«Отец писателя, Сергей Николаевич Тургенев, гусарский офицер, был небогатым дворянином, растратившим свое состояние на кутежи и карты [...]. Женившись по расчету, Сергей Николаевич, выйдя в 1821 году в отставку полковником, зажил привольной и довольно легкомысленной жизнью. Он рано умер» (С.М.Петров. И.С.Тургенев. М. Учпедгиз. 1957, с.4). «Красавец мужчина, поправивший свои дела женитьбой на богатой наследнице, был человек равнодушный ко всему, в том числе к детям. Ограничившись относительно них ролью чистокровного производителя, он покорно склонял свою выю под иго жены» (А..Ф.Кони. Собр. соч. Изд. Юрид. литер. М.1968, т.6, с.320
Всё вышесказанное об отце - неверно, и фактически и по существу. Почтенные исследователи отечественной литературы превосходно знали сочинения Ивана Тургенева, но были мало увлечены изучением подробностей его жизни, в том числе личностью его родителей. Их устраивали сложившиеся стереотипы. Сергей Николаевич Тургенев человек – несомненно, достойный, просвещенный в полном смысле слова. Воспитан в правилах строгой нравственности и нерушимой чести.
Увы, он действительно был несчастлив в службе. Поступив в 1810 году 16-ти лет от роду юнкером в Кавалергардский полк, несмотря на храбрость и ранение в бою, с трудом продвигался от одного производства к другому. За отличие при Бородино награжден знаком военного ордена. Только после этого стал корнетом. Потом находился в резервных батальонах, формируемых генералом А.С.Кологривовым. Это - неведомая пока страница в его послужном списке. О неудачной службе свидетельствует и медленное чинопроизводство Сергея Тургенева, если сопоставлять её с карьерой сверстников -однополчан Р.Е.Гринвальда, П.П.Ланского, Н.И.Васильчикова и других (Адрес-календарь на 1818 год, ч.I, с.228-236; Сборник биографий кавалергардов. I, с.207; III, с.230-232; IV, с, 4; ЦГВИА, ф.3545, оп.4, ед.2773). Послужной список С.Н.Тургенева не раз публиковался (журнал «Русская литература, 1967, N 2, с. 130-131; «Тургеневский сборник». I. Л.Наука,1964, с.219-220).
В 1813 году Сергей Тургенев пожалован поручиком. А следующего чина дожидался ещё четыре года. Лишь после женитьбы, затратив большую сумму на полковой «ремонт», Тургенев стал штабс - ротмистром. Он - четвертый ребенок в семье Николая Алексеевича и Елизаветы Петровны Тургеневых
(всего детей восьмеро) (Руммель В.В, и Голубцов В.В.Родословный сборник русских дворянских фамилий, т.2.Спб.1887; Дело о дворянстве Тургеневых. ЦГИА Спб., ф.1343, оп.30, ед.1842). Родился в 1793 году. Старшая сестра Екатерина - в 1780-м (ум. ок.1859). Следующий Алексей (1792 - 1849) моложе её на двенадцать лет. В юности ощущалось влияние более развитой старшей сестры на Сергея и братьев. Она воспитывалась у бабушки со стороны матери, у Екатерины Алексеевны Апухтиной (ум. ок.1800 г.), рожденной Скуратовой, дочери известного участника Северных экспедиций.
Та была женщиной, умевшей ценить учение и науки. Рано овдовев и обосновавшись в семье своей второй дочери, Марии Петровны Левшиной, бабушка Екатерина Алексеевна ревностно следила и за воспитанием Тургеневых-внуков. Те подолгу жили и учились в доме у Левшиных в Болховском уезде, которые нанимали хорошие гувернеров и учителя. В их числе, например, известный естествоиспытатель и математик Ефим Войтяховский, некогда преподававший великим князьям, автор ряда пособий и книг (Домашний памятник Н.Г.Лёвшина. «Рус. старина», 1873, N 12, с.823-852). В доме танцевали и музицировали. Дети Тургенева-деда заметно разнились между собой, словно тяготели к двум полюсам: одни, по отцу, были религиозны, склонны к меланхолии; другие, по матери - с более здоровой наследственностью, отличались добродушием и беспечностью. Материнский род, Скуратовы и Апухтины, обнаруживали больший интерес к знанию и наукам, чем Тургеневы, которые, переселившись из калужских своих уездов, словно оторвались от традиционной культурной почвы. «Твой дедушка [Тургенев. Н.Ч.], - писала позже Варвара Петровна сыну, - бывало всё письмо наполнит молитвами к Пречистой и ко всем святым [..]. Я скучала этим, он надоедал мне» (1 января 1841 г.).
