Глава XXVIII. Европа в огне войны
Ко времени, когда друзья прибыли во Францию на корабле «Грифон», ситуация в Европе была такова. Основными противниками в этом противостоянии были Людовик XIV и Вильгельм Оранский. Наша армия уже захватила Лотарингию, а герцога Карла Лотарингского Король объявил вне закона. Австрия, несмотря на попытки Вильгельма привлечь её на свою сторону, оставалась в стороне от этого конфликта, в большей степени занимаясь решением своих проблем с Османской империей, которая с поощрения Людовика, предприняла на неё поход. И хотя Вильгельму удалось вовлечь в свой союз некоторые мелкие германские княжества, в результате чего в целом вся германская Империя объявила нам войну, всё же наш успех на Рейне и дальше был настолько заметным, что Голландию охватила паника. Гений полководца виконта де Тюренна сказался в этой войне чрезвычайно ярко. Армии под его руководством заняли бранденбургские города. Герцогство Клевское, таким образом, было практически покорено, подступы к Соединённым Провинциям оголились, капитулировали Эммерих, Везель, Райнберг.
Миллионы, потраченные Людовиком для заключения союза с Карлом II, не пропали понапрасну, поскольку совместный англо-французский флот атаковал эскадру под руководством адмирала Рюйтера, пошатнув голландское превосходство на море. Людовик предложил Вильгельму мир, который был отвергнут. Вдохновлённый успехами на Рейне, принц Конде предложил тут же напасть на Голландию, однако остальные полководцы не поддержали этот план. Осторожный Лувуа предложил воздержаться от активной оккупации Голландии, зная горячность и решительность, с которой голландцы продолжали ожесточённое сопротивление даже в совершенно безвыходном положении. Вскоре Франции пришлось усиливать армию на Рейне, поскольку курфюрст Бранденбургский решил поддержать Голландию активными действиями на западе со своим двадцатитысячным отрядом, который он направил в Вестфалию. Таким образом, Франция не могла направить все свои войска на Амстердам, как и не могла отправить туда своего лучшего полководца, Тюренна. Виконту пришлось сдерживать курфюрста и его союзников на Рейне. Людовик возвратился в Париж, войну в Голландии вёл, в основном, только маршал де Люксембург.
Арамис через свои источники информации узнал о ситуации в целом, а также о местопребывании Людовика, из чего следовало, что друзьям следует направиться в Париж. Действительно, если Филипп перемещался по своей воле, а не по принуждению каких-либо третьих лиц, все его интересы должны были быть сосредоточены в Париже.
Пока наши герои скачут в Париж, расскажем, что же всё-таки случилось с Филиппом.
Глава XXIX. Филипп вдали от Франции
За те два года, которые Филипп провёл вдали от Франции в статусе почётного гостя или, скорее, почётного пленника гостеприимного д’Артаньяна, предоставившего всем просторные комнаты в своём доме в Монквиле, Филипп много читал и много размышлял. В доме была отличная библиотека, частично оставшаяся от его прежнего хозяина генерала Монка, частично пополненная стараниями нового хозяина д’Артаньяна. Кроме того, по просьбе Филиппа выписывались новые книги, главным образом, по дипломатии, военному искусству, философии, экономике, политике. Д’Артаньян и его друзья рассудили, что Филипп по праву может претендовать на королевский трон Франции, и хотя судьба лишила его этой доли, он имеет право получить соответствующее образование, или, точнее, самообразование. Друзья не исключали, что при очередном повороте колеса Фортуны Филипп может вновь занять место своего брата, хотя, разумеется, они не планировали участвовать в операции по замене Короля. Они убедились, что у судьбы есть свои законы, и, поскольку они не располагали ни правом решать этот вопрос, ни достаточными аргументами для выбора, кроме тех, которые сыграли решающую роль два года назад, они предпочли довериться судьбе, но быть готовыми к любому повороту. Единственное, чего они, разумеется, не могли бы допустить, это открытого противостояния двух братьев, что неминуемо привело бы к гражданской войне, а, следовательно, к огромному количеству жертв среди их соотечественников.
