XXXI.
"Но, может, это так и есть?!"
Максим слегка пожал плечами.
"Росло давно всё это здесь.
Кому шутить так нужно с нами?"
"Э-э, нет, Максим, растенья эти,
Не спутать мне ни с чем на свете.
Их выкопали все с землёй,
Пересадив во грунт иной.
Вписались же они удачно:
Расположенье не тревожа;
Ведь эта с той поляной схожа,
Размером, формой. Однозначно!"
"По-моему, мой друг, с тобою,
Мы занялися ерундою?!"
XXXII.
"Конечно, нет! Скажу я смело,
Лжи, кривотолков не боясь,
Поляна нам продвинет дело,
Которое мы все, стремясь,
Взялись, чтобы распутать дружно.
Теперь, Максим, вдвоём нам нужно,
Поляну первую найти,
Чтоб далее смогли вести,
Расследование. Если нас,
Избавившись от всех следов,
Нимало приложив трудов,
Кому-то хочется сейчас,
Запутать, утопив в сомненьи:
На правильном мы направленьи!
XXXIII.
Итак, что мы с тобой имеем?
Растений небольшой набор,
Что шутником или злодеем,
Пристрастный отвести чтоб взор,
Или запутать чтоб подавно,
Буквально нынче же, недавно,
Пересадили второпях,
Не позаботясь о корнях.
На той поляне в этом месте...,"-
Рукой Владимир указал,
Когда подробно излагал,
Задумавшись с Максимом вместе:
"...Вновь повторяю я упрямо,
Зияла чернотою яма.
XXXIV.
Скорей нам надобно успеть,
И в парке отыскать поляну,
Пока не начало темнеть;
Чтоб воспрепятствовать обману.
Вдвоём они опять ходили;
Уж, все тропинки изучили;
И вот в исхоженной дали,
Они с Максимом набрели,
Покуда в поисках блукали,
Свой распалив азарта пыл,
На тот объект, что нужен был;
На ту поляну, что искали.
Тиха и уединена,
Открылася им вдруг она.
XXXV.
На тех местах, где рос бадан,
Кусты и деревце кривое,
Чтоб быстро скрыть в земле изъян,
Искателей несчастных двое,
Ни сколь не удивившись трюку,
Уложенный на скору руку,
Увидели зелёный дёрн,
С рядами травянистых волн;
Слегка притоптанный, примятый,
Прикрывший черноту земли,
Где и сейчас расти б могли,
Растения; как видно, снятый,
Там, куда их пересадили,
Где в морок бы людей вводили.
XXXVI.
И чёрной ямы вдруг не стало,
На той поляне; будто б там,
Её и вовсе не бывало.
Однако Берест по следам,
Оставленным киркой, лопатой;
Уже с заранее предвзятой,
Сыскною мыслью, с подозреньем,
С своим недюжинным терпеньем,
Исследовав земли квадрат;
Из дёрна ленты убирая,
И грунт под ними обнажая,
Тому, что отыскал, был рад:
Прямоугольником своим,
Предстала яма перед ним.
XXXVII.
Она засыпана до края;
Грунт в ней немного уплотнён;
Землица тёмная сырая;
Край очень ровно окаймлён.
Что было в яме той зарыто,
И под земельным слоем скрыто?
Чтоб на вопрос ответ узнать,
Им нужно яму раскопать.
Полковник Пастухов звонит,
И, Юргину он излагая,
О их находке сообщая,
По телефону говорит;
"Пришли, прошу, к нам рядовых,
Из ППС иль постовых.
XXXVIII.
Что здесь найдём мы? Неизвестно!
Быть может, мы пустышку тянем.
Надеюсь, что сейчас совместно,
Опять свидетелями станем,
Какой-нибудь ещё находки.
Подкинул всем ещё работки,
Володька Берест, но ему,
Ты знаешь, вопреки всему,
Безоговорочно я верю,
И думаю, и в этот раз,
Не подведёт Володька нас;
Иль свой я оптимизм умерю.
Мы, в общем, ждём в конце-концов,
С лопатами пять-шесть бойцов."
XXXIX.
Примерно через два часа,
В рабочем находясь запале,
Стянув на чреслах пояса,
Бойцы в той яме откопали,
Труп неизвестного мужчины.
Теперь, уж, не было причины,
Находку от других скрывать.
Пришлось немедленно позвать,
Медэксперта, криминалиста,
И следователя заодно.
Опять сложилось всё чудно:
Послушав не специалиста,
Для следствия вновь материал,
Нашли; чего никто не ждал!
XL.
Чтоб труп найдённый опознать,
Оперативникам сейчас же,
Пришлось немедленно позвать,
От дела отвлекая аз же,
Старательного мажордома.
"Возможно, личность вам знакома?"
Был задан старику вопрос.
Тот к делу отнесясь всерьёз,
С вниманьем тело осмотрел;
Нахмурил лоб и брови сдвинул;
Назад чуть волосы откинул;
Волнуясь, тихо прохрипел:
Что без сомненья перед ним,
Борис Макарович Лукин.
XLI.
Закончив скорбное занятье,
И, унося труп Лукина,
Своё смиривши восприятье,
Сегодня каждый, уж, сполна,
Событий дня испивши чашу;
Предавшийся ажиотажу,
За этот день, увы, не раз;
Уверен, был готов сейчас,
От дел насущных отстраниться,
Забыть на время обо всём;
В кровати собственной при том,
Сном упоительным забыться;
Богиням сна отдаться в плен,
Ждя сладких нег от них взамен.
XLII.
День неминуемо к закату,
Уже клонился. По сему,
Назад к желанному возврату,
В мир бренный путь закрыт ему.
День минул - горести за ним,
Ушли, как с белых яблонь дым.
Его событий череда,
Уж, не вернётся никогда.
Хотя событий тех осадок,
Всё ж будет всем напоминать,
И душу с разумом терзать,
Волнами дерзостных нападок,
Вгоняя понемногу пусть,
Их каждый раз в тоску и грусть.
XLIII.
Коснувшись серой пеленою,
Верхушеек вековых дерев;
Окутать сумеречной мглою,
Затихший мир уже успев,
Ночь, восприяв в свои объятья,
Надела траурные платья,
Или накидки, иль вуали,
Укутав призрачные дали,
Своим невидимым плащом;
Взирая нежно и уныло;
На всё, что ей доступно было;
И, томно поводя плечом,
Всё погрузила в сладкий сон,
Чтоб долее продлился он.
XLIV.
Над тёмными стволами сада;
Над зыбью парковых аллей,
Луны небесная лампада,
Взойдя, свой свет лиет живей;
И тьму тем светом разбавляя,
Во всём, что есть запечатляя,
Великолепный облик свой -
Меланхоличный и немой,
Дарит спокойствие благое,
Всему, что жаждет ласк её,
И, в лоно погрузив своё,
Велит забыть: мол, всё пустое!
Страдания твои и ты,
Мирской не стоят суеты.