Схватка в степи
Они спешили на помощь к Галдан-Церену, скакали без остановок всю ночь – и наконец под утро, когда кони окончательно устали, услышали недалеко, за невысоким холмом, звуки яростной битвы. Вой и душераздирающие крики, предсмертный храп раненых лошадей, визг разбойников и лязг сабель перемешались в знакомые для опытных воинов звуки кровавой сечи. Есаул Углецкий и тархан Ибрагим осадили лошадей и дали отряду знак остановиться. Одновременно они дали своим воинам команду приготовиться к бою, а сами помчались вперед – на холм, который укрывал их от разбойников, но одновременно закрывал обзор и мешал увидеть противника. С вершины невысокого холма открылась ужасающая картина кровавой резни. Они поняли, что опоздали. Только около одинокого дерева остатки небольшого отряда калмыков отбивались из последних сил от наседавших на них разбойников. Вокруг все было усеяно убитыми манкуртами вперемешку с калмыцкими воинами, медлить больше было нельзя. Их отряд был втрое меньше разбойников, и они решили заманить манкуртов в засаду, под ружейные залпы.
После короткого совещания казахские воины Аблая и полсотни добровольцев вызвались на роль приманки, и воины, на ходу вытаскивая стрелы, с криком и шумом помчались навстречу разбойникам и через минуту скрылись за холмом. Оставшиеся выбрали удобную позицию, еще раз проверили ружья и застыли в напряженном ожидании врага. Тем временем казахи и полсотни башкирских всадников внезапно выскочили из-за холма и начали осыпать разбойников стрелами. Они действовали столь удачно, что их стрелы выбили из седел десяток врагов. От неожиданности разбойники на миг опешили, но прозвучал чей-то гортанный приказ – и большая группа манкуртов, отделившись от остальных, размахивая блестящими на весеннем солнце саблями, улюлюкая и воя, помчалась навстречу небольшому отряду. Казахи и башкиры для порядка пустили еще десяток стрел и, нарочито изображая панику, помчались за спасительный холм, завлекая в засаду степных разбойников.
Дружный залп из сотен ружей встретил преследователей. Пороховой дым еще не рассеялся, а башкиры, зажав в зубах пару стрел, а другую пару заправляя в тетиву, уже помчались навстречу противнику. Тархан Ибрагим придержал коня и крикнул хорунжему, чтобы казаки перезаряжали ружья и оставались на месте. Башкиры преследовали оставшихся в живых разбойников, выбивая их из седел меткими выстрелами из луков. Теперь уже десяток израненных разбойников искали спасения за холмом. Они с криками: «Истяки! Истяки!» – мчались к разбойничьему отряду, который все еще кружил вокруг лагеря Галдан-Церена, добивая последних воинов калмыцкого хана, и даже треск ружейных выстрелов не отвлек их от этого занятия. Только предводитель разбойников и несколько его ближайших телохранителей, услышав ружейные залпы, насторожились и, тяжело дыша, как волки, почуявшие опасность, с тревогой начали вглядываться в сторону холма, который закрывал от них обзор. В следующую минуту они увидели, как из-за холма выскочил башкирский отряд, преследующий еще оставшихся в живых разбойников. Предводитель, увидев всего две сотни башкир, в ярости прокричал что-то, и манкурты, которые уже начали грабить ханский караван, вынуждены были по зову вождя атаковать башкир. Они готовы были изрубить их на мелкие куски, ведь всего один шаг отделял их от богатой добычи – и кто-то посмел помешать им. Тем временем башкиры, полуобернувшись на седлах, метко пуская стрелы одну за другой, выбивали из седел врагов и постепенно снова завлекали их в засаду. Умные и натренированные башкирские кони как будто знали, в какую сторону им отступать, и без всякого понукания неслись за спасительный холм. Внезапно перед разбойниками на вершине возникла другая сотня под командой есаула Углецкого, и залп их ружей окончательно уравнял число воинов противоборствующих сторон. Ошеломленные количеством потерь, разбойники замешкались, осадили лошадей и, не видя своего предводителя, начали в панике отступать. С победоносными криками казаки и башкиры бросились преследовать врага. Мало кто уцелел среди разбойников. Башкиры и казаки преследовали их еще верст пять и, чтобы не загнать окончательно уставших от дальних переходов коней, повернули обратно и уже медленно пошли к обезлюдевшему лагерю Галдан-Церена.
Молодые воины обсуждали подробности боя и не спеша возвращались к лагерю. Вдруг они увидели на одиноком дереве в центре калмыцкой стоянки блестящий золотом в лучах вечернего солнца предмет, вокруг которого с криком и гамом уже кружились вороны. Пришпорив коней, башкиры и казаки поспешили к лагерю, уверенные в том, что разбойники перебили всех воинов Галдан-Церена.
