Бьющую здесь через край ненависть, подобную безумствам аппетитов Гаргантюа, можно было бы отнести к вычурности маньеризма – предвестника излишеств барокко. Но разговор не о кулинарии или архитектуре. Речь о биографии Ивана Грозного, первом жизнеописании русского правителя, изданном за рубежом.
Текст: Денис Хрусталёв, фото предоставлено автором
«Жизнь Ивана Васильевича, великого князя Московии» (лат. Ioannis Basilidis magni Moscoviae Ducis vita) – это, с одной стороны, интеллектуальный прорыв, научный памятник, жест особого внимания, а с другой – памфлет на грани пасквиля, забавляющийся игрой между достоверностью и вымыслом, уважением и презрением, моралью и этикой.
Его написал лютеранский пастор Пауль Одерборн (около 1550–1604 гг.), немец, выходец из Померании, служивший в Вильне, Ковно, Риге и Митаве, никогда не бывавший в России. Завершение своего труда он датировал в предисловии 1 октября 1584 года – когда со смерти царя минуло чуть более полугода. Итог подводился по горячим следам.
Книга была опубликована в 1585 году в далеком Виттенберге. Она стала классикой. Уже через три года появился ее перевод на немецкий, впоследствии переизданный в 1596 и 1698 годах. Вплоть до 1710 года это была единственная история русского царя на немецком языке. Любой интерес к России в те годы неизбежно заставлял обратиться к ее тексту.
Так было и с первыми отечественными историками. Данные Одерборна активно использовал Николай Михайлович Карамзин. Иногда приводил их даже без ссылки, порой называл «баснословными». Вслед за ним так вели себя и другие. Это касалось прежде всего известий о жестокости и будуарных подробностей. Например, о беременности отправленной в монастырь Соломонии Сабуровой, первой супруги Василия III, о распутстве Елены Глинской, матери Ивана Грозного, об убийстве царем своего сына и т.д. Эти версии особенно были востребованы в художественных произведениях. В среде историков нарастал скепсис.
ПЕРЕВОД
Казалось бы, «Жизнь Ивана Васильевича, великого князя Московии» – уникальный документ, созданный современником, очевидцем эпохи, исключительно популярный, обязательный для ознакомления. Но этот труд никогда не был переведен на русский. Так произошло не случайно – это осознанное решение: никто не хотел.
Латинский оригинал книги перепечатывали в 1600 году, затем в России в 1842-м он вышел в составе сборника источников. Дореволюционные историки все без исключения должны были владеть латынью, потому острой необходимости в переводе не было. Позднее ситуация ухудшилась. Советские исследователи знали Одерборна только в пересказах. Фактически речь может идти всего об одной публикации. Это статья Ивана Ивановича Полосина, написанная в 1948-м и опубликованная посмертно в 1963 году в мемориальном сборнике. Автор не готовил ее к печати, а потому она вышла без его редактуры и не лишена неточностей. Полосин частично пересказал содержание сочинения, привел ряд цитат и расставил неутешительные акценты. Его вердикт был жестоким: «Памфлет Одерборна представляет собою настолько сырой конгломерат дипломатически-обывательских и обывательски-дипломатических сплетен, что их педантический источниковедческий анализ оказался бы непроизводительным делом». Полосин фактически заявил, что этот источник «бесполезен». Несмотря на обилие уникальных известий, ученый не видел возможности вычленить из них достоверные.
Однако подобный нигилизм не привел к забвению труда Одерборна. Напротив, исследователи второй половины XXвека активно на него ссылались. Его сведения по конспекту Полосина использовали такие известные исследователи, как Александр Александрович Зимин, Руслан Григорьевич Скрынников и многие другие. К сожалению, к оригинальному тексту они не обращались, усложняя и без того запутанную историографическую ситуацию.