Старший дядя писателя - Алексей, очень похожий на своего отца, - тоже был суеверным, болезненно - религиозным, к тому же подверженным эпилепсии. Ко времени рождения сыновей (их пятеро) дед писателя Николай Алексеевич Тургенев уже лет десять как находился в «статской». Занимал должности по выбору от дворянства. В молодости служил в Семеновском полку, но так и не стал офицером. Чин поручика получил лишь при выходе (РГАЛИ, ф.509 (И.С.Тургенева), оп. 1, ед.1, л.3). Решился продать родовые калужские вотчины и обосновался близ материнской Вязовны Чернского уезда, на Лепеховской пустоши. Построил там скромную усадьбу. Зато соорудил роскошный храм ,
для чего и пришлось ликвидировать почти всё калужское достояние (Шифман А. Старинная летопись села Тургенево. «Вопросы литературы». 1973, N 10, с.311-315). Новая усадьба стала центром села Тургенево. (Примечание редактора: тут отец не совсем прав. Деревянная церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы была построена в 1784 году. В 1795 - 1806 она была перестроена Николаем Алексеевичем. Википедия).
В лучшие свои годы дед имел почти 2 000 душ. Но постепенно оскудел. В 1807-1814 годах, два трехлетия, состоял уездным дворянским предводителем. Одно это, да еще многодетность и дорогостоящая служба двух сыновей в кавалергардах, были сопряжены со значительными личными тратами. Плюс - общее разорение в войну 1812-14 годов. Словом, Николай Алексеевич из человека состоятельного как-то незаметно превратился в провинциального помещика средней руки. Это он упросил Сергея жениться в интересах всей родни на богатой, в зрелых годах, Лутовиновой. Она была старше жениха на шесть лет. Когда 24 июня 1824 года дед учинил в Орловской палате гражданского суда раздел между сыновьями (Гос. истор. архив Москвы, ф.4, оп.14, ед.1956, л.12), каждому досталось по небольшому имению: Алексею - Суходол в Богородицком уезде, Сергею - Тургенево с пустошью Парахиной, Николаю - Юшково в Карачевском уезде, Петру - чернское Поганцево, Кривцово тож. Пятый сын Дмитрий к тому времени умер холостым. В формулярном списке Сергея Тургенева неизменно показывалось, что он имеет домашнее воспитание, знает по-французски и по-немецки, обучен «истории, географии, математике.
Известно, что в те годы преобладала традиция идти в полки, в которых служили отцы и деды. Но «семёновец» Н.А. Тургенев выбрал двум сыновьям Кавалергардский, где служить стоило очень дорого. Может быть в память прадеда, Романа Семеновича, бывшего, хотя и недолго, одним из первых кавалергардов? Возможно, но маловероятно: не таков Тургенев-дед, чтобы следовать забытым преданиям. В прошении, поданном в мае 1810 года при поступлении Сергея в службу, Н.А. Тургенев едва упомянул пребывание их прадеда в кавалергардах, выставив прежде прочего лейб-гвардии Преображенский полк времен Петра I, где Роман Тургенев был солдатом.
Более уместно предположить, что поступление Сергея в кавалергарды устроили его родственники Левшины, которые только что поместили туда своего сына Гавриила. Карьеру двоюродные делали потом вместе, однотипно, начиная со службы в Отечественную войну в кавалерийских резервах. Г.Г. Левшину повезло больше, он на какое-то время был порученцем командующего Н.М. Каменского в турецкую кампанию. Позднее перевелся в гусарский полк и, получив двойной чин, вышел в отставку, Сергей Николаевич через два года повторил этот проверенный «приём. Служебный путь С.Н. Тургенева достаточно известен, хотя в книгах о его знаменитом сыне всё еще приводятся произвольные сведения.
