Перевод мой, оригинал взят с сайта
Молодой мечтательный сторонник жёстких мер, Антуан Сен-Жюст, стал воплощением Французской революции. Его поглотил Террор, который он сам помог развязать.
Никто из вождей Французской революции не является более загадочным, чем Луи Антуан Сен-Жюст. Его короткая политическая карьера охватила самый яркий момент 18-го века: Якобинская республика (1793-1794 годы). Якобинцы пытались создать лучший мир, в котором демократия, свобода и равенство стали бы реальностью, но для этого они использовали поощряемые государством меры принуждения, получившие название Террора. Этот эксперимент закончился гибелью Сен-Жюста и Робеспьера на гильотине в разгар кровавой жатвы термидора (июль 1794 г.).
Для многих людей Сен-Жюст олицетворяет саму Революцию даже больше, чем Робеспьер: молодой, обладающий лихорадочной энергией, мужеством и идеализмом, подобно революционному Террору, ради утопической реальности он был готов пожертвовать жизнями многих, включая свою.
В романе «Отверженные» (1862 год) Виктор Гюго описал молодого студента Анжольраса, отчаянно боровшегося на баррикадах. Его читатели понимали, почему автор сравнивает своего героя с Сен-Жюстом. Несколькими годами ранее соотечественник Гюго, великий историк-республиканец Жюль Мишле назвал Сен-Жюста «архангелом смерти» — эта фраза заключала в себе легенду о неестественно прекрасном и хладнокровно ужасном Сен-Жюсте.
Люди придерживаются разных взглядов по поводу Сен-Жюста. Он по-прежнему остаётся противоречивой фигурой даже среди англо-американских историков, которые с большой беспристрастностью относятся к событиям и людям эпохи Французской революции. Один из его биографов, американец Эжен Кёртис, увидел в Сен-Жюсте французское воплощение романтического поэта Шелли. Английский историк Норман 5Хэмпсон более предвзято отнёсся к нему: возможно, он был согласен с Мишле, сравнившим Сен-Жюста с Люцифером.
Можем ли мы обойти эти разногласия, чтобы понять, насколько обоснован был этот миф.
Один из способов — взглянуть на ранние годы его жизни, до того, до того, как революционной политики поглотил его. Он родился 25 августа 1767 года в Десизе, в семье отставного кавалерийского офицера и дочери нотариуса. Когда Сен-Жюсту было девять лет, его семья переехала к отцу в Блеранкур. В следующем году умер его отец, оставив мать одну воспитывать детей. Будучи подростком, Сен-Жюст влюбился в Терезу Желле, жившую там же. Они хотели пожениться, но её отцу нужен был более богатый зять. Во время отсутствия Сен-Жюста состоялась её свадьба, на которой присутствовали все сливки местного общества. Когда Сен-Жюст узнал об этом, не в последнюю очередь он разозлился на свою мать, скрывшую от него эту новость. Несколько недель спустя, в сентябре 1786 года, он сбежал из дома в Париж с частью украденного семейного серебра, которое позже продал в парижском кафе. По настоянию матери, подростка выследили, допросили в полиции и поместили в исправительное учреждение , где он провел шесть несчастных месяцев в размышлении о своих проступках. Должно быть, этот опыт заставил его почувствовать себя сильно униженным: он никогда не говорил об этом, и это было мало кому известно. Возможно, это повлияло на его дальнейшую жизнь, поскольку потом он выступал против угнетения женщин и детей в патриархальных семьях, защищал свободу женщин выходить замуж за тех, кого они любят.
Отчаяние вдохновило Сен-Жюста на написание «Органта» - эпической поэмы, повествующей о злоключениях двадцатилетнего внебрачного сына епископа, Антуана Органта. Сатира, вдохновлённая Вольтером, была работой молодого человека, стремящегося оставить свой след в истории; полный дерзости и фантастических образов, кое-каких эротических пассажей, которые приводили в недоумение некоторых его биографов, возможно, ожидавших чего-то более возвышенного от будущего «архангела» якобинцев. В озорном духе Сен-Жюст посвятил свою книгу Ватикану. Тем не менее, когда он остался недоволен своим достижением, он добавил однострочный эпиграф: «Мне двадцать лет; я ошибался; я могу исправиться.»