Первой о необходимости полного перевода книги Одерборна на русский язык заявила выдающийся отечественный медиевист Анна Леонидовна Хорошкевич, которая тогда же, почти тридцать лет назад, начала прилагать усилия к реализации такого проекта. Она предложила выполнить перевод сотруднику кафедры древних языков МГУ Клавдии Андреевне Морозовой. Частично эта работа была сделана, а ее результаты были опубликованы в 2000–2005 годах. Однако качество переведенного текста смущало Хорошкевич и впоследствии заставило его полностью пересмотреть. Преждевременная смерть Морозовой не позволила ей закончить начатое. В 2003 году Хорошкевич предложила историку Владимиру Владимировичу Рыбакову сделать работу заново. В силу ряда причин этот труд растянулся на два десятилетия. За эти годы Хорошкевич ушла из жизни. Проект пришлось перезапускать в 2020 году, когда я опубликовал призыв к нему в социальной сети. Сейчас книга готовится к публикации в издательстве «Наука». Скоро у нас будет возможность ознакомиться с полным текстом Одерборна в переводе Рыбакова с обстоятельными комментариями профессора Санкт-Петербургского университета Александра Ильича Филюшкина.
АМБИЦИОЗНЫЙ ПАСТОР
Провинциальный проповедник Пауль Одерборн может быть доволен: не являясь выдающимся деятелем в какой-либо области, посмертно он таки прославился. Его собственная биография не блистала изысками. Он родился в маленьком городке Барт на берегу лагуны Бодден, выходящей в Балтийское море в районе острова Рюген в Западной Померании.
Впервые он упоминается в 1570 году в числе студентов магистратуры факультета теологии университета в соседнем Ростоке. В 1574-м он получил степень магистра философии, а с 1577 года служил в лютеранском приходе в Вильне. В священники его рукоположили в 1578-м. И уже в следующем году Одерборн в качестве пастора присоединился к армии Стефана Батория, направлявшейся к Полоцку. Для Батория это было удачное предприятие, в ходе которого московские войска Полоцк оставили. Успех послужил поводом для многочисленных письменных рефлексий западноевропейских интеллектуалов, морализаций на тему поверженного зла и духовного превосходства. По подсчетам Александра Ильича Филюшкина, «за последующие 1579–1582 годы нарративных памятников пропагандистского и информационного типа, посвященных войне Речи Посполитой и России, вышло больше, чем за предыдущие двадцать лет кампании». Это был настоящий «всплеск манифестов, летучих листков, панегириков и глорификационных сочинений, и даже гравюр, изображавших сюжеты из недавней истории Великого княжества Литовского». Авторы разъясняли: «мы из «христианского мира», а они схизматики; мы – прекрасная развитая цивилизация, а они – примитивные варвары; у них безумный тиран Иван Васильевич, а у нас великий король Стефан Баторий; у них страна рабов с погрязшими в коррупции вельможами, а у нас самое совершенное государство, Речь Посполитая; у них трусливые и бездарные воеводы, а у нас великие полководцы; у них дикий и жестокий сброд с примитивным оружием, а у нас прекрасная и благородная армия и т.д.».
Одерборн стал корреспондентом своего учителя Давида Хитрея, многолетнего ректора Ростокского университета, протестантского богослова, интересовавшегося событиями на востоке. С чужих слов Одерборн писал ему о религии московитов, о боевых действиях, об осаде Пскова и мирных переговорах, которыми в 1582 году завершилась Ливонская война. Некоторые его материалы Хитрей даже публиковал, чем, надо полагать, вызвал у ученика желание попробовать свои силы на литературном поприще.
С 1583 года Одерборн служил пастором в Ковно, где приступил к осуществлению задуманного сразу после получения известий о смерти русского царя. Он не только метил в вечность, претендуя на литературный олимп. Но и преследовал вполне земные цели, рассчитывая на щедрость влиятельного германского князя – герцога Брауншвейгского Генриха Юлия, который в мае 1584 года объявил о помолвке с дочерью саксонского курфюрста Доротеей. Именно 20-летнему Генриху Юлию Одерборн посвятил свой труд, который наполнил многочисленными сопоставлениями его благородного наследия и славного правления с природной порочностью и варварским деспотизмом русского царя.