Размышления Филиппа блуждали среди различных возможностей, которые могли реализоваться по прихоти судьбы. Больше всего он опасался снова стать узником в железной маске. Он не раз думал о том, что предпочёл бы смерть такой ситуации. С другой стороны, он был благодарен судьбе за возможность испытать на себе жизнь в роли Короля Франции, пусть и недолго. И хотя теперь он совершенно точно знал, чего он оказался лишенным вследствие прихоти судьбы или, точнее, причудливой политической воли великого кардинала Ришельё, он не раскаивался в этом опыте, а, напротив, считал, что это намного лучше, чем не знать своего происхождения, не знать своих прав и всю жизнь томиться в заключении, даже не догадываясь, в чём его вина, и почему ему одному выпала столь злая доля. Теперь же он понимал, что соображения высшей целесообразности могут иметь значение больше, чем права и желания одного человека, даже если этот человек имеет право на величайшую корону Европы.
Мушкетёры не раз говорили Филиппу о возможности интриг со стороны тех, кто случайно проникнет в Великую тайну, и он решил для себя, что скорее погибнет или согласится на вечное заключение, чем станет игрушкой в руках политических интриганов любых мастей. Впрочем, заключение в тюрьме ему теперь казалось далёким и почти нереальным воспоминанием, настолько он привык к той относительно небольшой свободе, которая, тем не менее, ни в какое сравнение не шла с заключением в крепости Пиньероль.
Как правило, Филипп спокойно наслаждался чтением, беседами со своими охранниками, старающимися быть столь деликатными, сколь это возможно, отрываясь от этих занятий лишь для еды, сна и прочих надобностей, а также для того, чтобы взглянуть на чудесный природный пейзаж, открывающийся перед ним со всех сторон. Созерцание природы отвлекало его от всех житейских проблем и успокаивало его. Можно было бы сказать, что Филипп был почти счастлив и почти ни к чему не стремился, если бы не то одиночество, которое он испытывал даже находясь в обществе столь благородных дворян, как д’Артаньян, граф де Ла Фер, барон дю Валон и изредка приезжавший к ним герцог д’Аламеда. Наблюдая за развивающимися отношениями между капитаном и Сюзанной Кампредон, а также между бароном и Агнессой Кэмпбэлл, тётушкой мисс Грефтон, которая уже стала мадам де Бражелон или мисс Батс, он думал о себе, как о человеке, которому судьба дозволила лишь на краткий миг прикоснуться к истинной любви.
Несмотря на то, что, играя роль Короля Франции, он мог обладать почти любой придворной красавицей, и почти это делал, в его сердце осталась лишь одна женщина, сестра графа де Гиша, дочь маршала Антуана III де Грамона, Катерина Шарлотта де Грамон, герцогиня Монако. Она была замужем, она была чужой женщиной, но Филипп чувствовал, что её душа принадлежит ему. Все те восемь месяцев, когда он занимал французский трон, он неизменно помнил о ней, и почти всё это время он посвятил тому, чтобы сблизиться с ней как можно сильней. Герцог Монако вынужден был отступить под натиском такого чрезвычайного внимания со стороны Короля к его супруге и благоразумно удалился в своё герцогство. Между Филиппом и Шарлоттой никогда не заходил разговор об этом человеке, как будто бы его вовсе и не было на свете. Филипп привык считать Шарлотту своей, за что мы просим, впрочем, не осуждать его, поскольку для того, чтобы его судить, надо для начала побывать на его месте, то есть на месте человека, который ничего никогда не мог считать своим, кроме собственных воспоминаний и мечтаний. Даже те предметы, которые окружали его в его заточении, могли быть изъяты у него в любое время навсегда и без объяснения причин таких действий, поэтому сама жизнь приучила его дорожить сегодняшним днём, сегодняшним мгновением, и считать своим всё, до чего сегодня можешь дотянуться, вне зависимости от того, будет ли это твоим завтра, а также вне зависимости от того, кому данный предмет принадлежит по праву собственности. Таким образом, если сегодня Шарлотта отвечала ему взаимностью, пусть даже самой сдержанной и скромной, значит, сегодня она принадлежала ему, а что будет завтра, с этим пусть разбирается завтрашний день.
