Музыка – уникальное по силе воздействия явление. Она заставляет плакать, смеяться, ностальгировать. Можно ли назвать умение слушать музыку человеческой прерогативой? На этот и не только вопрос ответит ведущий специалист в области восприятия музыки, нейрофизиолог и пианистка Марина Корсакова-Крейн. Многие считают, что способностью воспринимать музыку обладает не только человек. Если рассматривать мелодическую материю, из которой сделана музыка, то ее основные элементы рождаются на пересечении физики звука и нейрофизиологии слуха. Например, диссонансы узнаются даже только что вылупившимися цыплятами. А вся музыка состоит из сочетаний консонансов и диссонансов. Что касается мелодической материи, то ее очень интересно и несложно объяснять с точки зрения физики и физиологии. Хотя по последнему разделу исследований на данный момент немного. И все же музыка передает магию, пусть даже эти слова звучат нелогично из уст ученого. Музыка воспроизводит то, что в душе у каждого из нас. Музыка – всеобщий язык. Для общения с человеком на другом языке нам необходимо иметь хотя бы словарный запас. Музыка этого не требует. Человек может быть из любой страны, любого возраста, и музыка обратится к нему напрямую. Почему это происходит именно так, до конца непонятно, но музыка невероятно примитивным способом кодирует очень сложную информацию. Речь сейчас идет о человеческих эмоциях.
Слуховой аппарат у всех млекопитающих устроен одинаково, оттого мы аналогично воспринимаем приятные или неприятные звуки. Можно сказать, что природа в равной степени наградила музыкальностью бегемота и человека. Но лишь последний превратил звуки в искусство. Люди сумели распознать звуковой потенциал. Когда-то существовала первая сигнальная система животных, включавшая в себя мычание, мурчание и так далее, а потом эта система изменилась. У древних людей в одну сторону отделились слова (когнитивные константы), а другая сторона захватила эмоциональную компоненту. Постепенно люди обнаружили, что могут не просто воспроизводить голосом что-то непонятное, а создавать настоящие мелодии, и даже передавать их из поколения в поколение. Глубоко понимать музыку способен только homo sapiens. И это является нашей колоссальной духовной и интеллектуальной ценностью. Стивен Майтен (профессор археологии в Университете Рединга, автор книги «Поющие неандертальцы) сделал вывод, что музыкальность выполняла роль социального клея, средства коммуникации, передачи информации и борьбы за спаривания у ранних гоминид. Получается, что музыка стала инструментом эволюции. Многие исследователи пытаются понять, почему мы так привязаны к музыке, отчего она до сих пор существует и с какой стати имеет весомое значение. Потому что не несет какой-то очевидной и прямой пользы. Есть несколько объяснений. Первое заключается в том, что музыка, действительно, нас «склеивает». Когда люди вместе поют и танцуют, они чувствуют общность, и это дает им ощущение защищенности и комфорта. С точки зрения выживания считается, что если кто-то хорошо играет на музыкальном инструменте и танцует, то этот человек обладает прекрасной двигательной системой, а значит, становится хорошим вариантом для продолжения рода.
Музыка устроена невероятно странно. В целом, она состоит из звуков, но сама по себе звуковысотность для нас не важна. Мы можем взять ту же самую мелодию и начать играть ее выше или ниже, исполнять ее на разных инструментах, но все равно она будет узнаваема. Значит, существует что-то большее, чем физика звука. В музыке имеет место организация звуков, причем она фантастична тем, что представляет собой силовое поле. Воспроизведите самую обыкновенную гамму от ноты «до», и все зазвучит замечательно. Но если сыграть ее от ноты «до», при этом остановившись на ноте «си» перед «до», тогда можно почувствовать, как «си» захочет перейти дальше. Это работает притяжение и то, как мы воспринимаем музыкальные звуки, не только диссонансы и консонансы, которые доступны даже птенцам. Люди ощущают музыку как движение в тональном пространстве и силовом поле. Когда мы слушаем музыку, можем ощутить присутствие напряжения или, наоборот, внутреннее освобождение. В нейропсихологии музыки эта идея до конца не проработана и требует экспериментов. Но сама по себе эта мысль не нова. Первым человеком, предположившим, что в музыке присутствует тяготение, был учитель Винченцо Галилеи (итальянский теоретик музыки, композитор, отец физика Галилео Галилея) Джозеффо Царлино. Именно он первым упомянул то, что при хождении к главной устойчивой ноте появляется ощущение чего-то упавшего на землю. В музыке существует выражение «прийти домой», домашняя тональность. Когда в музыкальной школе обучают детей, с самого начала обозначают устойчивые и неустойчивые тона, напряженные и ненапряженные. Это абсолютно обычный лексикон российских и бывших советских школ, потому что они дают непревзойдённое музыкальное образование. Но изучение того, как именно мы движемся в тональном пространстве нашим слухом, еще требует времени для изучения. При восприятии любой информации разуму необходима система отсчета. Например, осматриваясь вокруг, мы знаем, что это трехмерный мир и у нас в голове возникают картезианские координаты X Y Z. В музыке тоже есть система отсчета, которая активизируется в мозге при ее прослушивании. Лейбниц говорил, что музыка – это подсознательные вычисления души, которая не знает, что она вычисляет.
Софико Шеварднадзе вместе с Мариной Корсаковой-Крейн обсудили и нашли ответы на вопросы отчего при всем богатстве звуков нот всего семь? Что такое озвученное время? Как ведут себя мелодии в трехмерном пространстве? За что мы любим сложную и неоднозначную музыку? Почему один музыкальный интервал комфортен для восприятия, а другой режет ухо? В какой момент мы теряем свою музыкальность? Есть ли способ натренировать абсолютный слух? Как мажор вызывает радость, а минор-грусть? И какую пользу приносят занятия музыкой?
А если бы вам в течение жизни предложили слушать всего лишь одну мелодию, какая бы она была? Напишите варианты в комментариях.