Сегодня мамочке исполнилось бы 90. Август для нее был особенным месяцем – в августе родилась, вышла замуж и вдовой тоже стала в августе. Ушла в ноябре - на Казанскую. Эту икону Божией Матери почему-то всегда выделяла и почитала, не будучи воцерковленной.
Мы часто ездили в деревню помочь маме. Как всегда, закрутимся-завертимся в работе и не найдется времени просто посидеть рядышком, поговорить по душам. Хотя в последние годы своей жизни она как раз и просила:
- Оставь ты эту работу, дочушка, все не переделаешь. Давай лучше посидим и поговорим.
Сидели, говорили, а потом я вскакивала и снова хлопотала – все для того, чтобы в течение недели мамочке было легче. Странно, но всегда, даже будучи матерью взрослых детей и бабушкой, я чувствовала себя с ней школьницей (мама была учительницей), и она была для меня ходячей энциклопедией.
Знала все. И птиц, какие селились в округе. И растения, которых было море. А главное, помнила всех своих учеников, которых было тысячи. И не просто помнила – знала, кто кому кем приходится, кто на ком женился и т.п. Меня это поражало до глубины души.
Вот почему, когда за несколько лет до смерти мама обратилась ко мне с вопросом, ответа на который не знала, я смутилась от неожиданности. Увы, мы менялись ролями, и я в чем-то становилась более компетентной.
На пенсии мама поработала недолго – нужно было освободить место для молодой учительницы, только что из педучилища. Своей ученицы, кстати. Все переживали за нее, потому что маму любили и коллеги, и ученики. Когда умерла, а к тому времени уже тридцать лет не работала, все, кто об этом узнал, приехали проститься. У деревенской бабушки гроб утопал в живых цветах! А та самая бывшая ученица, которой уступила свое место, видно, всегда этим тяготилась, потому что попросила у мамы прощения.
Она простила, я знаю. Говорила о том, что надо уступать дорогу молодым. И другие правильные слова. Только однажды, когда уже много лет не работала, у нее вырвалось:
- Если бы ты знала, какой бы я сейчас дала урок!!! Только это никому не надо...
Вся мамина жизнь была уроком. Для нас, детей.
Мы рано осиротели. В 31 год мама потеряла горячо любимого мужа, мы с сестрой – папку. Если бы кто знал, какой тогда во мне поселился страх потерять маму!
Как я, восьмилетняя, бежала в ночь на сельское кладбище за полкилометра от деревни, где – это чувствовала! – мама или горько рыдала, или лежала без чувств. Не помню, каким образом приводила маму в сознание, как шли до дома эти бесконечно долгие метры. А назавтра все повторялось сначала...
Не знаю, как мы все это пережили, но, слава Богу, мама смогла взять себя в руки и понять, что с уходом любимого жизнь не закончилась и жить надо ради детей.
Маму называли счастливой. И ей, вдове, в деревне завидовали. Из-за детей. Мы, дочери, росли всем на удивление – добрыми, ласковыми, внимательными и послушными.
Отлично учились и в детстве никогда не ссорились, наоборот, трогательно заботились друг о друге. Окончили высшие учебные заведения, сестра стала врачом, кандидат медицинских наук, я – журналистом. Наверное, Бог, лишив маму женского счастья, компенсировал его материнским...
Мы, а я в особенности, всегда старались облегчить мамину участь. Но что могли горькие дети! Прибежать на луг, где мама, обливаясь пОтом, косила траву для нашей Зорьки, и принести что-нибудь поесть. Пригнать с поля корову или вымыть до блеска (для этого я добавляла в воду нашатырь!) полы в хате, которую мама достраивала уже одна, без мужа.
Сочувствовали очень, когда она допоздна засиживалась над учебными планами и тетрадками, но здесь уже ничем помочь не могли. Я, правда, советовала переписать прошлогодний план, облегчив себе жизнь, на что мама восклицала:
- Ты что?! Никогда на это не пойду.
Ее каждый урок был экспромтом, несмотря на план. Ученики сидели как мыши, хотя никогда ни на кого не повысила голос, никого не обидела, не оскорбила словом. Комиссия, побывав однажды на ее уроке немецкого, выходила из класса в полной прострации – сельская учительница, изучившая иностранный язык самостоятельно, дала фору городским коллегам. Руководитель секции только и сказал, обращаясь к учителям:
- Учитесь! Вот как надо работать.
Но наград у мамы было мало. Они доставались другим, более пробивным и энергичным. Впрочем, у мамы была главная награда – любовь и уважение учеников.
С годами здоровье мамы, подорванное смертью любимого человека и тяжелым деревенским трудом, становилось все хуже. Больницы, куда я ее часто клала, телефонные звонки, которых начинала бояться. Однажды, получив сообщение, что маме совсем плохо, бросилась на помощь на ночь глядя.
На перекладных добиралась сто километров до нашей деревни, а когда до дома оставались считанные метры, встретила «скорую». Маму везли в райцентр, в больницу. Естественно, я села в машину.
Мама была настолько слаба, что даже не среагировала на мое присутствие, только чуть шевельнула губами. Пульс, когда я взяла ее руку, едва прощупывался. И тогда я стала мысленно перекачивать свою энергию в маму. Свято верила, что это поможет, что она справится. И я не ошиблась.
А через двадцать лет я стояла в реанимации, где мама лежала с инфарктом мозга, в коме, – примчалась назавтра, с раннего утра. Пожалев, меня пропустили к ней, предупредив, что она ничего не слышит и ни на что не реагирует. Хотела, как когда-то поделиться с ней своей энергией, но вдруг всем нутром почувствовала – поздно.
У меня текли по лицу слезы, однако я тихо говорила о том, что не успела или стеснялась сказать ей глаза в глаза. Как ее люблю, как всегда боялась за нее, как хотела облегчить ей жизнь!
У беспомощной мамы, с проводками к носу и из носа, на капельницах, из глаза вдруг выкатилась слезинка, а ее рука, которую я держала, неожиданно шевельнулась и сжала мои пальцы. И не выпускала. Она меня услышала!..
С юбилеем, мамочка! Надеюсь, тебе хорошо ТАМ. А мы, как сказал потом мой одноклассник и твой ученик, остались лицом к лицу с вечностью, без мамы-посредника...
Простите, читатель. Хотелось выговориться.