В день нападения злоумышленников Филипп также сидел на скамье, разделяя своё время между чтением и созерцанием природы. Бандиты появились так неожиданно, что он, не успев оказать какое-либо сопротивление, оказался связанным и перенесённым словно тюк на одного из коней. Очевидно, что пираты заблаговременно сговорились с двумя английскими слугами, нанятыми для разных надобностей. Филипп услышал два выстрела и увидел, как упал Базен, он пытался протестовать, но во рту у него был отвратительный кляп, поэтому никаких звуков, кроме сдавленного мычания, он не мог бы произнести. Также он увидел, что преступники зажгли прекрасный дом капитана и конюшню. Он пожалел о великолепной библиотеке, которой предстояло погибнуть в огне, но, вспомнив о Базене, огорчился ещё больше.
Затем злоумышленники дополнительно унизили его тем, что надели ему на голову тряпичный мешок, через который, впрочем, можно было дышать, но который не позволял ничего видеть, а в довершение ко всем несчастьям был сделан из грубой холстины, поэтому доставлял неприятные ощущения раздражения и покалывания нежной аристократической коже принца.
Не в силах сопротивляться, Филипп уступил на время своей судьбе, дав себе обещание при первом же удобном случае сбежать, либо позволить убить себя, чтобы не стать игрушкой в руках политических авантюристов, кем бы они ни были.
По прибытии в Эдинбург принца поместили в какую-то келью или тюрьму, где с его головы сняли мешок.
— Кем бы вы ни были, сударь, ваша жизнь в безопасности, — сказал ему человек со злобным лицом, по-видимому, голландец. — В наших планах всего лишь получение выкупа за вас, но не скрою, что выкуп будет большим, поэтому мы отдадим вас тем, кто заплатит дороже. Если выкуп не даст никто, тогда мы подумаем, как вас использовать. Уверен, мы найдём вам отличное применение! А теперь можете расслабиться и отдохнуть, скоро вам подадут ужин. Здесь есть постель и кое-какое постельное бельё, лучшего я вам не предложу, поскольку у нас мало людей, а вас нам необходимо стеречь как можно лучше. Эта келья вполне сгодится для наших целей. Не пытайтесь отсюда убежать, так как это невозможно.
Филипп был столь возмущён, что не стал отвечать на эти наглые речи, что, впрочем, никак не тронуло чёрствое сердце его нового тюремщика.
Филипп в отчаянии бросился на койку и закрыл глаза, уходя в собственные мысли.
«Как я и опасался, меня хотят сделать разменной картой в чьей-то чужой игре! — сокрушённо подумал Филипп. — Для меня это неприемлемо. Решено, при первой возможности я буду искать смерти. Лучше всего, если меня застрелят при попытке к бегству!»
Как истинный католик, Филипп отвергал самоубийство. Он дал себе обещание держаться как можно более высокомерно, стараться избегать общения со своими тюремщиками и придавать себе равнодушный вид, что бы ни происходило рядом.
«Кто бы ни открыл эти двери, я не двинусь с места, — думал он. — Если они захотят, чтобы я оказался в другом месте, это их проблема, а не моя. Если же они начнут меня пытать, постараюсь быть стойким, а если убьют, я с достоинством приму свою судьбу!»
Наступили сумерки, вслед за ними пришла глубокая ночь, Филипп не спал и не делал никаких движений, стараясь отрешиться от земного существования.
После того, как установилась ночь, Филипп вдруг услышал, что засов на его двери осторожно открывается.
Вопреки тому, что Филипп намеревался не реагировать ни на что, он вдруг подумал, что так осторожно открывать засов могут лишь враги его похитителей, следовательно, ситуация заслуживает его внимания. Он подумал, что, быть может, д’Артаньян и его друзья пришли ему на выручку?
Дверь раскрылась, и Филипп в свете мигающей свечи увидел то лицо, которое он меньше всего ожидал увидеть здесь и сейчас.