АВТОРИТЕТНЫЙ ИСТОЧНИК
На фоне высокообразованного юного герцога Брауншвейгского Одерборн старательно выводил Ивана Грозного инфернальным исчадием, а Московию – образцом дикости. Уничижительные эпитеты начинались с первых строк: «Никогда еще за все времена, память о которых только сохранили люди, никто из тех, кто был облечен царским саном и восходил на вершину власти, не проявлял по отношению к гражданам и чужеземцам столь великой жестокости и не чинил большего произвола, чем Иван Васильевич». Перечни оскорблений заполняли целые страницы: «был он тираном, кровопийцей, свирепым, необузданным, захватчиком чужого добра, жадным до денег, хищником, живоглотом, высокомерным, превознесшимся, недоступным для просителей, своенравным, плохо сходился с людьми, невежливым в речах, крайне вспыльчивым, раздражительным, буйным, рабом удовольствий, несдержанным, неумеренным, безрассудным, бесчеловечным, несправедливым, не слушал советов, бесчестным, беззаконным, умалишенным, легкомысленным, непостоянным, несговорчивым, безжалостным, преданным страстям, неисправимым, злоязычным, зачинщиком войн, тягостным, надоедливым, безудержным, непереносимым».
Более того, царь, «кровожаднейший и нечестивейший», «отвратительная и изнеженная натура», «унаследовал» эти качества от своих «родителей обоего пола». Еще будучи мальчиком, все его «нравы» «имели под собой нечто чудовищное и жуткое». При этом «он далеко превзошел своих предков в беззакониях, произволе и жестокости».
Дабы подтвердить свои выводы, Одерборн соответствующим образом подбирал биографический материал, который, следует признать, большей частью почерпнул из неидентифицируемых источников. Он читал некоторых предшественников – Сигизмунда Герберштейна, Матвея Меховского, Марцина Бельского, Антония Поссевино, Александра Гваньини, беседовал с дипломатами и рядовыми свидетелями, как посещавшими Московию, так и просто слышавшими о ней что-либо. Он действительно нередко передавал слухи и анекдоты, но полностью пренебрегать этими известиями точно нельзя.
Очевидно, что сочинение Одерборна не для буквального прочтения. Изложенные в нем сведения нельзя передавать без сопроводительных пометок – они отражают иную реальность. Перед нами образец стиля ренессансной биографии на излете жанра.
Молодой жених, Генрих Юлий, из числа «правителей дел человеческих, которые более знамениты своей высокой образованностью, тех, кого украшает и славит большая воздержность и чистота нравов, те, которые более известны умеренностью своей жизни, непорочностью, благочестием». Его оппозиция – античные деспоты, подобные Дионисию Сиракузскому или Клеарху из Гераклеи Понтийской, среди которых пребывает и образ русского царя.
Весь текст «Жизни Ивана Васильевича, великого князя Московии» представляет собой центонизацию в сочетании с пастишами и бриколажем из цитат. По наблюдению Владимира Владимировича Рыбакова, Одерборн активно использовал сочинения Цицерона, Юлия Цезаря, поэтов Луция Акция, Овидия, Пиндара. Массово заимствовал тексты у римского историка II века Марка Юниана Юстина. Иногда Одерборн просто переписывал Юстина, чуть корректируя. Так, слова Соломонии (первой супруги Василия III) в момент ареста – переделанный фрагмент речи римлян во время войны с сирийским царем Антиохом. Накануне введения опричнины Иван Грозный произносит речь Александра Македонского, обращавшегося к персам. Отбор в опричники – переделка сюжета о формировании все тем же Александром Македонским особого отряда из персов и македонян. Рассказ о гонениях Василия III на своих братьев создан на основе повествования Юстина о гонениях Дионисия Сиракузского на своих родственников. В основе описания преступлений юного Ивана Васильевича – история того же тирана.
Другим кладезем для заимствований стала для Одерборна книга папского библиотекаря Паоло Джовио «Жизнь Льва X». Джованни Медичи был римским папой Львом Х в 1513–1521 годах. Он известен своим противостоянием с Мартином Лютером. Именно этому понтифику были адресованы «95 тезисов», которые отец протестантизма прибил к дверям Замковой церкви в Виттенберге 31 октября 1517 года. Именно с этого началась Реформация и лютеранство, чьим профессиональным служителем был Одерборн. Именно цитации из «Жизни Льва X», легко узнаваемые современниками, выбраны для описания преступлений Ивана Грозного.