«Органт» был опубликован в 1789 году - в год, когда пришла Революция: в год, который изменил жизнь Сен-Жюста.
С этого момента он всецело стал принадлежать ей. У него было что предложить, и он знал это: он был талантлив, силён, очень умён, но пока он был никем - человек без связей, хорошего материального положения и постоянной профессии. Ему мешала и собственная юность: на тот момент он не достиг 25 лет - того возраста, начиная с которого он мог легально заниматься политикой.
В июне 1791 года Сен-Жюст опубликовал трактат «Дух Революции и Конституции во Франции» - в нём подчеркивалась важность мира и политической стабильности. Конституционная монархия была лучшей формой правления; Франция не могла стать республикой. Хотя он описывал умеренную политику, некоторые поразительно радикальные отрывки касались личных отношений и личной свободы. Также Сен-Жюст заявил о своём абсолютном неприятии смертной казни. Но политическая стабильность, которую он восхвалял, была готова подорваться. Стало известно о том, что Людовик XVI пытался бежать из Франции. Многие революционеры расценили его бегство как предательство народа: они больше никогда не будут доверять королю. В том же году Сен-Жюст почти стал народным представителем, но его триумф длился недолго; отец той девушки, на которой он когда-то хотел жениться, сообщил, что Сен-Жюст не достиг совершеннолетия.
В течение десяти месяцев рос политический кризис. Война с Австрией и Пруссией, развязанная Жирондой, была похожа на катастрофу, а французы были вынуждены обороняться на своих границах. Многие революционеры обвиняли Людовика и Марию Антуанетту в тайном сговоре с иностранными державами. 10 августа 1792 года монархия пала. Эта вторая революция дала Сен-Жюсту шанс. Через несколько дней после своего 25-летия он стал самым молодым из 749 депутатов, избранных в Национальный Конвент, главный законодательный орган власти. Первым действием Конвента стало провозглашение Франции республикой.
Сен-Жюст тяготел к якобинцам - наиболее радикальным революционерам, в группу которых входили Жорж Дантон, Камиль Демулен и Максимилиан Робеспьер. Ещё в 1790 году Сен-Жюст писал Робеспьеру:
«К Вам, кто поддерживает отечество, изнемогающее под натиском деспотизма и интриг, к Вам, кого я знаю только как Бога по его чудесам, к Вам, сударь, обращаюсь я с просьбой присоединиться ко мне, чтобы спасти мой несчастный край».
Робеспьер был польщён, как и предполагал Сен-Жюст, но нет никаких причин думать, что он был неискренен. Они стали не только близкими друзьями, но и коллегами-единомышленниками. До последних дней его жизни ничто не поколебало верность Сен-Жюста Неподкупному.
Сен-Жюст произнёс свою первую речь в Конвенте 13 ноября. Она касалась судьбы короля и того, следует ли судить его за преступления против своего народа. Было непросто заявить о себе более чем тысячной аудитории (депутаты плюс многочисленные зрители на галерее) и убедить их в важности своих слов было непросто. Тем не менее, своей первой речью Сен-Жюст смог получить репутацию хорошего оратора. В то время как другие пытались продемонстрировать, что король действовал неправильно, Сен-Жюст настаивал на том, что сама по себе монархия аморальна: «Нельзя царствовать и не быть виновным». — сказал он.- Единственной целью комитета было убедить вас, что короля надлежит судить как простого гражданина; я же утверждаю, что короля следует судить как врага, что мы должны не столько судить его, сколько поразить. И поскольку ничто более не связывает его с договором, объединяющим французов, формы судебной процедуры определяются не гражданским законом, а законом международного права.»
Депутатов поразила бескомпромиссная логика этого аргумента; тем не менее для большинства было немыслима казнь короля. Так состоялся суд над Людовиком XVI, закончившийся, как и предполагал Сен-Жюст, смертным приговором.
