Фигура Фёдора Баткина может считаться наглядным примером недолговечности земной славы. На рубеже 1910-х и 1920-х его имя в России знал практически каждый. О Баткине писали газеты и журналы, известные мемуаристы давали ему свои характеристики, а знаменитые писатели делали героем своих произведений. Но сразу после смерти в 1922 году имя Баткина было забыто, и сегодня его помнят только историки.
Настоящее имя Баткина было не Фёдор, а Эфроим. Он родился в 1892 году в семье еврейского коммерсанта, ребёнком переехал с семьёй из родной Феодосии в Севастополь. Там, повзрослев, вступил в партию эсеров, а в 1910 году на несколько лет эмигрировал в Бельгию. Это, по сути, всё, что известно о начальном периоде жизни Баткина. Следующие данные относятся уже к 1917 году, когда по-настоящему взошла его звезда.
Морской волк
После Февральской революции Фёдор Баткин приобрёл известность как блестящий оратор и агитатор. Он пламенно агитировал за продолжение войны с Германией (в противовес большевикам с их активной антивоенной позицией), проявив себя в этом качестве так ярко, что даже вошёл в специальную делегацию моряков Черноморского флота, которым командовал вице-адмирал Александр Колчак.
Почему моряков? Просто Баткин выступал на митингах в тельняшке, бушлате и бескозырке, говоря от имени «братишек-матросов». При этом практически нет сомнений, что к военно-морскому флоту Баткин никакого отношения не имел. Хотя бы по той причине, что на службу его не взяли бы просто из-за еврейского происхождения. Потому зампредседателя Кронштадтского совета и настоящий моряк Фёдор Раскольников писал: «Никогда не служивший во флоте, Фёдор Баткин пытался разыгрывать роль старого «морского волка», бесстыдно выступая от имени моряков Черноморского флота, патетически восклицал: «Мы, матросы, мы, черноморцы», сопровождая эти самозваные возгласы обычным барабанно-патриотическим пафосом». Того же мнения придерживался и Лев Троцкий, брезгливо помянувший Баткина в своей «Истории русской революции»: «Из Черноморского флота, который находился под руководством эсеров и считался, в противоположность кронштадтцам, оплотом патриотизма, отправлена была по стране особая делегация в 300 человек во главе с бойким студентом Баткиным, который наряжался матросом».
Но самое красочное описание принадлежит Павлу Малькову, члену комитета РСДРП в Гельсингфорсе, а позже – первому коменданту Смольного: «Как-то явилась делегация от Черноморского флота во главе с Фёдором Баткиным, именовавшим себя моряком-черноморцем. Надо отдать ему должное, говорил он здорово, оратор был хоть куда. По случаю приезда черноморцев созвали на центральной площади митинг. Народу собралось – тьма, со всех судов. Тут-то Баткин и разошёлся. Он начал честить большевиков на все корки, заявляя, что, мол, «у себя», на Черноморском флоте, они давно «избавились от этой заразы». Баткин ратовал за продолжение войны «до полной победы», требовал безоговорочной поддержки Временного правительства».
Пропагандисты нужны во все века, а потому Баткин быстро оказался полезен новой власти, стоявшей за продолжение войны. Как позже писал генерал-лейтенант Антон Деникин, карьеру аферист-агитатор сделал поистине головокружительную: «В первые дни революции поступил добровольцем в Черноморский флот, через два-три дня был выбран в комитет, а ещё через несколько дней ехал в Петроград в составе Черноморской делегации. Направляемый и субсидируемый Ставкой, он сохранял известную свободу в трактовании политических тем и служил добросовестно, проводя идею «оборончества». То есть призывал продолжать войну с Германией до победного конца».
