Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты,
на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Фаина Раневская
Театр… Что есть театр? Если заглянуть в какой-нибудь словарь, можно будет найти что-то вроде определения, что театр – это вид искусства. Но к искусству относят и музыку, и танцы, и живопись. Начнём с того, что театр – это особый вид искусства. Зрелищного. В нём объединены и музыка, и хореография, и литература, и даже, если хотите, иногда и живопись тоже.
Само театральное искусство играет огромную роль в жизни человека. С одной стороны, театр служит для развлечения, с другой преследует образовательные цели. Когда зритель смотрит спектакль, у него развивается воображение, расширяется кругозор. Именно благодаря театру человек приобщается к нравственно-эстетическим ценностям. В общем, писать можно долго. Нет, наверное, ни одного человека, который хотя бы один раз не побывал в театре.
И у каждого он свой. Кто-то любит оперный, кто-то предпочитает драмтеатр, третьи наперечет то, что можно увидеть в комедии, знают… Ну, а мы поговорим сегодня про МХАТ.
Историческая справкаМосковский Художественный театр создали в 1898 г. Константин Станиславский и Владимир Немировичем-Данченко. Его первое название было Художественно-общедоступный театр. В 1901 году название сменилось на Московский Художественный театр (МХТ), а в 1919 году он получил звание академического (МХАТ).В 1987 году театр разделился на две самостоятельные труппы — МХАТ имени А.П. Чехова (Камергерский пер., 3) и МХАТ имени Горького (Тверской бул., 22).В 2004 году МХАТ имени А.П. Чехова вернулся к своему историческому названию — МХТ.
Для начала решила спросить про этот театр свою тётю, которая живёт в Москве и к тому же является человеком близким к искусству (она учитель музыки). Её молодость как раз пришлась на 60–70 годы – то самое время, когда МХАТ переживал свой расцвет.
‒ Чтобы кто-то не пошёл во МХАТ? – удивилась она, выслушав мой вопрос. – Да это же было неприлично – не знать, что это за театр. Во МХАТ ходили все!
Вот так так… Оказывается, ещё и неприлично. А ведь были же другие театры – «Современник», Малый театр, Театр на Таганке, позже появился театр «У Никитских ворот». Интересно, а не посетить эти театры тоже выглядело не совсем приличным? Или, может быть, здесь более подходит другое слово? Которое мы называем «престижем»?
‒ Ты не понимаешь, ‒ продолжает тётушка своим неподражаемо мягким голосом. – Многие люди в театр ходят на кого-то. В смысле, чтобы посмотреть игру какого-то одного актера. Хотя впрочем… ‒ и Ирина Ивановна задумывается, ‒ тогдашний состав МХАТа был настолько сильным, что ходить можно было на всех. А режиссером был сам Олег Ефремов.
Признаться, меня зацепляет слово «сам». Словно кроме Олега Ефремова и руководителей нельзя было найти, о чём я тотчас замечаю в разговоре.
‒ Да дело не в этом, ‒ слышу я в ответ. – Главный режиссер не только ставит пьесу на сцене. Ему ведь ещё и коллектив надо подобрать работоспособный. И такой, который именно его понимал бы. Знаешь, как бывает: учу-учу музыке мальчика или девочку, они играют вроде бы правильно. А я в этот момент стою рядом с ними и понимаю: «Не слышат они меня!» Играют так, как хотят. Или просто так, как получается. Но меня не слышат. Вот и в театре, наверное («ты уж извини, не театрал я» ‒ извиняется по ходу разговора тётушка) так же: «Бывает, что играют-то вроде правильно, а выразить то, что хотел сказать режиссёр, не получается. Хотя… Хотя, очень даже может быть, что я не права».
«Очень может быть, что правы», ‒ тотчас думаю я. И сразу же возвращаюсь к слову «сам». Сам Олег Ефремов. Интересно, а когда был организован этот театр, о его основателях тоже говорили – «сам Немирович-Данченко» или «сам Станиславский»?