Глава XXX. Пробуждение спящих чувств
«Дорогая Катрин! Прости, что называю тебя так, поскольку Катарина Шарлотта слишком длинно, а княгиня – слишком официально. Мы были столь дружны, когда обе мы занимали должности фрейлин у Мадам, и ты была всегда столь добра ко мне, просила обращаться к тебе запросто, поэтому я надеюсь, что два года разлуки не возвели между нами стену отчуждения? Я по-прежнему люблю тебя как самую лучшую мою подругу, и надеюсь, что ты относишься ко мне не хуже. Пишу тебе, поскольку не в силах сдержать нахлынувших чувств. Я помню, сколь блистателен и краток был твой роман с Е.В. и помню также о тех благах, которыми ты осыпала меня в это счастливое время. Помню я и то, как Е.В. изменился к тебе чрезвычайно внезапно, помню и то, как поспешно ты покинула двор, удалившись в своё герцогство Монако. Ты не представляешь, сколько слёз пролила я, оплакивая разлуку с тобой. Конечно и ко мне отношение при дворе резко изменилось, ведь я из подруги фаворитки Е.В. (надеюсь, ты простишь мне эти дерзкие слова?) превратилась снова в простую фрейлину, да ещё бывшую, ведь Мадам так внезапно скончалась, что мы остались по сути без дела, наши должности сами собой перестали существовать. Не буду тебе рассказывать, какими усилиями я закрепилась при дворе. Скажу лишь, что господин К. помог мне в этом, хотя и я кое в чём регулярно должна была помогать господину К. И всё же его внимание ко мне было редким и недостаточным, чтобы я могла считать свою жизнь устроенной. Меня заметил герцог д’Э*, этот красавчик во всех отношениях. Скажу без лишней скромности, этот красавчик теперь у меня стал ручным, и я верчу им как хочу. Вследствие этого и помощь со стороны К. и его внимание ко мне возросли, однако твоя Жанетта всё ещё не могла считать себя устроенной. По счастью меня облагодетельствовала своим вниманием также и герцогиня де Ш*. Эта почтенная женщина Бог весть какого возраста умудряется быть в самом центре самых важных политических событий, или скажу по простому, самых отчаянных интриг, что я и радуюсь её расположению ко мне, и боюсь его одновременно, поскольку она обладает необъяснимым влиянием на Е.В., однако, все кругом толкуют, что дружба с ней опасна как жонглирование зажжённой головнёй на пороховом складе. Не знаю, я не пробовала жонглировать, пусть этими делами занимаются уличные актёры! Хочу тебе сказать, что вокруг Е.В. затевается новая интрига. Е.В. стал интересоваться заключёнными, которых поместил в Б* как раз в то время, когда он резко охладел к тебе безо всяких на то причин. Это меня насторожило, но я пропустила бы это мимо ушей, если бы не два других события, которые доказывают всю важность происходящих событий. Во-первых, господин К. стал чрезвычайно интересоваться тем, чем интересуется Е.В. Во-вторых, герцогиня также стала интересоваться и интересами Е.В. и интересами господина министра. Всё сплетается в какой-то клубок, который мне никак не распутать. Если бы у меня был твой ум! Я наверняка разобралась бы со всем этим и, вероятно, извлекла из этого какую-нибудь пользу. Пока же от меня только куча беспорядочной информации. Если бы ты была здесь, я рассказала бы тебе больше, но трудно доверять почте то, о чём должны знать только мы с тобой. Пользуясь случаем, я посылаю к тебе одного молодого человека, который передаст это письмо. Я ему доверяю, хотя, впрочем, быть может напрасно. Ах, я такая доверчивая! Во что бы то ни стало хотела бы вновь увидеть тебя и обнять. Может быть, только поэтому я и пишу тебе это заполошное письмо.
Надеюсь, ты по-прежнему любишь свою подругу Жаннетту де Башеле, как она любит тебя. Обнимаю тысячу раз.
P.S. Надеюсь, дорогая, ты примешь меры, чтобы это письмо не прочитал твой супруг? Он – прекрасный человек, но наши с тобой дела его не касаются! Обнимаю».