Пропагандисты нужны во все века, а потому Баткин быстро оказался полезен новой власти, стоявшей за продолжение войны. Как позже писал генерал-лейтенант Антон Деникин, карьеру аферист-агитатор сделал поистине головокружительную
Лучший друг Корнилова
В июне 1917 года матросы Черноморского флота постановили разоружить офицеров и отстранить Колчака от должности командующего. Уведомив Временное правительство, что подавить бунт он не в силах, адмирал подал в отставку. Потеряв готовую его слушать аудиторию и смекнув, что дальше агитировать за продолжение войны может быть опасно для жизни, Баткин покинул Севастополь. Вновь он всплыл в рядах Добровольческой армии, возглавляемой генералом от инфантерии Лавром Корниловым. При этом юркий Баткин каким-то образом смог попасть под личное покровительство Корнилова, разглядевшего полезность пропагандиста. Участник Ледяного похода Роман Гуль отмечал: «Баткина ненавидят гвардейцы, но он взят Корниловым и выступает с ним перед казаками». Однако Корнилов просчитался. Как писал в своих воспоминаниях Деникин, Баткин не учёл, с кем говорит, и принялся напропалую ругать прежний строй, а одновременно и армейские традиции. Поскольку в Добровольческой армии было немало офицеров, это вызвало у них сперва недоумение, а потом ропот. Закончилось всё тем, что у части добровольческого офицерства возникла глухая вражда к Баткину и недовольство самим Корниловым. В итоге незадолго до выхода в поход группа офицеров решила убить Баткина, после чего Корнилов сдал агитатора под охрану своего конвоя.
Почему Корнилов так защищал Баткина, догадаться нетрудно. Очевидную причину правдоподобно описал Алексей Толстой в романе «Хождение по мукам»: «В обозе за армией ехал знаменитейший агитатор матрос Фёдор Баткин – кривоногий, черноватый мужчина в бушлате и бескозырке с георгиевскими ленточками. Много раз офицеры пытались его пристрелить в обозе как жида и красного сукина сына. Но его охранял сам Корнилов, считавший, что знаменитый матрос Баткин вполне восполняет все недостатки по части идеологии в армии. Когда главнокомандующему приходилось говорить перед народом (в станицах), он выпускал перед собой Баткина, и тот хитроумно доказывал поселянам, что Корнилов защищает революцию, а большевики, напротив, контрреволюционеры, купленные немцами».
Вот и один из основателей Добровольческой армии генерал-майор Иван Кириенко искренне изумлялся тому, что подобный человек мог стать приближённым командующего: «Этот Баткин, по виду инородец, а потому, вероятно, и не матрос, но, по словам генерала Корнилова, его лучший друг и ближайший помощник, играл какую-то странную роль… Штаб верховного главнокомандующего – не место для друзей или знакомых, и чины его должны иметь своё назначение и строго определённые обязанности».
Корнилов погиб 31 марта 1918 года при штурме Екатеринодара, после чего Добровольческая армия была вынуждена отступить обратно на Дон. «Врачи составили список раненых, не могущих выдержать перевозки, которых оказалось около 200, – писал Деникин, принявший командование на себя. – Остался по собственному желанию и «матрос» Баткин, услугами которого более не пользовались».
Жертва доноса
После этого следы Фёдора Баткина на некоторое время потерялись. Осенью 1921 года его встретил в Константинополе калмыцкий князь и участник Гражданской войны Данзан Тундутов. Баткин представился эсером и предложил князю сотрудничество с его партией. По свидетельству Тундутова, бывший пропагандист вовсю интересничал, подчёркивая силу своей непонятной партии и угрожая смертью за попытку выхода из неё.
Однако, насколько можно понять, к тому времени Баткин уже сменил флаг, начав работать на советскую ЧК. Именно при его содействии большевикам в ноябре 1921 года удалось переманить на свою сторону осевшего в Константинополе видного белого генерала Якова Слащёва. Последний благополучно вернулся на родину, где стал преподавателем в красноармейской школе «Выстрел». Вскоре возвратился в РСФСР и Баткин. На родине он наверняка рассчитывал снова совершить головокружительную карьеру благодаря подвешенному языку и природной пронырливости. Однако на этот раз Баткин просчитался.
1 октября 1922 года эмигрантская газета «Руль» поместила короткую заметку: «Из Севастополя сообщают, что в Советской России по доносу Слащёва расстрелян небезызвестный матрос Баткин. Слащёв, старясь войти в доверие к советской власти, предал своего недавнего приятеля, которого он обвинил в сношениях с белогвардейскими организациями и спекуляции». Газета ехидно добавила, что и сам Баткин, в свою очередь, делал доносы на Слащёва. Так закончился жизненный путь пройдохи, полагавшего, что может перехитрить всех, и ставшего в итоге жертвой чужой хитрости.
Евгений Новицкий