По следам побоища было видно, что разбойники напали внезапно, но, получив достойный отпор, начали каруселью скакать вокруг лагеря, осыпая калмыков тысячами стрел, снова и снова пытаясь ворваться в их ряды. Но и калмыки защищались умело – по всему кругу лежали пронзенные их стрелами манкурты. Наконец разбойникам удалось прорваться в лагерь. Перед казаками и башкирами открылась картина ужасающей резни, которая повергла их в оцепенение. Вокруг лежали изрубленные саблями и пронзенные стрелами калмыцкие воины и десятки уничтоженных врагов. Ближе к центру лежали убитые женщины, в руках которых были зажаты кинжалы. Видно было, как они отчаянно сопротивлялись и защищали самое дорогое для них – детей. Но силы были неравны, и теперь мертвые женщины и дети вперемешку с убитыми врагами лежали на земле. Из ужасного оцепенения воинов вывел тихий детский плач.
На дереве-карагаче невысоко висела детская колыбель, которая, отражаясь на солнце украшениями в виде золотых драконов, издалека привлекла внимание воинов. Под ней, прислонясь к дереву, словно отдыхая, весь окровавленный, сидел хан Галдан-Церен. Обломок стрелы торчал из груди старого воина. Вдруг он открыл глаза и попытался встать и защитить своего внука, последнего оставшегося в живых из его ханского рода, но силы покинули его. Он снова прислонился к дереву и начал медленно сползать на землю. Тархан Ибрагим и есаул Углецкий подхватили и бережно опустили хана на землю. Хан снова пришел в себя и узнал своих спасителей. «Спасите моего внука!» – успел прохрипеть он и снова потерял сознание.
Было видно, что калмыцкий хан сражался отчаянно, – с десяток разбойников лежало вокруг него изрубленными и искалеченными, но и сам он получил смертельные ранения. Башкиры перевязали его, и он снова ненадолго пришел в сознание. Стараясь не расходовать силы напрасно, Галдан-Церен начал медленно говорить: «Давным-давно здесь, недалеко от берегов Аральского моря, мои предки нашли мальчика и назвали его Улиндай-Бадон-Тайша. От этого младенца ведут свой род все джунгарские, в том числе и мы, дербетевские, ханы. Здесь же, в степях Приаралья, я, последний хан дербетевского племени, ухожу в мир Верховного целителя и в одном из шести миров обрету свое новое рождение. Но в новом обличии я уже никогда не буду ханом. Я вам оставляю своего внука – последнего из ханского рода. Провидению было угодно, чтобы вы спасли его, и божественная сила отдает младенца в ваши руки». Он застонал, закрыл глаза и, немного отдышавшись, продолжил: «Увидев вас, пришедших на помощь, я отыскал колыбель младенца и убедился, что Всевышний сохранил ему жизнь». Он слабеющей рукой нащупал ладонь тархана Ибрагима и, уже обращаясь только к нему, продолжил: «Воспитайте его как настоящего воина! Расскажите ему, что он ханский сын, и когда вырастет, пусть возвращается к своему народу, который остался за великой рекой!» Галдан-Церен снова потерял сознание. Хорунжий Дербетев при этих словах хана вдруг замолчал – он не решался перевести с калмыцкого последнюю волю хана и донести ее до присутствующих. Он надеялся, что хан поручит ему воспитание наследника. Но хан даже в свой смертный час не простил своего брата Чидана, который ради корысти изменил когда-то своим обычаям и вере. И сейчас сын Чидана хорунжий Дербетев, потрясенный последней волей хана, после продолжительной паузы процедил сквозь зубы, обращаясь к тархану Ибрагиму: «Тебе оставил наследника!» – и перевел слово в слово последнюю волю хана. Изумленный тархан растерялся, но насмешливый голос есаула Углецкого: «Не пора ли заняться младенцем, папаша?» – окончательно вывел его из этого состояния. Обуздав свой гнев, он тут же поручил все заботы о младенце своему младшему брату Абдулкадиру.
Всего несколько израненных калмыков осталось в живых, были потери и среди оренбургских казаков и башкир. Воины казахского хана Аблая сообщили о возвращении в свой стан, посчитав выполненной поставленную перед ними задачу. Тархан Ибрагим и есаул Углецкий решили отправить вместе с ними раненных в бою товарищей и через них сообщить атаману Могутову о гибели хана Галдан-Церена и невозможности выполнения первоначального плана – воспользоваться его содействием для возвращения калмыков. Оставшиеся воины решили идти вслед за калмыцкими кибитками и попытаться догнать ушедшие далеко на восток племена, здраво рассудив, что корпус атамана Могутова движется в том же направлении и в скором времени они благополучно встретятся.
Окончание следует...
Автор: Махмут САЛИМОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!