Княгиня Монако, разумеется, поняла, что Е.В. означает Его Величество, К. – Кольбер, Ш* – де Шеврёз, а д’Э* – д’Эпернон, Б* – Бастилия. Она перечитала письмо несколько раз и забытые чувства всколыхнулись в её груди. Восемь месяцев безоглядной любви с Королём Франции не прошли для неё бесследно. Любая фрейлина была бы в восторге от такого положения и гордилась им пожизненно. Но княгиня твердо верила, что эти счастливые месяцы прошли не с Людовиком XIV, она видела своего таинственного Филиппа, которого встречала ещё в детстве, этого таинственного узника, чья судьба глубоко потрясла её душу, а его большие глаза и нежные кудри очаровали её душу с первого взгляда. Этот юноша был столь похож внешне на Короля, и при этом был так непохож внутренне! Он не требовал от Шарлотты ничего, и отдавал ей всего себя. В один далеко не прекрасный день Король выразил полное пренебрежение к Шарлотте, он переменился кардинально и сразу. Шарлотта поняла, что это – другой человек. Она снова увидела Людовика XIV, она поняла, что её Филипп исчез. От своего отца, маршала де Грамона, она узнала, что в Бастилию заключен некто Эсташ Доже. Сердце подсказывало ей, что эти события как-то связаны. Все эти два года она пыталась разгадать загадку превращения Людовика в Филиппа и обратного превращения Филиппа в Людовика, но эта загадка была слишком сложной для неё. Ежедневно дюжина платков впитывали её слезы, постепенно она смирилась с неизбежным, но в ней теплилась надежда на то, что когда-нибудь она узнает, что случилось с Филиппом, сможет увидеть его и поговорить с ним.
Отношения с князем, законным супругом, у Шарлотты оставались ровными, спокойными и не предвещали ничего плохого, как и ничего хорошего. Фактически, супружеские отношения превратились в чисто экономический союз. Очевидно, князь считал бы себя оскорблённым, если бы его соперником не был Король Франции, но подобное оскорбление со стороны Короля многие дворяне сочли бы честью для себя, а кое-кто постарался бы извлечь из этой ситуации как можно больше выгод. Не таков был князь. Он нёс свой крест с достоинством, не показывая виду, что изменился к своей супруге, но на деле они стали чужими людьми, связанными лишь общими детьми и общими владениями, общим именем и общим титулом.
«Я должна всё выяснить! — сказала себе Шарлотта. — Есть во Франции только один человек, который знает всё, даже то, что не знает больше никто. И по счастью, это человек может поделиться своими секретами за деньги».
Шарлотта достала шкатулку со своими драгоценностями, составлявшими её приданное. Эти драгоценности были частью её капиталов, полученных от отца, князь никогда не потребует у неё отчёта об этих безделушках.
— Завтра я еду в Париж, — коротко сообщила Шарлотта своему супругу, который никак не отреагировал на это сообщение.
На следующий день Шарлотта выехала в Париж.
По прибытии она сразу же отправилась в Лувр и постучала в хорошо знакомую ей дверь.
— Герцогиня, — сказала Шарлотта. — Меня интересует один человек. Я надеюсь, вы поможете мне выяснить кое-что о нём.
— Я догадываюсь, кто вас интересует, — ответила герцогиня де Шеврёз, внимательно вглядываясь в шкатулку в руках княгини. — Думаю, я смогла бы кое-что вам сообщить.
— Я вас слушаю, — сказала княгиня, ставя шкатулку на столик герцогини.
— Интересующий вас человек находится сейчас в Шотландии, в местечке Монквиль, — сказала герцогиня, придвигая шкатулку к себе. — На берегу реки Клайд. У господина д’Артаньяна.
Между тем человек, написавший письмо и подписавший его двумя буквами «А.Д.», прочитал короткую записку: «Ваше предложение принимаю, прибуду позже. д’А.»
Глава XXXI. Чудесное спасение
Княгиня отправилась в Шотландию в сопровождении всего лишь одной служанки по имени Жозефа. Переодевшись в мужское платье, обе дамы совершали своё путешествие с быстротой и неутомимостью, свойственной мужчинам, спешащим поймать свою удачу. Имея достаточно личных средств, княгиня наняла скоростное судно, а по прибытии в Шотландию купила двух лучших коней, расспросила о дороге и направилась к Монквилю верхом.
Всю дорогу она раздумывала о том, что она скажет Филиппу. Временами она думала, что её поступок – чистое безумие, иногда же она считала, что поступает совершенно естественно, и всякое иное поведение было бы в данной ситуации ошибочным. Но при этом княгине ни разу не пришло в голову развернуть коней и отправиться обратно, домой, в Монако. В отношении того, как она себя поведёт при встрече, она размышляла лишь глядя на себя как бы со стороны, глазами постороннего человека. Она знала, что какие бы планы она не составляла, на деле она будет действовать так, как подскажет ей сердце, а, впрочем, было совершенно не важно, как она будет действовать и что будет говорить. Сейчас главное было увидеть его.
