Отец, воровато оглядываясь, достал из комода портмоне Дмитрия и стал вытягивать деньги.
- Ты что тут делаешь? – не стал больше скрываться сын. – Зачем берешь чужое?
Мужчина, растерявшись, что-то мямлил, затем вдруг схватился за сердце, всем своим видом демонстрируя приступ. Однако Дмитрия уже было не провести:
- Хватит притворяться, я тебя раскусил...
Дмитрий был единственным ребенком. Мама хотела еще детей, но вскоре после рождения первенца заболела и рожать врачи запретили. Он помнит, как завидовал друзьям, у которых были братья и сестры, однако это ничего не меняло.
Отец часто сердился. И на сына, в котором ему все не нравилось, но особенно на жену. За то, что болеет, что не такая, как остальные деревенские женщины.
- Неженка, тьфу, – плевался, вернувшись с работы «под мухой».
Бабушка, узнав об этом, ему строго выговорила, только изменить натуру было невозможно. Продолжал выносить мозг, частенько бывал пьяный, а потом пошли слухи, что ходит на край деревни к женщине, о которой шла дурная слава.
Мама умерла, когда Диме было одиннадцать лет. Хотя был уже не маленький, слабо помнит, что тогда происходило. Перед глазами стоял только гроб и в нем мама. Маленькая, худенькая, как ребенок. Как ему хотелось потом, на кладбище, кинуться в яму вслед за ней и не отпускать, не отпускать...
Дальше все произошло так, как и следовало ожидать. Отец бросил сына на старую, больную тещу и уехал. Куда, с кем или к кому, никто не знал. С тех пор многие годы о нем не было ни слуху ни духу. Никому не писал, не звонил, был человек и нету. Дима с бабушкой так и решили, что сгинул.
Бабушка оформила опеку, чтобы получать пособие, – внук рос быстро, и ее пенсии не хватало на расходы. Пенсия за мать была небольшая, но бабушка ее старалась не тратить:
- Это твои деньги, – говорила Диме, – пойдешь учиться, понадобятся.
С ней мальчику было хорошо, спокойно. Бабушка нередко пекла что-нибудь простое, но вкусненькое, они часто разговаривали о жизни. О маме не спрашивал – для обоих это была больная тема.
Однажды Дима вернулся из школы раньше обычного и, снимая обувь, замешкался в сенях. Сквозь приоткрытую дверь видел, что бабушка стоит перед фотографией мамы и рыдает, как тогда, на кладбище...
У мальчишки у самого запершило в горле, тихонько вышел во двор, обнял старого Шарика и, уткнувшись ему в шерсть, тоже заплакал. А потом бабушка слегла. Совсем слабая, она шептала что-то Диме, но что, он не мог разобрать. К ним тогда зачастила ее двоюродная сестра, баба Женя, – разговаривали за закрытой дверью.
Однажды бабушке вдруг стало лучше, она даже присела на кровати и, подозвав внука, неожиданно внятным голосом сказала:
- Димочка, слушай бабу Женю, живи правильно, чтобы мне там, – подняла глаза вверх, к небу, – за тебя не было стыдно.
Хотел было сказать: «Да ты что, бабушка?!», как она вдруг завалилась на бок, захрипела и через пару минут затихла.
- Баб Женя, – в страхе закричал Дима, бросаясь из комнаты.
А та уже шла навстречу, понимая, что сестры больше нет. Нехитрые Димины пожитки перевезли к бабе Жене, их с бабушкой дом закрыли на замок. Так, в тринадцать лет началась его новая жизнь – без мамы и бабушки. И без отца, который по-прежнему не объявлялся.
Баба Женя жила не одна – в примаках у нее был мужчина из соседней деревни. Нового жильца он встретил в штыки, хотя хозяйка приказала не обижать мальчонку. Но дед, как Дима звал его про себя, отныне старался любую работу перекинуть на приемыша. Отправлял его вместо себя пасти коров, к колодцу за водой. Когда косили сено, готов был всучить косу, но баба Женя строго сказала:
- Мал еще.
Зато разбивать прокосы, переворачивать сено, грести, складывать в копны – это было обязанностью Димы. И когда свозили сено в сеновал на тачке, дед впрягал его. Ровесники играли на лугу, а он работал наравне со взрослыми, мечтая поскорее вырасти и уехать из дома, который был чужим.