Сен-Жюста никогда не устраивали импровизированные вмешательства в речи депутатов и обмен оскорблениями, которыми нередко сопровождались дебаты в Якобинском клубе, а порой и в Собрании. Его сильной стороной была детально спланированная речь с отточенной риторикой, яркими афоризмами и расстановкой акцентов. Всякий раз, когда он выступал в Конвенте, зрители на галерее проталкивались вперёд, говорили своим соседям: «Вот он!»
Какого человека они видели в нём? Не андрогенную красоту из легенд; это «ангельское» лицо было выдумкой Мишле. И всё же Сен-Жюст, бесспорно, был привлекателен. Портреты, написанные при его жизни, изображают его с бледным овальным лицом, с густыми каштановыми волосами, светлыми глазами, высокими скулами и явно длинным носом. Лидеры якобинцев работали долгие часы и часто испытывали значительное напряжение; со временем последствия этого изнурительного труда начали отражаться на его лице. Как и Робеспьер, Сен-Жюст был неподкупным, а потому обходился скромной зарплатой депутата; тем не менее он всегда одевался тщательно. В отличие от многих якобинцев, он не носил грубую одежду воинствующих санкюлотов. Он часто надевал высокий галстук, сознавая, что он придаёт ему достоинства. За его надменный вид его приятель-якобинец, Камиль Демулен, высмеивал Сен-Жюста: «По его осанке и позе видно, что он считает свою голову краеугольным камнем республики». Несмотря на либеральную политику Сен-Жюста, его враги (которых у него было много, включая Демулена) говорили, что он обладал высокомерием и гордостью аристократа.
В июне 1793 г., свергнув жирондистов, якобинцы пришли к власти. В том же месяце Сен-Жюст помог разработать новую «якобинскую» конституцию. Это был самый либеральный революционный документ, однако после выступления самого Сен-Жюста, настаивавшего на том, что конституция не может быть принята, пока Франция все ещё находится в состоянии войны, а следовательно, под угрозой. 10 июля 1793 года он был избран в Комитет общественного спасения. Комитет из 12 членов обладал обширными исполнительными полномочиями и начал контролировать координацию военных действий, став, по сути, военным кабинетом, в то время как на Комитет общей безопасности возложили ответственность за полицию, аресты и тюрьмы. В течение следующего года эти два комитета доминировали в революционном правительстве.
Лето и осень 1793 года принесли усиление кризисов. Англия, Испания и Голландия присоединились к Антифранцузской коалиции. Многие города пережили восстания против Парижских властей; в то же время на западе Франции бушевала полномасштабная гражданская война. Ряд измен, в том числе измена французского генерала Дюмурье, ужесточила позицию революционеров. К тому же чтобы запугать и заставить депутатов действовать, санкюлоты устраивали демонстрации. Именно на этом фоне революционеры решили легализовать применение террора. В этих обстоятельствах Сен-Жюст тоже сыграл свою роль, но Комитет общественного спасения принимал коллективные решения и разделял обязанности. Так называемый «Якобинский террор» не был приписан какому-то отдельному человеку или даже группе людей. Фактически, это был ряд законов, за которые проголосовали депутаты Конвента. Так почему же именно Сен-Жюста отождествляют с Террором? Отчасти потому, что он был готов публично оправдывать эти меры: наряду с другими членами Комитета: Робеспьером, Барером и Бийо-Вареном, он был одним из главных представителей Комитета. Кроме того, именно Сен-Жюсту оба комитета поручили написать и произнести несколько речей, чтобы уничтожить ряд революционных фракций. Борьба между фракциями была частью «политического террора». Согласно революционной идеологии, любой, кто не был ярым поборником общественных интересов, мог оказаться заговорщиком, подкупленным роялистами. Угроза террора, которую использовали революционные лидеры, угрожала и им. Ведомые страхом, взаимными подозрениями и революционным рвением революционные лидеры встали друг против друга в безжалостной пьесе «убей или будь убитым».