Подъезжая к Монквилю, княгиня дом, который, очевидно, был домом, в котором живёт Филипп. Она пришпорила коня, но в этот момент услышала два выстрела. Сердце подсказало ей, что это может быть связано с опасностью для её Филиппа. Сначала княгиня ещё сильней пришпорила коня, но тут же спохватилась и притормозила, решив, что если на Филиппа напали разбойники, то силы их велики, и им ничего не будет стоит разделаться также и с княгиней и её спутницей, тогда как если княгиня с осторожностью выяснит, что произошло, и останется незаметной для злоумышленников, тогда, быть может, она сможет спасти Филиппа. Несмотря на сильное беспокойство о судьбе Филиппа, княгиня понимала, что живой он представляет намного большую ценность, чем мёртвый, поэтому она убедила себя, что за жизнь Филиппа опасаться не стоит.
Сойдя с коня, княгиня предоставила её заботам Жозефы, сама же отправилась на разведку.
Прокравшись через лес почти к самому дому, княгиня увидела жуткую картину. Дом, который, по-видимому, на протяжении последних двух лет был жилищем Филиппа, полыхал, подожжённый с четырех углов. Неподалёку также горела конюшня. Княгиня также увидела небольшой отряд, который захватил в плен какого-то мужчину и молодую женщину. В мужчине княгиня узнала Филиппа.
План дальнейших действий созрел в её голове мгновенно. Она, действительно, будет следить за этими разбойниками, тайно следуя за ними на безопасном расстоянии. В случае, если её заметят, она скажет, что заблудилась и ищет дорогу к ближайшему городу.
Так она и поступила.
Следуя за разбойниками, княгиня и Жозефа оказалась в Эдинбурге.
Надо сказать, что Жозефа отличалась сообразительностью и живым умом, она великолепно понимала цели поездки своей патронессы и приняла к сердцу все её переживания и хлопоты. Действуя ловко и гибко, она узнала, что пираты решили запереть Филиппа в Сент-Джайлсе, в одной из келий. В ту же ночь Жозефине удалось, подкупив слуг, подсыпать снотворного в вино охранников Филиппа, после чего княгиня вместе с ней удалось проникнуть к двери запирающегося помещения. К счастью, на двери не было замка, поскольку она закрывалась снаружи крепким железным засовом. Поначалу засов не поддавался, поскольку, по-видимому, им редко пользовались, и он слегка заржавел. Кроме того, княгиня опасалась разбудить стражников громкими звуками, поэтому они действовали очень осторожно.
Когда дамы, наконец, справились с засовом, княгиня распахнула двери и увидела небритое лицо Филиппа. Это был, несомненно, он. Несмотря на то, что он был чрезвычайно похож на Короля, Шарлотта моментально узнала его.
— Княгиня! Вы? — воскликнул Филипп.
— Тихо, монсеньор! — поспешно ответила княгиня, приставив палец к губам.
По счастью, снотворное было хорошим, поэтому возглас Филиппа не разбудил спящих стражников.
— Мы должны немедленно бежать, монсеньор, — сказала княгиня.
Филипп послушно последовал за Шарлоттой. Пребывая в заточении, он чуть ли не пообещал себе, что скорее погибнет, чем последует добровольно за своими похитителями, но он не предполагал такой возможности, как встреча с княгиней Монако. За Шарлоттой Филипп с радостью последовал бы даже в том случае, если бы знал наверняка, что эта дорога приведёт его прямиком в ад. Даже если бы ему сказали, что следующие десять шагов будут последними в его жизни, он проделал бы их, держа за руку ту, о которой были все его мысли в последние два года разлуки, а также в предшествующие восемь месяц незаконного царствования, а также на протяжении всех лет жестокого заключения – с той самой минуты, когда он впервые увидел её маленькой девочкой.
Сердце Филиппа билось так, что он думал, что окружающие слышат это ритмичный стук. Ему казалось, что этот стук может разбудить спящих стражников.
Ощутив тепло руки княгини, Филипп успокоился и пошёл за ней с чистым сердцем.
Жозефа, однако, не потеряла голову. Она спокойно закрыла двери и задвинула задвижку, ничуть не опасаясь шума, поскольку убедилась, что стражники спят крепко, а открытые двери слишком быстро привлекут внимание стражников и заставят из мчаться в погоню, тогда как, быть может, даже пять минут могут оказаться решающими для успеха бегства.