Учился хорошо, но о поступлении в вуз или техникум не мог даже мечтать – помогать было некому. Пошел учиться в ПТУ на тракториста, понимая, что на кусок хлеба себе всегда заработает. После армии подался в строители. Зарабатывал хорошо, иногда даже ездил к бабе Жене с подарками и продуктами.
- Это тебе, – старался всунуть ей денежку, чтобы «дед» не увидел, – тот стал пить и за дармовыми деньгами готов был удавиться.
Бабы Жени не стало, когда у Димы уже была семья, квартира. Свой дом она переписала на него, внучатого племянника, – примака не стало еще раньше, утонул по пьяни.
Дети, подрастая, спрашивали:
- Папа, а где твои родители? Где наши бабушка с дедушкой?
Насколько мог, объяснял. Об отце умалчивал. Самому было больно об этом говорить и вспоминать. Да и уверен был, что того нет в живых.
Но отец был жив. Дети уже жили отдельно, своими семьями, когда тот объявился. Дмитрий с женой к этому времени перебрались в пригородный поселок, где он по своему проекту выстроил двухэтажный особняк (и бабушкин дом, и дом бабы Жени пришлось продать – нужны были деньги).
Отец явился с просьбой:
- Сынок, я тяжело болен – рак легких, и врачи сказали, что мне нужен свежий воздух. Можно буду жить у тебя?
Дмитрий хотел сразу показать рукой на порог, но жена остановила, пожалела. Выглядел отец, конечно, неважно - худющий, заросший, в старой замызганной одежде. А когда его вымыли, приодели, остригли, как-то не очень стал походить на больного. Впрочем, Дмитрий ни о чем его не расспрашивал, не мог заставить себя.
Выделили отцу комнату, ели с ним за одним столом, но разговоров не водили. Тот и сам не особо стремился к ним, его ничего не интересовало: ни то, как сын рос сиротой, ни то, как на ноги встал. Даже о внуках не спрашивал. Но по поселку прогуливался охотно. Иногда заявлялся домой навеселе, и невестка выговаривала:
- Вам нельзя пить. Что вы делаете?..
А потом из дома стали пропадать вещи. Сначала по мелочи – то флэшка, то что-то из рабочих инструментов. Дмитрий списывал пропажу на то, что, может, куда-то положил и забыл. Затем пропал новый мобильный телефон. Купил его недавно и еще не успел переставить симку.
- Катя, ты не видела новый мобильник? – спросил у жены. – Возле компьютера лежал в коробке.
- Нет, не видела и не брала. Я вообще не заходила в твою комнату, там только отец был.
- Отец? А что он здесь забыл?..
Вечером спросил у отца, не видел ли он мобильный телефон. Глаза у того забегали, но мотал головой энергично:
- Нет, не видел.
- А что ты делал в моей комнате?
- Просто зашел. А что, нельзя? – в голосе прорезались давнишние отцовские нотки.
Ничего не сказав жене, Дмитрий решил проследить за отцом. Ему все казалось странным: и то, что он никакие лекарства не принимает, но чувствует себя нормально, и то, что куда-то исчезает периодически. А главное, что вызывало смятение, – пропадающие вещи.
Отец, воровато оглядываясь, достал из комода его портмоне и стал вытягивать деньги.
- Ты что тут делаешь? – не стал больше скрываться Дмитрий. – Зачем берешь чужое?
Мужчина, растерявшись, что-то мямлил, затем вдруг схватился за сердце, всем своим видом демонстрируя приступ. Однако Дмитрия уже было не провести:
- Хватит притворяться, я тебя раскусил. Давай собирай манатки и поезжай туда, откуда прибыл. Больной, твою мать, – от злости даже выругался, чего не позволял себе давно.
Уходил отец, посылая проклятия единственному сыну, хотя тот его все же пожалел и дал денег на дорогу. Долго не мог успокоиться:
- Как же так? И на себя наговорил, что смертельно болен... И у сына стал воровать... Неужели ничего человеческого в нем не осталось?
- А оно было, человеческое? – неожиданно спросила Катя и, обняв мужа, сказала: – Забудь его как страшный сон. Не было у тебя отца и пускай не будет.
Спасибо за то, что прочитали, и за реакцию на статью – лайк, комментарий, подписку.