С сентября 1793 года по декабрь Сен-Жюст находился в командировке в Эльзасе с Рейнской армией. Его задачей было обеспечить хорошее снабжение и снаряжение армии, бдительно слежка за генералами и пресечения любые восстания граждан против Революции. Как и другие депутаты, он действовал с коллегой; в данном случае Филипп Леба, которого, кажется, выбрали за его дипломатические способности, надеясь на то, что он смягчит деспотичного Сен-Жюста. Вместе они действовали эффективно. Несмотря на непростую ситуацию в этом приграничном регионе, где многие местные жители не говорили по-французски, но большая часть территории была оккупирована австрийскими войсками, Сен-Жюст и Леба не злоупотребляли своими полномочиями. Массовых убийств, как в других местах, где народные представители были менее щепетильны, не было. Было относительно немного арестов, и большинство из них касались армейской дисциплины, а преступления рассматривались в военных судах. Сен-Жюст боролся за благополучие простых солдат, а некоторых старших офицеров по его приказу арестовывали за некомпетентность, коррупцию или за подозрение в лояльности.
Лето и осень 1793 года принесли усиление кризисов. Англия, Испания и Голландия присоединились к Антифранцузской коалиции. Многие города пережили восстания против Парижских властей; в то же время на западе Франции бушевала полномасштабная гражданская война. Ряд измен, в том числе измена лидирующего французского генерала Дюмурье, ужесточила позицию революционеров. К тому же чтобы запугать и заставить депутатов действовать, санкюлоты устраивали демонстрации. Именно на этом фоне революционеры решили легализовать применение террора. В этих обстоятельствах Сен-Жюст тоже сыграл свою роль, но Комитет общественной спасения принимал коллективные решения и разделял обязанности. Так называемый «Якобинский террор» не был приписан какому-то одному человеку или даже группе людей. Фактически это был ряд законов, за которые проголосовали депутаты Конвента. Так почему же именно Сен-Жюста отождествляют с Террором? Отчасти потому, что он был готов публично оправдывать эти меры: наряду с другими членами Комитета, Робеспьером, Барером и Бийо-Вареном, он был одним из главных представителей Комитета. Кроме того, именно Сен-Жюсту оба комитета поручили написать и произнести несколько речей, чтобы уничтожить ряд революционных фракций. Борьба между фракциями была частью «политического террора». Согласно революционной идеологии, любой, кто не был ярым поборником общественных интересов, мог оказаться заговорщиком, подкупленным роялистами . Угроза террора, которую использовали революционные лидеры, угрожала и им. Ведомые страхом, взаимными подозрениями и революционным рвением они встали друг против друга в безжалостной пьесе «Убей или будь убитым».
С сентября по декабрь Сен-Жюст находился в командировке в Эльзасе с Рейнской армией. Его задачей было обеспечить хорошее снабжение и снаряжение армии, бдительная слежка за генералами и пресечения любые восстаний граждан против Революции. Как и другие депутаты, он действовал с коллегой; в данном случае с Филиппом Леба, которого, кажется, выбрали за его дипломатические способности, надеясь на то, что он смягчит деспотичного Сен-Жюста. Вместе они действовали эффективно. Несмотря на непростую ситуацию в этом приграничном регионе, где многие местные жители не говорили по-французски, но большая часть территории была оккупирована австрийскими войсками, Сен-Жюст и Леба не злоупотребляли своими полномочиями. Массовых убийств, как в других местах, где народные представители были менее щепетильны, не случалось. Было относительно немного арестов, и большинство из них касались армейской дисциплины, а преступления рассматривались в военных судах. Сен-Жюст боролся за благополучие простых солдат, а некоторых старших офицеров по его приказу арестовывали за некомпетентность, коррупцию или по подозрению в лояльности.
Для частных подрядчиков снабжение армии стало возможностью извлечь собственную выгоду и накопить состояние засчёт эксклюзивных контрактов, взяточничества и коррупции. Сен-Жюст не хотел этого. «Десять тысяч человек в армии ходят босыми. Вам необходимо в течение дня реквизировать обувь у всех аристократов Страсбурга, и завтра в 10 часов утра десять тысяч пар сапог должны быть отправлены на главную квартиру».— гласил один из его указов муниципалитету Страсбурга.