Вообще, сама по себе история возникновения Московского Художественного Театра достаточно интересна. В ней много противоположностей, да и в существовании театра этих противоположностей более, чем достаточно. Так, в июне 1897 года один никому не известный режиссер-любитель получил от очень известного в московских кругах драматурга письмо с приглашением встретиться в «Славянском базаре», чтобы обсудить один интересный вопрос.
«Мировая конференция народов не обсуждает своих важных государственных вопросов с такой точностью, с какой мы обсуждали тогда основы будущего дела, вопросы чистого искусства, наши художественные идеалы, сценическую этику, технику, организационные планы, проекты будущего репертуара, наши взаимоотношения», ‒ вспоминал позднее Станиславский.
И это было правдой. Встреча и обсуждение «интересного вопроса» длилось ни много ни мало, а восемнадцать часов. Итогом этого разговора явилось создание того театра, который известен широкой публике сейчас.
Профессия режиссёра театра стала значимой именно после этой встречи. Здесь может возникнуть вполне резонный вопрос: а разве раньше этой должности не было? Была, но – вот здесь приготовьтесь удивиться – занимался режиссёр совсем не тем, чем ему приходится заниматься в наше время. Он следил, чтобы актеры вовремя появлялись из-за кулис, чтобы не опаздывали на репетиции. А бывало и так, что режиссёру приходилось лично ехать за каким-нибудь актёром, который забыл о том, что у него на носу театральная репетиция. Известны случаи, когда режиссёр доставлял актёра в театр из кабака, и тот, находясь уже в изрядном подпитии, начинал проявлять свой необузданный характер на сцене. В общем должность была незавидная и малообещающая. Идти в театральные режиссеры никто особо не хотел, потому что знали, чем придётся со временем заниматься.
Дошли до наших дней и комичные случаи. Например, один из хорошо известных актёров знаменитой «Александринки» Владимир Давыдов на просьбу режиссёра встать ответил отказом. Мотивировка была очень простой: репетиции в конце XIX века проходили… сидя! При этом артист добавил, что «когда будет играться спектакль вживую», он непременно встанет, но во время репетиции ему дозволяется сидеть.
Ещё один случай, который заслуживает улыбки.
В начале XX века фамилия артиста Качалова была известна очень хорошо. Имея практически всероссийское признание, он получил приглашение на работу в Московском Художественном Театре. Будучи по своей натуре человеком сомневающимся, Качалов сперва отказался от данного предложения. Тогда, чтобы его убедить, что играть в московском театре выгодно не только с точки зрения хорошей оплаты, но и это хорошо для приобретения опыта, Качалову сказали, что с ним будет работать гениальный режиссёр (вот, наверное, сейчас так бы и сказали — «сам») Станиславский, актёр совершенно искренне удивился:
«А разве режиссёру обязательно быть гениальным? Что он такого делает, чтобы эта гениальность была заметна? Подбирает костюмы и парики для выхода на сцену? Или следит, чтобы грим был наложен по всем правилам? Да, он смотрит за тем, чтобы актёры правильно были расставлены на сцене и при этом не мешали и не заслоняли друг друга. Но опытный актёр и сам это сделает, безо всякого режиссёра, будь он хоть трижды гениален!»
Вот то, что обсуждалось двумя малознакомыми на тот период людьми.
«Режиссёр нашего театра, ‒ говорил тогда Немирович-Данченко, ‒ будет совершенно иным человеком, а не тем, кому приходится нанимать возницу для того, чтобы привезти на репетицию актёров, выискивая их порой в самых неподходящих для культурного человека местах. Это будет человек, который как бы сам увидит всё происходящее на сцене из зрительного зала. Он будет сам придумывать идеи, которым весь коллектив актёров будет подчиняться. Только тогда из театральных постановок выйдет толк. Только тогда театр действительно станет театром».
Надо полагать, что МХАТ стал именно таким театром, видеть который мечтали в своё время малоизвестный режиссёр и прославленный драматург.
