, — терпеливо подсказывает он, удерживая меня за локоть, чтобы я не упала.
— Я и не думала, что ты можешь быть таким… хорошим, — признаюсь я, слегка смущаясь. — Никто не знает, каким я может быть добрым человеком, потому что я никогда этого никому не говорил, — смеется он.
Память о технике постепенно возвращается, и я начинаю по-настоящему ощущать всю суть катания на лыжах. Движусь не спеша, контролируя скорость, спускаюсь по диагонали склона, ловя виражи на поворотах. Давид тактично уступает и больше не советует мне. Как два снежных вихря, мы с ним наслаждаемся спуском. Под конец трассы я уже чувствую себя почти профессионалом. Остановившись у подножия горы, я приходу в себя и выравниваю дыхание.
— Может быть, еще раз, Рита? — предлагает Грозный.
— Ой, нет, Давид. Впечатлений на сегодня достаточно. Если хочешь, поехать еще, а я лучше проверю, как Оксана там. Мы расходимся в разные стороны с Грозным. Я оставляю лыжи в специальном хранилище и направляюсь к безопасному холму, где веселится дочь.
Мысли все еще витают около Грозного, а на губах еще остается его поцелуй. Наблюдаю, как Оксана, Вероника и другие детишки поднимаются ко мне на паровозике, держась за механическую ленту.
- Ура! Мама пришла! - радостным визгом отзывается малышка.
Я помогаю ей отцепить бублик, беру под крыло и малышей Леры. Вероника наигралась со своими друзьями вдоволь, после такого отдыха ей нужно будет еще отдохнуть. Вскоре к нам присоединяется и Емельяновых. Мы решаем немного погреться в кафе и подождать мужчин в спокойной обстановке, пока они преодолевают самый сложный участок трассы через лес. За это время мы успеваем покушать и посмотреть сувениры в местных лавочках.
- Мам - задерживает меня дочь возле последней палатки - Давай купим Ваське подарок, вон те шерстяные носки! - и она хихикает.
- Зачем они ему? - спрашиваю я.
- Не знаю - пожимает плечами моя дочь - Но зачем Василий всегда приносит нам мед, если я его не ем? От меда у меня шишки и зуд начинаются.
И в самом деле, я никогда не задумывалась об этом. У Оксаны аллергия на мед, я тоже не ем его, только иногда мажу на ноги, чтобы они были мягкими.
- Обойдется, Василий Петрович - говорю я – А вот магнитик на память мы купим. Для себя.
Я слышу шаги за спиной и оборачиваюсь. Дочь вскрикивает, прежде чем мой мозг успевает сообразить.
- Давид!
Она мчится к нему навстречу, а я жду привычное чувство тревоги, когда Оксана общается с отцом, но внутри меня ничего не колышется. Я спокойно наблюдаю, как дочь, протягивая ручки, бежит к Грозному, а он, наклоняясь, нежно обнимает ее. Я медленно приближаюсь к ним.
- На сегодня хватит приключений - говорит Давид - Основная программа развлечений запланирована на завтра.
- Что-то холодно - дрожу я - Может, мы вернемся на базу?
- Пожалуй.
Мы снова садимся в автобус и мчимся к известному адресу.
К вечеру мужчины решают растопить баню. Мы с девочками располагаемся на креслах и, с блаженством болтая, наблюдаем, как детки, увитые пушистым ковром, показывают нам свои акробатическое мастерство. Все, кроме Оксаны. Она взяла на себя роль оператора и фотографирует всех на мой телефон. Дверь в дом открывается, и вместе с морозными вихрями появляется Грозный. Разумеется, Оксане сразу же становится второстепенной. И это неудивительно! Самый добрый дяденька на свете явился...
— Могу ли я сделать с вами фотографию? — кокетливо приближается к мужчине.
— Не могу отказать вам, Валентина Степановна, — улыбается он и, сняв ботинки, садится рядом с дочерью.
Оксана делает селфи и, убедившись, что фото смотрится отлично, открывает ротик, делится с Грозным информацией, которую я предпочла бы скрыть от широкой публики.
— Олег не любит фотографироваться. Он говорит, что потом фотографии воруют из интернета и ставят на могильные плиты!
— Пусть не беспокоится, — лицо Грозного искажается от гнева.
— Его морда не достойна даже плиты.
— Оксана, — охаю я, — не надо рассказывать Давиду Сергеевичу об этом!
Лера и Виолетта только что делились со мной секретами, и как-то странно затихли.
— А кто такой Василий? — первой нарушает молчание Виолетта.
Теряюсь и не знаю, что ответить. Давид представил меня как свою возлюбленную, и теперь в глазах женщин я, наверное, выгляжу не очень порядочной.