Предупреждение об этой предполагаемой угрозе настолько хорошо сработало, что поспешно пожертвовали 17 000 пар обуви и 21 000 рубашек. Сен-Жюст пошёл дальше, потребовав у богатых ссужать деньги на нужды армии и местной бедноты. Но существовали пределы, в которых якобинцы могли обеспечить равенство населения. Их полномочия, время и ресурсы были ограничены. Самым большим достижением Сен-Жюста в Эльзасе стала та ключевая роль, которую он сыграл в поддержке армии, когда она отбрасывала австрийских захватчиков через Рейн. В критические моменты, несмотря на на то, что военными они не были, Сен-Жюст и Леба сражались вместе с солдатами. Якобинец Бодо, встретившийся в Эльзасе с Сен-Жюстом, вспоминал о его мужестве во время битв: «Я видел его в бою и никогда не видел ничего подобного!»
Сложнее военных баталий , где враг был виден и понятен, были баталии политические, происходившие в Париже - врагами в них становились соратники-революционеры. В них Сен-Жюст тоже сыграл свою роль. Зимой 1793–1794 годов политика посеяла вражду между якобинцами. Две фракции бросили вызов авторитету комитетов. Эбертисты во главе с самопровозглашенными защитником санкюлотов ,Эбером, хотели усилить Террор; дантонисты во главе с Дантоном и Демуленом хотели его прекратить. Комитеты, опасаясь, что победа одной из этой фракций приведёт к свержению революционного правительства, решили избавиться от обеих. Сен-Жюст нарушил их постановление. 13 марта 1793 г. он выступил с речью против эбертистов. Они были арестованы, преданы Революционному трибуналу и казнены. Их враги, дантонисты, радовались, чувствуя себя в безопасности, но через 18 дней Сен-Жюст осудил их как заговорщиков. Его речь была основана на расплывчатых и необоснованных утверждениях, предоставленных ему Робеспьером, уклоняющимся от произнесения речи. Из его записей Сен-Жюст создал обвинение, предназначенное для устранения фракции - оно сделала свое дело. Как он заметил:«Те, кто делают революцию наполовину, сами роют себе могилу.»
Несмотря на то, что в то время Сен-Жюст очень осторожно относился к тому, что произносил публично, его разбросанные бумаги, оставленные им в квартире перед заседанием 9 термидора, записная книжка, изъятая у него при аресте, раскрывают некоторые его мысли. Они отражают то, что он был потрясен больше, чем признался бы в этом, смертью своих товарищей- якобинцев . Несколько раз он также упомянул о своей собственной смерти, которую предчувствовал и представлял себе как некую жертву, возможно, искупление, которое покажет, что он действовал из собственных побуждений, а не ради своей выгоды: «Я нападал на людей, на которых никто не осмеливался напасть… самый молодой должен умереть и доказать свою храбрость и добродетель». Подобно Робеспьеру, Сен-Жюст опасался вмешательства амбициозных и коррумпированных людей, способных использовать Революцию для приобретения личной власти. Он боялся, что умрёт, когда Республика будет ещё неспособна защитить себя. Он старался представить себе время, когда государство будет поддерживать не Террор, а социальные институты. Но он не знал, как достигнуть этого, а потому многие из его планов были скорее иллюзорными, чем выполнимыми. В последние недели жизни он потерял надежду, не видя выхода из того кошмара, в который превратилась Революция.
«Революция оледенела; все её принципы ослабели; остались лишь красные колпаки на головах интриги.» - писал он в отчаянии.
В продолжении первой половины 1794 года Сен-Жюст несколько раз был командирован в Северную армию и сыграл большую роль в её подготовке к неминуемому столкновению с австрийцами. Во время своей последней миссии он был уполномочен над армиями Севера и Востока, «от моря до Рейна». От него зависел исход битвы при Флёрюсе( 26 июня 1794 года), окончательно освободивший север Франции от австрийцев. Военные достижения повышали статус Сен-Жюста - с каждым месяцем он становился всё более значимой фигурой на политической арене.
