Из "Наука и литература в России при Петре Великом" Петра Петровича Пекарского
Повод к изданию "формы присяги" для священников был следующий:
"В марте 1722 года, некоторый человек, придя в город Пензу, кричал всенародно многие злые слова, касающиеся до превысокой чести его императорского пресветлого величества (Петр Алексеевич) и весьма вредительные государству".
На крик его собралось множество народа, но никто не останавливал хулителя; нашелся только один посадский, Фёдор Каменьщик, который дал знать о происходившем на улице в канцелярию, тогда "уличный оратор" был задержан. Открылось по розыску, что он в Пензе исповедовался и говорил духовнику о своих убеждениях, но тот допустил его, однако, причаститься святых Таин.
Поэтому-то и состоялся "17 мая 1722 года" указ о том, чтобы "священники, под страхом смертной казни за неисполнение, доносили, если им будут открывать на исповеди какие-либо умышления против царя и Церкви"; в исполнение чего священники давали присягу по приложенному при указе образцу.
При этом упомянуты три случая неоткрытия после исповеди подобных намерений исповедовавшихся:
"Были такового лукавства образ в прошлых годах, когда вор Талицкий (Григорий) объявил при исповеди духовному своему свое злейшее намерение, а именно: написал письма, которые везде хотел подмётывать к возмущению, ставя себе то за истину, и не отлагая оного и не каялся, и священник хотя ему в том и претил, однако же, причастил святых Таин и не донес, где надлежит, чая грехом быти то доношение, а тот вор пошел с тем намерением оное делать.
И ежели бы не пойман был, и в дело произвел, отчего какие и бедствия и крови произошли, то какое ж покаяние, что на горшее зло обратилось и Талицкому, и отцу его духовному".
Второй случай приведён о царевиче Алексее Петровиче, который признавался на исповеди, что "желает смерти отцу своему".
Третий случай касался лица, схваченного в Пензе. Сохранилось известие, что этот последний был сначала капитаном, а потом чернецом, и назывался Левиным. Он возобновил толки об "антихристе", подобно Талицкому, и подкреплял свои рассуждения ссылками на Стефана Яворского, а этот погрешение видя, простотой и недознанием извинялся и просил прощения, которое "милостью его императорского величества ему отпущено".
Левин был сын пензенского помещика и еще с детства сделался приверженцем старины, двуперстного сложения и т. п. Военная служба не изменила, но укоренила образ его мыслей: больной и одержимый припадками падучей, он вышел в отставку и поступил в монахи.
Ему часто приходилось слышать в народе "о царе как о новом антихристе"; по его словам, даже Стефан Яворский, при свидании с ним, высказывал неблагоприятные мнения о тогдашних нововведениях; впрочем, при дальнейших пытках, Левин оправдал Яворского.
19 марта 1722 года он явился в центре базарной площади и на крыше одной мясной лавки, сняв с себя клобук, громогласно проповедовал народу, "что Петр - антихрист, что монахи едят в пост мясо и что скоро народ будут печатать печатью антихриста". Левина казнили в Москве 26 июля, а голову его в спирте отослали в Пензу, где она была выставлена на каменном столбе.
В начале XVIII столетия, исступление, вследствие чрезмерных гонений на сектантов достигло крайних пределов и достаточно было первого сумасбродного предсказания о светопреставлении, чтобы легковерные стала приготовляться к страшному суду: некоторые делали себе гробы, одевались в саваны и ложились в могилу в ожидании скорого конца миру.
Другие сжигалась целыми семействами, даже селениями, так что требовались воинские команды для воспрепятствования подобных деяний, которым было бы и трудно верить, если бы не остались неопровержимые тому свидетельства.
В указе "16 июля 1722 года" сказано о тех, которые, между прочим, сами выдумывают или действительно совершают преступные деяния, чтобы потом заслужить мучения. Умереть мученически сделалось какой-то манией, поветрием. Те, которые были ни в чем не виноваты, нарочно совершали преступление, чтобы только сподобиться выдержать наказание или пытку.
Потому, что с учреждением синода стали думать об издании книг с целью обращать заблуждающихся мерами кротости и снисхождения. Первое увещание синода, написанное с риторским красноречием, но в духе христианской терпимости, напечатано 27 января 1722 г. 2 апреля того же года, синод призывал "всех российских, несогласно мудрствующих российской Церкви учителей на тихое, кроткое и безопасное с собою о несогласии разглагольствие".