Офицеры-кавалергарды в большинстве своем несли службу при дворе, были на виду. Многие делали карьеру через атъюдантство, становились известными в высшем свете. У Тургенева, писательского отца, не доставало для этого должных качеств и возможностей. Кавалергардам надо было располагать в то время значительным состоянием. Накануне женитьбы дела Сергея Тургенева складывались так, что если бы он рискнул отклонить дорогостоящую «закупку ремонта», пришлось бы уйти с бесчестьем из полка и ему, и младшему Николаю. Что касается субъективных причин, по которым у Сергея Тургенева не получилось взлёта в карьере, то ими, возможно, являлись некоторые свойства его характера и отсутствие устойчивых связей в кругах знати. Несмотря на ум, развитость, импозантность, С.Н. Тургенев оставался человеком неуверенным в себе, внутренне скованным. Притом, был робок, если не труслив, когда дело касалось отношений с высшими чинами. Однажды Варвара Петровна в письме к Ивану так объясняла крушение надежд старшего, Николая: «Он боялся начальства, как приучил его бояться отец, бояться власти» (1840 г. 10 февраля). Может быть, сдержанность, чувство имущественной неравности с другими укрепили в Сергее Николаевиче привычку держаться неуверенно в кругу товарищей. Будучи знакомым с многими людьми пушкинской поры, с декабристами, находясь десяток лет в этой среде в самую значительную эпоху, он остался в стороне от главных событий. Этот человек ещё во многом загадочен. Сергей Николаевич скончался, находясь под секретным надзором полиции. Но мы не знаем и многого другого. Не знаем обстоятельств его столь ранней близости, а потом дружбы, с однофамильцами - братьями Тургеневыми - Николаем и Александром, что, по-видимому, было одной из причин взятия под надзор. В дни, когда «хромой Тургенев» в 1818 году подарил своему сородичу книгу «Опыт теории налогов», идеолог декабризма создавал т.н. «журнальное общество», сообщал в одном из писем: «… Присовокупились к нам несколько молодых людей, бывших воспитанников Лицея, и несколько офицеров. Из них мало умеющих писать хорошо» (Известия Отделения литературы и языка АН, 1975 г., т.34, N 6, с.496-494) Кто имелся в виду? Пушкин, Чаадаев? Но, может быть, Сергей Тургенев? Декабрист Николай Иванович Тургенев принадлежал к масонскому ордену «илюминаторов». Масонами считались и многие другие друзья Сергея Николаевича. А он сам? Некоторые исследователи, не исключают, что отец писателя примыкал к какой-то ложе (Библиотека И.С.Тургенева. Каталог. Книги на русском языке. Ч.1. Сост. и автор вступ. статьи Л.А. Балыкова. Орёл. 1994, с.16). Экслибрис на его книгах в семейной библиотеке явно вписывается по графике в масонскую символику. Не поддаётся исчерпывающему объяснению и поведение С.Н.Тургенева в декабре 1825 года. Почему семья, жившая тогда в Москве, спешно рассталась с налаженным бытом и уехала в деревню? Что означают намеки камердинера Михайлы Лобанова, вспоминавшего пушечную пальбу на Сенатской 14 декабря? Где был он со своим барином в тот день? (См. главу V настоящей книги). Cын С.Н., писатель-романист, в сочинениях любил прибегать к автобиографическим параллелям. Быть может, не случайно Лаврецкий-отец в «Дворянском гнезде» после 1825 года спешно удалился в деревню, заперся в своем доме в Лавриках. Захилел, ослабел, опустился. Здоровье ему изменило (С.6.41).
В 1830-31 годах, находясь в Париже, С.Н.Тургенев познакомился с жившим там Константином Павловичем Нарышкиным (Гос. арх. Рос. Федер. (ГАРФ, бывший ЦГАОР), ф.109, оп.5, ед.219, л.12-12). Его брат, Дмитрий Нарышкин, тоже парижский завсегдатай, женат на французской актрисе Женни Фалькон. Оба Нарышкины - страстные театралы и приятели начинающего тогда драматурга Александра Дюма, знаменитого впоследствии исторического романиста («Известия».1993,17 сентября,N 177; Дурылин С. Путешествие А. Дюма в Россию. «Огонёк». 1937, N 12; Шамаро А. «Ночь графа Монте-Кристо». Журнал «В мире книг». 1981, N 11, с.80). Сюжетом одной из первых книг А. Дюма «Записки учителя фехтования» (1840 г.), запрещенного в России, был рассказ о кавалергарде, декабристе И.А. Аненкове
и его жене Полине Гебль. Мать Анненкова снимала в те годы у Тургеневых их дом на Самотечной. Есть ли тут какая-нибудь связь?