— Он просто скучный сноб, — Грозный резко нахмуривается и встает.
Его тон не сулит ничего хорошего и звучит грубо и жестко. Он ясно дает понять подругам, что они не должны говорить о Василии. Женщины молчат, и только тогда Давид снова улыбается.
— На самом деле, зачем я пришел? Баня скоро будет готова, так что идите первыми. Мы потом тоже пойдем париться.
Это правильное распределение приоритетов. Зная мужчин... Они могут наваливать так, что нельзя сделать и шага. От жары кожа просто может слезть кусками. Едва Грозный уходит, как Оксана подбегает ко мне и хвастается фотографией.
— Мамочка, когда мы вернемся домой, ты распечатаешь на принтере это фото? Давид мой друг, и я хочу поставить наше с ним фото в рамку!
Пока я ищу ответ, девчонки вздыхают. Лера убирает бокал с напитком со столика и, подперев щеку кулаком, внимательно разглядывает Оксану.
— Мне даже казалось, что Давид и Оксана похожи друг на друга. Особенно по глазам. Я напряжена до предела.
— Ты говоришь глупости, — отвечаю не слишком жестко, но с небольшим недовольством.
— Покорми Леру, — шутит Федорова.
— Да, что было, то было! — встает опираясь на подлокотники кресла.
— Ну что, мамочки, покупаем детей по очереди, а потом сами идем в баню? И так и делаем. Ближе к полуночи большие и маленькие разбираются по комнатам и готовятся ко сну.
На предложение обосноваться не со мной, а с ребятишками Оксана отреагировала с энтузиазмом, заявив, что уже взрослая и не станет бояться Бабайку. Даже Грозный около получаса затих в нашей комнате, лишь я продолжаю сидеть в кресле, так и не поднявшись на второй этаж коттеджа. Свет везде выключила, оставив гореть настольную лампу. Прислушиваюсь к треску дров в печи и к малейшим шорохам в детской. Я переживала за дочь, так что сна ни в одном глазу. Но вместо Оксаниного голоска раздаются шаги по лестнице.
— Почему ты здесь? — долетает вопрос Давида. — Рит, если для тебя настолько противно быть со мной в постели, то ложись. Лучше я переночую тут.
— Нет, дело не в тебе, — спешу объясниться. — Я просто не хочу спать.
Давид замирает за креслом, прямо за моей спиной и кладет тяжелые ладони на мои плечи, осторожно разминая их. Ведет теплыми руками к шее, потом целует меня в макушку. Отпускает и садится на противоположное кресло. Несколько минут молчим, погружаясь в тишину уснувшего дома. Я не рвусь как-то развлекать Грозного, смягчать эту неловкую паузу, возникшую между нами. Давид тяжело выдыхает, тянется к столику и подталкивает ближе ко мне вазочку со сладостями.
— Зефир хочешь?
— Эм…нет, он вредный, — морщусь я. — Не люблю сладкое, не хочу.
— И что? Ты тоже вредная, но…я же тебя хочу…
Вздрогнув, вскидываю брови. Вокруг нас царит полумрак. Должно быть, Грозный не видит, что едва не довел меня до инфаркта.
— Вот так пошутил, — дрожащими губами шепчу, — Ты просто король юмора, — при этом не смеюсь.
Грозный обжигает прямым взглядом, опровергая мои слова:
— Я серьезно, Рит.
— Прости, но я не готова, — напряженно встаю с кресла.
— Не нужно было поддаваться Оксаниным мольбам и вообще приезжать. Я ведь знала, что этим закончится, но все равно согласилась.
Шагаю в темную глубину дома. Грозный идет за мной.
— Подожди, — ловит меня за локоть около лестницы. — Я не давлю. Просто дал знать, что ты очень манящая женщина, и я был бы не против стать с тобой ближе. Но если не хочешь, я не обижусь. Уж не настолько голодный до женщин.
Упрямо мотаю головой. Обнимаю себя руками. Ощущаю одновременно жар и холод. Бред какой-то. Не бывает такого, чтобы тело швыряло из ледяного озноба в нестерпимый огонь! Внезапно Давид хватает меня и поднимает на руки. Взмывает по ступеням вверх. Я никогда не орала шепотом, даже не представляла что такое возможно. Грозный мастерски научил меня этому.
— Что ты делаешь?
— Рит, тебе надо поспать, — спокойно отвечает он.
Давид словно видит в темноте, безупречно преодолев лестницу, заносит меня в комнату и действительно укладывает на постель, но сам не спешит рухнуть или наброситься на меня.
— Доброй ночи, Рит, — возвращается к порогу, выходит, прикрывая за собой дверь.
Продолжение следует…