Из книги: Томас Рейнертсен Берг. Театр мира. История картографии. М.: Ад Маргинем Пресс, 2023. Перевод с норвежского Евгения Воробьева.
Карта мира в двойной сердцевидной проекции. Герард Меркатор, 1538
Абраму Ортелю исполнилось двенадцать лет, когда была напечатана Carta marina — в том же году умер его отец. Отрок был не по годам серьезен, и серьезнее всего он относился к учебе. Спокойный, дружелюбный и рассудительный, он обладал мягким характером и таким оставался для всех всю жизнь; только одно могло вывести его из себя — если его отвлекали от чтения. Происходило это оттого, что он дорожил теми редкими мгновениями, когда не нужно было работать и хлопотать о деньгах. Уже подростком (когда именно, точно неизвестно) он стал подмастерьем у гравера, рисовавшего карты.
Первый печатный станок появился в Антверпене в 1481 году. Когда Абрам подвизался учеником, в городе насчитывалось шестьдесят восемь типографий, сорок семь книжных лавок и двести двадцать четыре печатника и издателя.
В то время типографии начали заменять деревянные печатные формы медными. Медь позволяла воспроизводить максимально четко детали, это был более прочный материал, но вместе с тем и более дорогой и сложный в обработке. Владение гравировальной иглой, острием которой наносили узор на медной пластине, требовало твердой и опытной руки. В 1537 году Абрама приняли в гильдию Святого Луки, цеховое объединение художников, граверов и печатников, но не в качестве гравера. Его включили как художника-иллюминатора — afsetter van carten. Свои карты он никогда сам не гравировал.
Будучи членом гильдии, Абрам Ортель получил право не только латинизировать свое имя (он стал Абрахамом Ортелием), но и вести собственное дело. Он пошел по стопам отца, открыл лавку, торговал антиквариатом, книгами, монетами, произведениями искусства, гравюрами и всякими диковинками. Однако его коньком были карты, география и история — то, к чему лежало его сердце.
Дважды в год во Франкфурте проходила книжная ярмарка. Со всей Европы, из Базеля, Лондона, Праги и Рима сюда съезжались печатники и книготорговцы, авторы, искавшие своих издателей, и издатели, искавшие своих авторов, а также те, кого интересовали новейшие карты, основанные на самых последних сведениях о самых дальних странах. Весь этот люд устремлялся к городскому району между церковью Святого Леонарда и рекой и прежде всего к Бюхгассе — Книжной улице с длинными рядами лотков, где торговали картами и книгами. Среди торговавших был и Абрахам Ортелий.
Именно во Франкфурте в 1554 году он познакомился и сдружился с выдающимся картографом того времени — Герардом Меркатором. Ортелий уже давно восхищался этим человеком. Ему самому было двадцать восемь лет, и о нем пока мало кто знал, тогда как сорокатрехлетний Меркатор уже пользовался славой ученого, знаменитого картографа и изготовителя глобусов, за новыми публикациями которого следила вся Европа. Ортелий называл Меркатора «Птолемеем нашего времени». Их встреча положила начало долгой дружбе. Они переписывались и обменивались географическими сведениями до конца жизни.
Меркатор родился в городке Рупельмонде, тоже на реке Шельде, но чуть ниже по течению, в двадцати километрах к югу от Антверпена. Когда они с Ортелием познакомились, он делил жизнь между немецким Дуйсбургом, куда переехал после того, как его, заподозрив в ереси, заключили в Рупельмондский замок, и Лёвеном, где он преподавал в университете. Его отец был бедным сапожником и умер рано; мать ненадолго пережила отца. Его настоящее имя Герард Кремер — фамилию Меркатор он взял себе лишь в университете, куда поступил по той же квоте для бедных, по которой учился Гемма Фризиус. Фризиус и стал его учителем, когда Кремер начал изучать математику, астрономию и космографию, а в 1536 году по заказу испанского короля они вместе изготовили глобус.
Еще в античные времена Страбон считал, что глобус — лучший способ изобразить Землю, ведь она имеет форму шара. Всякая же попытка воспроизвести земной шар на плоском листе бумаги неизбежно ведет к искажению некоторых географических реалий. Однако на глобус не нанесешь детали, которые нужны для плавания вдоль берегов или следования из одного порта в другой. Кроме того, его изготовление обходится гораздо дороже бумажной карты.
На протяжении многих лет глобусы делали из металла, дерева и бумаги, а карту рисовали или гравировали непосредственно на шаре. В XVI веке шар впервые изготовили из папье-маше. Его покрывали сначала гипсом, затем лаком. На высохший лак аккуратно наклеивали полоски бумаги, на которых уже был нарисован весь мир.