Поездки за границу на лечение, опасные операции, смирение перед Богом и вечностью многое изменили в жизни и характере Сергея Николаевича Тургенева. Но и в эти годы у него были тайны, всплески страстей и готовность переменить судьбу, о чем свидетельствуют хотя бы события 1833 года, история с поэтессой, княжной Е.Л.Шаховской (глава Х), семейный кризис и кое-что другое. Ведь намеки Варвары Петровны на психическое заболевание мужа остаются. Их пока невозможно ни подтвердить, ни дезавуировать. Мать писала в 1840 году Ивану: «[...] Я, кажется, потерялась. Я видела это не над собою, но! - над бедным отцом твоим, который, слава Богу, умер, не дожив до того, до чего дожил Волков, всеми уважаемый Волков. Сошел с ума, и полоумного его заперли в особый дом, где он ещё приходил в себя иногда и ужасался, и убегал, и опять впадал в сумасшествие» (письмо от 16/28 июня 1840 г.).
А.А.Волков достаточно известная личность. Считался дальним родственником Тургеневых. Жандармский генерал, следивший ещё за Пушкиным. Тот самый, кто, по словам А.И.Герцена, свихнулся, вообразив, будто поляки хотят ему поднести корону Ягеллонов (Герцен А.И. Собр. соч. Том VIII. М.1956, с.146; Черейский Л.А.Пушкин и его окружение. Л.1975, с.70). Кстати сказать, Иван Тургенев однажды вспоминал, будто покойный отец некогда признавался, что, если бы ему предложили герцогство, он выбрал бы себе Нассавское (письмо В.П.Тургеневой, от 30 июля 1838 г)..Сергей Николаевич Тургенев, как выразилась одна дама, друг их дома, «был хорошим отцом и сыном» (Герщензон М.О. Декабрист Кривцов и его братья, с..261-262). Теперь, зная работы М.К.Клемана, Т.П.Ден, В.А.Громова и других, мы можем смело повторить: да, был прекрасным отцом. Его неправомерно отождествлять вполне с Петром Васильевичем, персонажем «Первой любви». Он приучал своих мальчиков к строгой мужской жизни, нанимал им лучших наставников, сам был прирожденным педагогом. Требовал от сыновей аккуратности, терпения в любом деле, не допускал потворства. И при этом оставался заботливым и нежным родителем. «Как же ты, мой дружок, проводил масленицу? - пишет Сергей Николаевич в Петербург старшему сыну. - Полагаю, что для тебя оной не существовало, точно так же, как и для нас, хотя в Москве в веселостях и блинах недостатку никогда не бывало». «Вчера - продолжает отец, - вся наша семья собралась к нам на вечер смотреть кукольную комедию, [устроенную] для детей брата Алексея и Сливицких. За ужином пили твое здоровье и всем было очень грустно, что тебя недоставало, мой милый друг» 1834 год, февраль. (Отдел рукоп. ИРЛИ (Пушкинский дом). Р1, оп.3,ед.1286,л.7).
Еще одно полностью неопубликованное до сих пор письмо к старшему сыну: «Вчера был у нас проездом из Петербурга в деревню Никол. Ив. Кривцов (родственник Тургеневых, приятель Пушкина и бывший губернатор. Н.Ч.), который тебя, однако, не видел со дня моего отъезда .... Впрочем, сказывал он мне, что слышал о тебе от Берса (Александр Евст., театральный доктор в С-Петербурге, брат Андрея Евстафьевича. Н.Ч.) и от Николая Александровича Хитрово, который сказывал ему, что ты очень жалуешься на службу, столь она тягостна и трудна ... Каково было мое чувство слышать о тебе такой отзыв, рассказанный при многих здешних наших знакомых, которые, по моим словам, тебя ставили в пример своим детям. Представь себе мое положение и сделай заключение каково было моему сердцу» (1834 год, апрель).
