Получивши Вашу телеграмму из Петербурга о выезде Вашем в Дрезден, я тотчас же телеграфировал Вам через Трея, на Albertinum, сердечную просьбу продолжить Ваше путешествие до Италии, где Ваше пребывание решило бы сразу целый ряд вопросов, одного меня, без Вас, сильно затрудняющих. То высокое доверие, которым Вы почтили меня в деле выбора памятников искусств, меня в одно и то же время и радует, и вызывает во мне чувство бесконечной благодарности, и налагает на меня обязанность быть возможно осторожным в расходовании сумм, мне не принадлежащих и мною даже не видимых. Совсем иное положение – быть вместе с Вами и исполнять роль Вашего консультанта и помощника. Тогда дело пойдет быстро и будет иметь окончательный характер. Соберитесь, удлините срок Вашего путешествия и направьтесь сюда, в Нерви, где бы я Вас встретил, или прямо во Флоренцию, куда бы я приехал. Там дела еще много и притом такого, которое следовало бы начинать теперь ввиду продолжительности срока, какого оно потребует для своего осуществления.
Я спрашивал Трея насчет кантории Донателло и Луки della Роббиа. Он убедительно советует приобрести обе к открытию Музея, зная высокий художественный эффект, который они, помещенные друг против друга, будут производить. Донателловскую канторию, по его мнению, нужно приобрести в терракоте и с отделкою золотом и красками фона рельефов. Советует он непременно приобрести и конную статую Коллеони – тем более, что ее в этом году можно получить из Берлинского музея, делающего слепок теперь, по его, Трея, заказу для Albertinum 'а. Заказ двух экземпляров понизит цену слепка до 4 000 марок за экземпляр. Это за такую громадную и за такую прекрасную, импозантную вещь, право, недорого. А как она скрасит наш стеклянный Дворик!