Эти полоски — самая трудоемкая часть работы. Требовалось изготовить двенадцать вогнутых полосок бумаги, которые при наклеивании на шар должны были точно совпасть и составить карту мира. Поскольку горные хребты, береговые линии, реки и страны неизбежно пересекали несколько полосок, то при нанесении рисунка могли возникать искажения. Названия должны были умещаться на одной полоске. Наклеивая их, следовало быть предельно аккуратным, чтобы не допустить перекосов, складок и зазоров.
Прежде чем приступить к изготовлению глобуса, Меркатор и Фризиус ознакомились с известными им новейшими картами. Карта Олафа Магнуса появится лишь через год, поэтому северные области они наносили, полагаясь на карту Циглера, — так на глобусе впервые появилась Финляндия.
В предшествующие годы стало очевидно, что Средиземное море на поверхности Земли выглядит гораздо скромнее, чем представлял Птолемей, растянувший его до шестидесятого градуса долготы. Однако, уменьшив Средиземноморье, пришлось бы уменьшить и Испанию, что едва ли понравилось бы заказчику, испанскому королю. Карл V как раз рассчитывал на то, что этот глобус покажет его империю во всем ее могуществе. Парижский картограф Оронций Финеус на своей карте мира, составленной им в 1531 году, уменьшил птолемеевскую Испанию вдвое. Однако Фризиус и Меркатор решили не рисковать и последовали за Птолемеем.
Азия, как всегда, преподносила сюрпризы. Восточные земли этого континента перерисовывали каждый год. В 1522 году оставшиеся в живых участники экспедиции Фердинанда Магеллана вернулись в Испанию, они рассказали, что не обнаружили никаких следов самого крупного в мире острова Тапробана там, где он, согласно путевым заметкам времен Александра Македонского, должен был находиться (и где сегодня расположена небольшая Шри-Ланка), поэтому его подвинули еще дальше на восток.
Южная Америка прочно обрела форму треугольного континента с вершиной в Магеллановом проливе на юге. Чуть севернее экватора, примерно в районе современной Центральной Америки, у картографов начинались трудности. О том, что находится севернее этих мест, наверняка никто ничего не знал. Как не знали, каковы размеры североамериканских территорий и являются ли они частью азиатского континента. Финеус на своей карте объединил Северную Америку с Азией, а над ними написал «Азия». Фризиус и Меркатор предпочли на своем глобусе представить Америку отдельным континентом, но сильно уменьшили размеры северной его части: всего 30 градусов долготы в ширину — на 83 градуса меньше, чем на самом деле.
Меркатор, как и Ортелий, обучался искусству гравировки. По своему опыту он знал, что латинские буквы гораздо легче читать на карте, чем готические, которые были приняты в то время в Северной Европе. Глобус Фризиуса — первый образец нидерландской картографии, где мы видим латинские буквы и подпись Меркатора: «Gerardus Mercator Rupelmundanus».
Первую собственную карту Меркатор сделал по заказу одного коллекционера карт, лютеранина, которому хотелось повесить у себя на стене большую карту Святой земли — Terrae sanctae, — карту безупречную, точную, изящную, какую только можно было получить на современных печатных формах из меди.
Карта Святой земли, помещенная в книге Лукаса Брандиса, опубликованной в 1475 году в немецком Любеке, стала первой печатной картой современного типа. Современного в том смысле, что она основывалась на свидетельствах очевидцев, а не только на античных и библейских источниках. В частности, Брандис во время работы над картой читал Descriptio terrae sanctae (Описание Святой земли) немецкого монаха Бурхарда Сионского, паломника, путешествовавшего в тех краях с 1274 по 1284 год.
Нидерландские читатели Библии во времена Меркатора были знакомы с картой из лютеранской Библии, издававшейся в Антверпене с 1526 года. Эту карту начертил Лукас Кранах, друг Мартина Лютера, ее главный мотив — исход израильтян из Египта в Святую землю. Карта шла вразрез с католической традицией, в которой отдельные библейские сюжеты служили лишь иллюстрациями к тексту. Лютеранам карта нравилась, потому что исход израильтян символизировал переход от рабства к свободе, от невежества к богопознанию, Египет же для них олицетворял коррумпированную папскую церковь, от которой они стремились освободиться.
Эту карту Майлс Ковердейл заимствовал для своей «английской Библии» — той самой, чьим изданием занимался отец Абрахама, Леонард, за что и вынужден был бежать из Антверпена, спасаясь от инквизиции.
Меркатор вырос на карте Кранаха. Кроме того, он приобрел карту Святой земли, составленную Якобом Циглером. Позднее он писал: «Карту Палестины и путь евреев из Египта через каменистые земли Аравии мы рисовали по Циглеру, самому скрупулезному картографу этих мест». И хотя Меркатор не вполне был доволен своей картой, она все же значительно лучше карты Циглера, так и оставшейся незавершенной.