У Джовио был заимствован текст, легший в основу описания взятия Смоленска князем Михаилом Глинским в 1514 году, а также многое про опричнину. Повесть об Астраханском походе 1556 года является почти дословным фрагментом из Джовио, причем итальянский город Брешиа там просто заменен на Астрахань.
Здесь нужно отметить, что итальянское Возрождение заново открыло жанр биографии, которых в первой половине XVIвека было написано, кажется, больше, чем за всю предыдущую историю. Их героями стали многие современники. Эти тексты довольно быстро обросли литературными традициями и предполагали не только изложение фактического материала. Жизнеописания обычно преследовали комплекс риторико-стилистических и морально-педагогических целей, не считая чисто эстетических. Тенденциозность была тогда их обязательной характеристикой.
Продвигая свои политические концепции, Никколо Макиавелли создал совершенно фальсифицированный образ кондотьера Каструччо Кастракани. В свою очередь, Бартоломео Платина написал про папу Павла II настоящую «биографию-карикатуру». Паоло Джовио слыл классиком жанра. Пастор из Ковно Пауль Одерборн не претендовал на славу «бича государей» Пьетро Аретино, но определенно хотел оказаться в рядах знатоков. Уже в предисловии он заявил свою этическую цель: показать, «насколько велико несходство между отцами отечества и тиранами», чистыми и нечистыми, верными и нет. В силу близости к материалу предметом экзекуции стал русский царь.
ХОРРОР И ГОТИКА
После 1585 года мы обнаруживаем Одерборна в Вильне и Гродно. С 1589-го он в Риге. Потом Курляндия. С 1593 года – в Митаве, при дворе герцога Фридриха Курляндского. Там он наконец добивается благосклонности правителей и в 1597-м получает доходную синекуру – становится суперинтендантом всех лютеранских церквей в Курляндии. В этой должности он умер в 1604 году. Одерборн не знал русского языка, никогда не был близко знаком ни с одним московитом и никогда не пересекал восточной границы своей страны. Он не был историком, он был проповедником.
Ничего не известно о прижизненном успехе Одерборна. Надо полагать, он смог подзаработать на своем сочинении. Характерно, что когда в 1588 году вышел его немецкий перевод, то вместо академически нейтрального «Жизнь Ивана Васильевича, великого князя Московии» название зазвучало беллетризовано: «Чудесное, страшное, неслыханное повествование и правдивая история…» (Wunderbare, Erschreckliche, Unerhörte Geschichte und wahrhaffte Historien…). Рынок требовал броских заголовков, а текст явно позволял привлечь массового читателя. Так воспринимали книгу немецкие коммерсанты, таково ее место на полке – среди хорроров, готики и невиданных чудес.
При этом нельзя отбрасывать значимость ее известий для истории. Одерборн был современником, заинтересованным современником, и вращался среди таковых. Иногда он определенно передавал что-то достоверное и важное. Например, он был знаком с каким-то английским послом, который возвращался на родину через Ливонию – возможно, это был Джером Горсей. Также он много расспрашивал Льва Сапегу, который был послом Речи Посполитой в Москве весной 1584 года, во время смерти царя, и докладывал об этом своему королю. Одерборн – единственный, кто дает резонное объяснение загадочному «восстанию Бельского», о котором в русских летописях говорится исключительно неопределенно: после смерти Ивана Грозного он затеял бунт, якобы чтобы восстановить опричнину или самому воцариться, но быстро отказался от задуманного. Одерборн же передает версию, возможно, услышанную от Сапеги: Богдан Бельский, последний из фаворитов царя, пытался возвести на трон вместо недееспособного Федора царевича Дмитрия, опекуном которого являлся. Переворот не удался, сторонники Федора и Бориса Годунова победили, а Бельский отправился в ссылку. Это слух и почти наверняка фантазия, но контекст эпохи он передает, позволяя задуматься об обстоятельствах утверждения наследников на московском троне. Не исключено, что перед нами независимая информация о закулисных беседах, общественном мнении или скрытых мотивах. Это тоже история...
Ученые пытались оценить Одерборна в качестве коллеги и вынесли суровый, неутешительный приговор. Литераторы вообще его проигнорировали, и не зря: стилист из него никудышный. Обилие суффиксов, вычурность, имитации и скрытые цитаты – все это далеко от высокого искусства.