Сергей Николаевич Тургенев умер осенью 1834 года. Внезапно, после нестерпимых мучений. Предположительно, он приезжал в Петербург не столько для устройства сыновей, как для лечения. Надеялся избежать повторной хирургической операции. Искусных докторов, видимо, найти не удалось. Анестезии тогда ещё не знали. Перед кончиной Тургенев - старший пытался написать прощальное письмо к жене и сыновьям. «Умер, страдая морально и физически» (В.П.Тургенева – Ивану, 7 / 19 февраля 1839 г.). «Отец, волнуем предчувствиями, терзаясь тоскою оставить вас сиротами, в тот день родительская нежность, страх водили письмом его» (С.11.445). Эта исповедь-завещание пока не найдена. Сергей Николаевич был мужественным человеком. Намек Варвары Петровны в одном из ее писем, что он «кончил насильственной смертью» («Вопросы литературы». 1973, N 9, с.235) тоже пока остаётся не разъяснённым. За несколько лет перед этим, в Париже, накануне первой хирургической операции, Сергей Николаевич писал А.И.Тургеневу, что предпочел бы умереть от воспаления раны, чем замучиться от камня» ( с.213). Спустя много лет Иван с горечью вспоминал, что рекомендованный врачеватель, некто г-н Франчески, этот «усовершенствователь человеческой природы», «как из пистолета застрелил моего бедного отца, засадив его деревянную ванну с клапаном и поджаривая его снизу» (П.8.130). Павел Кривцов 3 ноября писал своим родным: «Несчастный Сергей Николаевич кончил жизнь прошедший вторник после трехдневных ужасных мучений. Дети остались на руках Николая Николаевича, который, к счастию, приехал с месяц тому назад» (М.Гершензон. Декабрист Кривцов и его братья,, с.261). Отца похоронили на Смоленском кладбище. Усопшего провожали сыновья, бывшие сослуживцы и немногие петербургские родственники. Вдова на похороны приехать не смогла.
Кончина Сергея Николаевича вызвала искренние сожаления у тех, кто его знал. Иван, потрясенный мученической смертью родителя, перенёс тяжелый нервный шок. Осиротевших братьев навещали друзья семейства. Их с соболезнованиями посетил музыкант М.И.Глинка, знакомый покойного С.Н.Тургенева. Мать возвратилась только через полгода. Отца вспоминали всё реже. Надгробие на Смоленском кладбище так и не успели поставить. «Отцу в могиле ничего не надо, - уверяла Варвара Петровна сыновей. - Даже памятник не делаю для того, чтобы заодно хлопоты и убытки» (из декабрьского письма 1842-го года). Могила потом затерялась. Нервное потрясение, случившееся в дни похорон отца, не прошло бесследно для Ивана. Совершалась глубочайшая психологическая перестройка всего организма. «Я заболел, - вспоминал Тургенев. - Со мною сделалась страшная слабость во всём теле, лишился сна, ничего не ел, и когда выздоровел, то сразу вырос чуть не на целый аршин. Одновременно с этим совершились и духовные изменения. Прежде я знать не знал, что такое поэзия; а тут математику с меня, точно что сдуло, я начал мечтать и пописывать стихи» (С.11.446).
Возможно, к этому событию относится запись Тургенева в «Мемориале» (С.11.197): Meladie de croissance (Болезнь роста). Если откровенно, то случившееся не во всём пунктуально согласуется с реальной хронологией. Но в целом – картина верная. Самые ранние стихотворения Тургенева стали появляться в печати вскоре после этой болезни. В 1838 году, еще в «старом», плетнёвском «Современнике», опубликован стихотворный этюд «Вечер». Без имени автора. Он подписано: «...в». В октябре того же года - второй, за авторским обозначением: «...въ». Стихи предварительно посылались на прочтение друзьям.
Эти поэтические зарисовки явилось своего рода печатным дебютом, если не считать случайного появления имени И.Тургенева на журнальных страницах. Та детская статья не может не вызвать улыбки. В 1836 году 16-летний студент Иван Тургенев составил для «Журнала министерства народного просвещения» разбор книги влиятельного чиновника Синода А.Н.Муравьева «Путешествия по святым местам русским». Подпись под этой пространной рецензией (С.1.173-187). Родственники, в видах его будущей карьеры, отрекомендовали Ивана К.С.Сербиновичу, редактору журнала министерства просвещения, а тот предложил для отзыва книгу А.Муравьева, чтобы испытать способности (С.1.487-488). «...Матушка моя, - писал Тургенев, - непременно желала, чтобы я работал у Сербиновича» (П.11.161).
Рецензия действительно очень близка к типу школьных сочинений на заданную тему. Для нас, однако, не столь важны обстоятельства «литературного крещения», сколько связанные с этим причины семейного и личного характера. Автор потом уверял, что только через сорок лет узнал, что его детский опус удостоился тиснения. Именно так он утверждал в 1876 году в письме в редакцию «Вестника Европы» после того, как газетчики раскопали эту рецензию в старых журнальных завалах. Тургенев уверял, что был удивлен более других, узнав о ее существовании. И не то, чтобы забыл о ней, просто - не подозревал, что этот опус был тогда опубликован.