Через два часа быстроходное судно понесло Филиппа, Шарлотту и Жозефу к берегам Франции.
— Вы хотите, Шарлотта, чтобы я вновь прибыл во Францию? — спросил Филипп. — Я подчинюсь любому вашему желанию, но не рискую ли я быть опознанным там?
— Дорогой Филипп! — ответила Шарлотта. — Мы едем не в Париж, а в Монако, а это не совсем Франция. Там вам ничего не будет угрожать, кроме моей любви.
— Вы меня убедили! — воскликнул Филипп, прижимая Шарлотту к сердцу.
— А насчёт вашего сходства с Королём, позвольте мне рассказать вам одну историю, которую мне как-то рассказала маркиза де Савиньи.
— Я с удовольствие послушаю любую историю из ваших уст, Шарлотта, — ответил Филипп.
— Так слушайте же. Однажды маркиз де Вард, охотился в своих лесах и встретил лесника. Его поразило удивительное сходство с ним самим. «Скажите, любезнейший, — обратился герцог к этому человеку. — Не была ли случаем ваша матушка прислужницей в доме маркиза де Варда?». Маркиз имел в виду дом своего отца. «Нет, сударь, — ответил лесник. — Моя матушка никогда не бывала в доме маркиза де Варда или даже поблизости. А вот мой отец в годы молодости был конюшим у маркизы де Вард».
— Вы намекаете, княгиня, что не всякое сходство указывает на родство? — спросил Филипп.
— Я думаю, что рассказ маркизы де Савиньи не имеет отношения к вашей ситуации, но мне пришло в голову, что не всегда первая причина, приходящая в голову при нахождении чрезвычайного сходства двух человек, является истинной, — ответила Шарлотта.
— Это напоминает мне одну историю, о которой я читал в одной книге, — ответил Филипп.
— Что ж, расскажите! — воскликнула Шарлотта.
— Один султан одного мусульманского государства узнал, что среди его подданных распространился слух о том, что он не сын своего отца, султана, а сын простого кондитера. Тогда он пригласил одного знаменитого звездочёта и потребовал от него узнать, кто его отец. Звездочёт долго смотрел на звезды и сверялся со звёздными картами, раскладывал какие-то фигурки и шептал какие-то заклинания, после чего твёрдо сказал: «Ваш отец – султан нашего государства, чей трон вы унаследовали!». Султан был так рад этому ответу и так горд, что велел наградить звездочёта. Он велел выдать ему три огромных торта.
— Очень забавно! — рассмеялась Шарлотта. — Что же вы извлекли из этого рассказа?
— Поскольку я теперь твердо знаю, кто мой отец, я дал себе обещание быть достойным этой судьбы и поступать так, как должен поступать сын моего отца, — ответил Филипп. — Я должен мыслить о благе Франции всегда и ставить это благо выше собственного счастья. Поэтому я решил, что если мои похитители предложат мне какую-нибудь сделку, направленную против Франции или против моего брата, Короля Людовика XIV, я скорее дам себя убить, чем соглашусь. А если и это не поможет, я готов убить себя, но не послужить причиной гражданской войны во Франции.
— Вы великий человек, Филипп, и я благодарна судьбе за то, что она свела меня с вами! — воскликнула Шарлотта. — По счастью, ваше пребывание в Монако никак не нанесёт вреда Франции.
После этих слов Филипп нежно обнял Шарлотту и поцеловал.
Полностью книгу «Д’Артаньян и Железная Маска» вы можете найти тут
https://litsovet.ru/books/979341-dartanyan-i-zheleznaya-maska-kniga-1
https://litsovet.ru/books/979342-dartanyan-i-zheleznaya-maska-kniga-2
Также в виде файлов эти книги можно найти тут
https://proza.ru/2022/11/10/1425
https://proza.ru/2023/01/27/1128
Также по теме см. «Мемуары Арамиса»
https://litsovet.ru/books/979343-memuary-aramisa-kniga-1
https://litsovet.ru/books/979376-memuary-aramisa-kniga-2
https://litsovet.ru/books/980135-memuary-aramisa-kniga-3
https://litsovet.ru/books/981152-memuary-aramisa-kniga-4
#dartagnan #IronMask # fanfic #musketeers #atos #portos #aramis # musketeers