Выискивая этические ориентиры, Одерборн заигрывал с ненавистью. Некому на него обижаться за поношения Дионисия Сиракузского, а вот с русским царем все оказалось не так безобидно. Возможно, автор и не испытывал стыда за свои литературные потуги, а московиты были нужны ему в качестве риторических фигур. Ясно, что для своего времени Одерборн не написал ничего постыдного. Он пытался угодить запросам читателей, привыкших считать восточного соседа варварским государством. Нам воспринимать текст Одерборна сложнее. Но отказываться от усилий никак нельзя. Не так много у нас источников по истории XVI века.
ВРАГА НАДО ИЗУЧАТЬ
В 1854 году во Франции 22-летний начинающий художник Гюстав Доре попытал себя в жанре сатирического комикса, к которому помимо рисунков написал также текст. «Живописная, драматическая и карикатурная история Святой Руси» была первой такой книгой Доре. Тогда началась Крымская война, и художник захотел заработать на патриотических чувствах. В целом он создал клеветнический гротеск. Успеха не добился. Война быстро закончилась. Заключив выгодный мир, французский император Наполеон IIIпостарался избавиться от подобных агиток на злобу дня и не раздражать русских – тираж книги Доре выкупили и уничтожили. Впоследствии ее переиздавали только в связи с обострением внешнеполитических отношений с Россией – в Германии на немецком в 1917, 1937 и 1970 годах, в США на английском в 1971–1972 годах, в Польше на польском в 2004 году. Переиздавали практически без комментариев. В 2010-м вышел перевод на русском, выполненный бегло и неряшливо и, к сожалению, тоже без комментариев. Либо издатели надеются, что книга сама доказывает свою ангажированность, и это видно невооруженным глазом, либо они постеснялись вложиться в сопровождающий аппарат. А жаль. Такие вещи надо издавать обязательно, но только вместе с соответствующими разъяснениями. Не просто «посмотрите, что они нагородили», но именно «посмотрите, что, почему, когда, кто и зачем».
Именно так сейчас готовится издание перевода книги Одерборна. Именно так в 2016 году Мюнхенский институт современной истории представил историко-критическое издание запрещенной в нашей стране книги Адольфа Гитлера «Моя борьба». Его готовили три года. Это два тома, где текст сопровождают более чем 3 с половиной тысячи примечаний. Книги весят почти 6 килограммов. Оригинальное издание 1943 года признано в Германии «вредным для несовершеннолетних». А современное – доступно и стало бестселлером. К 2022 году его допечатывали 13 раз!
Мой опыт поездок по зарубежным странам позволяет утверждать, что «Моя борьба» Гитлера присутствует в большинстве книжных магазинов мира, ориентированных на массового читателя, прежде всего в аэропортах – от Канарских островов, Кипра и Мальты до Турции, ЮАР, Таиланда и Пакистана. Везде, к сожалению, представлено переиздание английского перевода 1939 года со скудными пояснениями и таким же предисловием. Его активно раскупают. Ничего лучше нет ни на английском, ни на русском. Желающие читают эту книгу как она есть, и это плохо. Академическая лень может сыграть с читателем злую шутку. Запретный плод, как известно, сладок.
Гитлер ориентировался не на русского читателя, а на своих соотечественников, с которыми собирался поработить соседей. Русских он ненавидел. И не только русских. Зачем же это скрывать от нас сейчас, запрещая к прочтению? Скорее, наоборот, стоит предъявить его «сочинения» в полный рост, чтобы все могли рассмотреть, осознать и прочувствовать. Чтобы подобное больше никогда не повторилось. Законодателям, запретившим такие издания, стоит задуматься.
То же самое относится к любому другому пасквилянту, клеветнику или разжигателю розни. Предъявите его читателю, идентифицируйте его прежде, чем признать вредным. Чтобы бороться с врагом, его надо изучить. Ведь в случае Доре за желчным злобником скрывался желторотый ёрник и хохотун, а в случае Одерборна – религиозный моралист и старательный литературный стилизатор. Читайте и делайте выводы. Страх провокации не должен мешать созданию вакцин. Без яда не бывает антидота.