После Флёрюса французам больше не угрожали иностраные державы, и необходимость в политике террора отпала. Но свернуть Террор будет непросто. Атмосфера в Париже была токсичной; казалось, у Робеспьера случилось что-то сродни нервному срыву. Он сильно поссорился с некоторыми якобинцами, которых считал сторонниками крайних мер; среди них были и члены комитетов. Робеспьер перестал посещать заседания. Впервые Сен-Жюст засомневался в своей верности его принципам. Вместе с Барером он попытался найти компромисс между Робеспьером и его противниками из распавшихся комитетах, а Робеспьер обвинил своих врагов в стремлении свергнуть его.
8 термидора (26 июля) Робеспьер отправился в Конвент, чтобы в своей речи осудить некоторых якобинцев, но, отказавшись назвать их имена, он спровоцировал своих противников на смертоносный бой. Комитеты, чтобы достигнуть компромисс, поручили Сен-Жюсту представить Конвенту об этом отчёт. Должно быть, он слушал речь Робеспьера с тяжёлым сердцем. Той ночью он принял фатальное решение: отказаться от должности представителя комитетов и произнести речь в защиту Робеспьера. Хотя он в своей речи критиковал нескольких членов комитетов, он не требовал их ареста, а стремился к компромису, призывал к созданию социальных институтов, которые могли бы сохранить Республику и предотвратить узурпацию власти каким-то одним человеком. Он пошёл на риск. Его шаг был неудачен. После того как он начал говорить, через несколько мгновений его прервали желающие свергнуть Робеспьера депутаты-якобинцы. Поскольку Сен-Жюст явно собирался защищать Робеспьера, они словесно атаковали его. Возникла суматоха, когда заговорщики осудили Робеспьера и его сторонников. Поль Баррас, также участвовавший в заговоре, описал Сен-Жюста на трибуне как «неподвижного, бесстрастного, несокрушимого, хладнокровно бросающего вызов им всем».
Апогеем неразберихи стал арест Робеспьера, Сен-Жюста и трёх других депутатов (включая Леба, пожелавшего разделить участь своих друзей), а также других обвиняемых в заговоре против Республики. Ненадолго они были освобождены своими тюремщиками, слишком напуганными, чтобы отправить их в камеры. Так было до вторжения в ратушу. Как только стало известно, что эти пятеро объявлены вне закона, немного санкюлотов были готовы рисковать жизнью ради них. Силы Конвента, ворвавшиеся в Hôtel de Ville не встретили сопротивления. В панике люди пытались бежать. Леба застрелился. Сен-Жюста обнаружили, обслуживающим Робеспьера с простреленной челюстью. На следующий день без суда их гильотинировали. По общему мнению, Сен-Жюст держался мужественно. Ему ещё не исполнилось 27. Он был революционным лидером менее двух лет.
Термидор ознаменовал собой начало конца легализованного террора, но впереди ещё будет много насилия - не в последнюю очередь во времена Наполеоновских войн, где погибнет гораздо больше французов, чем во времена Якобинского террора. Что могло бы произойти, если бы Сен-Жюст отвернулся от Робеспьера и пережил Термидор? Мишле оплакивал безвременную кончину Сен-Жюста: «Франции никогда не утешится от такой потери». Мишле считал Сен-Жюста единственным человеком, который мог бы остановить Наполеона и заставить «меч склониться перед законом». Но этого не произошло. Вместо этого Сен-Жюст, как и Робеспьер, понесёт ответственность за Террор, ведь тогда было выгодно забыть о том, что он был выбором коллективным. Выжившие революционеры постареют, будут вспоминать дни своей былой славы, но Сен-Жюст никогда не станет ни стариком, ни разочаровавшимся в Революции циником. Конец его жизни положил начало мифу о нём. Он остается архетипом молодого революционера-идеалиста, но стоит помнить, что Революция, которой он посвятил свою жизнь, закончилась тем, что поглотила его, как и многих своих детей.