В 1538 году Меркатор определился с делом всей своей жизни. Он набросал карту мира, а поверх нее надписал: «Это — части света в общих чертах, затем последуют карты каждой из этих частей». Коротко, но ясно: карта мира, дающая общее представление о мире, должна быть дополнена более подробными картами отдельных регионов. Меркатор, которому исполнилось двадцать шесть лет, решил посвятить свою жизнь исследованию и описанию мира посредством карт. Он не бывал в море и не видел гор — и никогда не увидит, потому что прославленный географ ни разу не уезжал из родного города дальше Франкфурта. Его миром была Фландрия с ее полями, каналами и церковными шпилями, именно ее он и показал на карте в первую очередь.
Фландрия же была охвачена восстанием. В 1537 году ее столица — Гент — отказалась платить военный налог, введенный испанским королем, воевавшим против Франции. Горожане взялись за оружие и забаррикадировали ворота, часть городских властей бежала, город готовился к масштабным празднествам в честь славной истории Гента. К этому событию некто Пьер ван дер Беке составил карту Фландрии, проникнутую откровенно националистическими настроениями. Это необходимо, писал он, потому что «до сих пор у нас нет ни одного описания, отражающего положение, в котором оказалась наша страна». Карта подчеркивала стратегическое значение Фландрии, находящейся между Брюсселем и морем, и была испещрена судоходными каналами, украшенными множеством каравелл и галер с флагами всех стран, ведущих здесь торговлю. Карл V, узнавший о празднествах, отправил из Испании двух гонцов, сообщивших, что он намерен посетить Гент.
Испанский король был неравнодушен к географии и мог видеть карту ван дер Беке. Пьер де Кейзер, напечатавший эту карту, предпочел не рисковать, посчитав, что его дела и сама жизнь будут в большей безопасности, если он как можно скорее опубликует карту, на которой Фландрия вновь предстанет лояльной провинцией. Согласившийся с ним Меркатор (равно как и многие купцы, картографы и брюссельские власти) тут же взялся за работу. На его карте флаги не развивались, вверху и внизу ее украшали портреты властителей Фландрии до Карла V, карту также отличало весьма экстравагантное посвящение королю.
Неизвестно, увидел ли король карту Меркатора. Но Гентом он был недоволен. Он явился со свитой, которой потребовалось пять часов на то, чтобы пройти через городские ворота. Тринадцать вожаков повстанцев обезглавили. Судей, советников, по шесть представителей от каждой гильдии и пятьдесят знатных горожан заставили пройти босиком, в черной одежде, с петлей на шее от здания суда до крепости, где на коленях они просили у короля прощения. Гент потерял все политические свободы. Целый квартал был стерт с лица земли ради строительства новой крепости. Наконец, король забрал с собой и большой городской колокол. Славный Гент, который ван дер Беке изобразил на своей карте, был разорен.
Меркатор продолжал трудиться над картами различных областей мира. До него никто не публиковал современные региональные карты, ибо мир теперь был значительно больше, чем представлялся Птолемею, и работа картографа отнимала много времени. А его у Меркатора не было. Ему постоянно приходилось браться за новые заказы, чтобы прокормить растущую семью. Его жена Барбара растила двух дочек и двух сыновей, в 1541 году на свет появился еще один ребенок (всего же их будет семеро), и Меркатор с утра до ночи вынужден был крутиться. Когда какой-нибудь важный чиновник просил его сделать новый глобус, а издатель — написать книгу об изготовлении карт с печатных форм, он никому не отказывал, а карты откладывал на потом. В 1543 году его обвинили в заигрывании с протестантизмом и заключили на семь месяцев в темницу. Дом его тем временем обыскивала инквизиция, но ничего не нашла. В 1552 году он уехал за Рейн, в немецкий городок Дуйсбург, и здесь наконец-то закончил карту Европы, над которой трудился четырнадцать лет. Рисуя Северную Европу, он в последний раз обратился к карте Циглера, сопоставив ее с Carta marina Олафа Магнуса и нидерландскими морскими картами, которые, по его мнению, передавали точнее, чем карта Олафа, очертания норвежского побережья. Карта Европы, писал один известный гуманист того времени, «удостоилась больше похвал от ученых ближних и дальних стран, чем любое другое известное географическое исследование», и Меркатор понял, что ему наконец удалось создать то, на чем можно заработать.
В приподнятом настроении он отправился вверх по реке на Франкфуртскую ярмарку, где и встретил двадцативосьмилетнего художника-иллюминатора карт из Антверпена — сероглазого, с пшеничными волосами и небывалой идеей поместить весь мир под одной обложкой.