Из последнего письма Михаила Юрьевича Лермонтова к вырастившей его бабушке Елизавете Алексеевне Арсеньевой (Столыпиной).
28 июня 1841, Пятигорск
Прошу вас также, милая бабушка, купите мне полное собрание сочинений Жуковского... Я бы просил также полного Шекспира, по-англински, да не знаю, можно ли найти в Петербурге; препоручите Екиму. Только, пожалуйста, поскорее; если это будет скоро, то здесь еще меня застанет. То, что вы мне пишите о словах графа Клейнмихеля, я полагаю, еще не значит, что мне откажут отставку, если я подам; он только просто не советует; а чего мне здесь ещё ждать? Вы бы хорошенько спросили только, выпустят ли, если я подам.
Чего мне здесь ещё ждать? - До роковой дуэли с Мартыновым оставалось ровно три недели.
30 июня 1841 года, генералу Головину
Его величество, заметив, что поручик Лермонтов при своем полку не находился, но был употреблен в Экспедиции (военные действия в Малой Чечне с 27 октября по 6 ноября 1840 года) с особо порученной ему казачьею командою, повелеть соизволил сообщить вам, милостивый государь, о подтверждении, дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте, и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку.
До роковой дуэли с Мартыновым оставалось ровно две недели.
За два месяца до этого, 12 мая 1841 года по пути из отпуска к месту службы в Темир-Хан-Шуру Лермонтов остановился в крепости Георгиевская, где встретил своего старинного хорошего знакомого Мартынова: «Ведь и Мартышка, Мартышка здесь. Я сказал Найтаки, чтобы послали за ним» (из воспоминаний А.А. Столыпина). Лермонтов передумал ехать в место назначения, и уговорил сопровождающего бросить жребий - выпало ехать в Пятигорск, за 40 верст от Георгиевского, один перегон.
Таким образом, вместо того, чтобы дожидаться штурма аула Черкей в Темир-Хан-Чуре, Лермонтов самовольно оказался в Пятигорске, считавшемся в те времена курортным филиалом Невского проспекта, где получил в военном госпитале свидетельство о том, что «одержим золотухою и цынготным худосочием». К 15 июля Лермонтов успел принять 29 ванн, а в день дуэли, в Железноводске, купил еще один курс — пять билетов на ванны № 12, что следует из «Книги дирекции кавказских минеральных вод на записку прихода и расхода купленных билетов и вырученных с гг. посетителей денег за ванны горяче-серных водах в Пятигорске на 1841 год».
Столкновение между Лермонтовым и Мартыновым произошло накануне в доме Эмилии Шан-Гирей (Верзиловой). Мартынов счел за оскорбление своей офицерской чести фразу «горец с большим кинжалом», походя брошенную Лермонтовым в его адрес.
Николай Мартынов, выйдя в отставку, придумал себе образ «истый денди» в горском стиле : бритая голова, огромный кинжал и черкесска (с мелкими дополнениями), чем вызывал насмешки боевых офицеров. Мартынов был обидчив, а Лермонтов насмешлив. Еще в юнкерские годы Мартышку в шутку прозвали homme feroce (кровожадный человек), хотя никто и не предполагал в Мартынове неуправляемого ожесточения, которое копилось в нем все эти годы.
Шутка оказалась пророческой, и в один прекрасный июльский день 1841 года меткая лермонтовская насмешка, несмотря на последующие за тем извинения, разбудила в Мартышке настоящего кровожадного человека. На дуэли Лермонтов первым выстрелил в воздух. Мартынов, как настоящий убийца, подошел ближе и выстрелил поэту прямо в сердце.
«Тенгинского пехотного полка поручик Михаил Юрьевич Лермонтов 27 лет убит на дуэли 15 июля, а 17-го погребен, погребение пето не было» - сухая запись в метрической книге пятигорской Скорбящей церкви говорит о том, что поэта по церковному обряду не отпевали (убитый на дуэли считался самоубийцей). Однако, погребен он был на кладбище, а не за его пределами. При перенесении праха поэта в Тарханы, могилу разрыли, а затем закопали в ней и надгробие.
Место первоначального погребения и место рокового поединка остались безвестными. Так сбылось еще одно пророчество поэта, написанное в ранней юности: «Кровавая меня могила ждет, Могила без молитв и без креста».