Варвара Петровна, возвратившись в 1835 году после лечения из-за границы, тоже вскоре должна была подвергнуться еще одной операции. Приехала в Петербург в июне 1835 года, в сопровождении давнего друга семьи В.И.Губарева (о нём Л.А.Черейский. Пушкин и его окружение. Л.1975, с.115). Наброски его первых стихов так и остались в рукописях (С.1.297-299). Юношеские пробы Ивана Тургенева относятся к сентябрю 1834 года. В течение сравнительно короткого времени написано много мелких «пиэс». Среди них «Штиль на море», «Сон», «Фантасмагория в летнюю ночь» (опять фантасмагория!), предприняты переводы из Шекспира и Байрона (П.1.133-134). Один из первых поэтических опытов Тургенева – «Стенио» («Стено»), длиннейшая драматическая поэма в духе Байрона, с сюжетом из итальянской жизни. Это в полном смысле ученическое сочинение, слабость которого сознавал и молодой автор. Однако, М. Гершензон,
ее позднейший публикатор, увидел в поэме важный биографический элемент (Голос минувшего. 1913, VIII, с.256). Невольно приходит на память сцена в «Рудине»: «Вы, может быть, думаете, что я стихов не писал? - спросил Лежнев. – Писал-с, и даже целую драму сочинил в подражание «Манфреду». В числе действующих лиц был призрак с кровью на груди, и не со своей кровью, заметьте, а с кровью человеческой вообще» (С.5.259).
В ранних опытах, конечно, не могли не отразиться зависимость, равнение на литературные образцы. Но это, по мнению Гершензона, нисколько не умаляет зачатков самостоятельности и самобытности. Значение «Стено» для понимания более позднего творчества Тургенева сомнений не вызывает. Полудетская драма написана на ту же тему, построена, как считает публикатор, по тому же плану контраста мужчины и женщины, что и произведения Тургенева 40-х годов. Считалось, что поэма возникла под впечатлением от лермонтовской «Думы». Но «Стено», сочиненное десятилетием раньше, уже содержало, хоть и эскизно, те черты, которые Лермонтов отмечал у своего поколения. Начинающий автор, вполне естественно, нуждался в отзыве. Он хотел знать мнение людей, искушенных в литературе. И обратился к своим наставникам по университету - профессорам словесности П.А. Плетневу
и А.В. Никитенко. Первый, с обычным своим благодушием, не называя автора, разобрал прилюдно несовершенное сочинение. А наедине – пожурил. И добавил, что в нем «что-то есть» (С.11.11). Отзыва Никитенко мы, к сожалению, не знаем, или его не было вовсе. Зато автограф «Стено» профессор сберёг. В 1913 году Гершензон пользовался этим экземпляром при подготовке первой публикации. Но потом рукопись исчезла и обнаружена лишь в 1962 году в Лондоне, в Британском музее, где хранится и поныне.
На тетради дарственная надпись рукой Тургенева: «Сей экземпляр подарен мною А.Я.П.» (С.1.547). М.Гершензон считал, что подношение предназначалось Авдотье Яковлевне Панаевой. Знакомство Тургенева с нею относится к концу 40-х годов. Маститый ученый не объяснил, как случилось, что Тургенев сначала взял у Никитенко рукопись, а потом вновь возвратил ее? Загадка объясняется просто: А.Я.П. - вовсе не Панаева. Мы оказались под гипнозом несокрушимого авторитета Михаила Осиповича Гершензона. Уже став автором «Записок охотника», Тургенев, конечно, не мог дарить такой искушенной литературной даме как Панаева свое детски-беспомощное сочинение. Разве что для курьеза! Автор, видимо, намеревался поднести свое творение еще в 1835-36 годах другой А.Я.П. - Александре Яковлевне Протасовой, впоследствии по мужу Семеновой. Сашенька, как её называла Варвара Петровна, соседка Тургеневых. Ею Иван в молодости был увлечен (С.11.197).
Саше Протасовой адресовались и некоторые другие стихи (см. Н.М.Чернов. Тургенев в роли Онегина. «Тургеневский сборник. Вопросы биографии и творчества». Л.1990, с.157-158). Дарение почему-то не состоялось, а рукопись с надписью попала к Никитенко. С тех пор она находилась в его архиве. В Лондон её увезли новые владельцы, уже после первой публикации в 1913 году (С.1.547-548).
