Крейсер «К-279» вышел на боевую службу из Гремихи в первых числах сентября. Нервозность первых дней под водой устаканилась, начался размеренный рабочий ритм несения боевой службы.
Андрей Борисович, старший лейтенант, КТГ зашёл в гиропост, будто чаю попить, на самом деле в игрушки погонять. Пригласил его командир электронавигационной группы Борисов в благодарность за внеочередную помывку в тамбур-шлюзе. Странная дружба между штурманом и турбинистом. А куда ты денешься? Они проживали в коммуналке, в двухкомнатной квартире с маленькими детьми и жёнами, которые «воевали» на общей кухне, пока их мужья-офицеры плечо к плечу бились с НАТОвским супостатом.
Экипажу достался от благотворителей верх человеческого гения: компьютер со странным именем «Атари». Возможно, с него начинался тернистый путь цифровизации на бытовом уровне, понятно, не во всём остальном мире, но в 41-й дивизии ПЛ в Гремихе — точно. Цена его по тем временам была немалая: чтобы что-то купить, нужно что-нибудь продать. К примеру, ВАЗ-2105, трёхлетку.
Сидит за монитором довольный турбинист, смотрит на заставку, как тётеньки раздеваются. Вдруг из-за спины, откуда-то сзади возник образ заместителя командира по политической части во плоти человеческого обличия. Тот безмолвно устремил взор в экран.
Его заметили, встали:
— Здравия желаю, таищ…
— Здравия… лейтенанты, старшие.
КТГ с КЭНГом присели в кресла, уставившись в экран компьютера.
Вдруг у зама задёргалась рука, правый глаз заморгал чаще левого, на повышенных тонах вопрошает:
— А что здесь делает Андгей Богисович? — он немного картавил, и это звучало устрашающе.
Друзья повели плечами, как будто они ни при чём.
Зам продолжал наседать, повышая морально-политический дух:
— Что в режимном помещении без допуска делает командиг тугбиной гвуппы?
Андрей Борисович, как дитя неразумное, оправдывается:
— Я чё? Я ничё, у меня в отсеке порядок, всё работает.
У него в турбинном действительно всё как надо. В экипаже знали, что в игрищах старшего помощника на звание «Лучший отсек подводного крейсера» хозяйство турбиниста занимало первое место. Лейтенанту досталась самая крупная вотчина на подводной лодке, самый большой отсек, если не учитывать ракетные комплексы — «лес» шахт с ядерными бомбами. Мышцы подводного крейсера — турбины — были в надёжных руках.
Зам, грозно на низком тоне, грассировал:
— Тута… секгетная р-р-рубка, здеся… выгабатываются наши коог-г-гдинаты, местоположение коаа… бля в миоовом океане, — совсем шёпотом продолжил, — Вон та бочка выгабатывает шиготу, а та — долготу. Понимаешь, секгетность жуткая, место коаа… бля.
На третью бочку инерциального комплекса показывать не стал, с такими «глубокими» познаниями навигационного комплекса, он думал по-глупому: «она, ента третья бочка вырабатывает скорость коаа… бля».
Штурман от услышанного повеселился, это была полная чушь, достойная ученика начальной школы, но никак не человека при такой должности, но разубеждать и спорить с замом не стал — дурака учить, что карандаш тупить.
Андрюша оправдывается:
— А я чё? Я ничё. По сторонам не смотрю, только на тётеньку в компьютере, вон осталось совсем чуть-чуть, и я её раздену.
Командир группы ЭНГ Борисов считал себя юмористом с задатками творческой личности, поэтому участвовал во многих «заговорах» в районе центрального поста, понятно, в корме были свои «чудаки». Короче говоря, был за любой шухер, кроме голодовки.
Он вышел из гиропоста, громко, артистическим голосом прочёл на двери приказ командира «Допуск в гиропост разрешён» с перечислением всех фамилий и, уверенный в своей безнаказанности, ехидно так говорит:
— Товарищ заместитель командира по политической части, а вас в списке допущенных тоже нет.
Замполит метнулся к двери, прочитал, округлил левый неморгающий глаз, закричал:
— Что за еунда? Надо командиу доложить, — и молнией свинтил.
Андрей, прикрыв голову руками, обречённо произнёс:
— Ну кто тебя тянул за язык?
И действительно, здесь такое началось…
Турбинист, удовлетворённый, пошёл к себе в кормовой отсек. Однако его преследовало чувство опасности: «Замполит застукал меня в рубке в отсутствие допуска и показал две секретные бочки, одна „вырабатывает“ широту, другая долготу. Не к добру», — осело в душе предчувствие неприятности.
Шестое чувство не подвело, через десять минут по «Каштану» звучит команда:
— Командиру турбинной группы прибыть в центральный!
Андрей Борисович на полусогнутых исполняет команду. Хвост поджал, девственность давно потерял, но лишний раз мужской эротики не хочется, прибыл в центральный. Командир, как и положено, в кресле сидит величественно и равнодушно, замполит торжествующе стоит за его спиной. «Сука, наябедничал», — подумалось лейтенанту. Механик понурый, смотрит на палубу и массирует большой палец, привычка у него такая перед тем, как… засунуть его в нутро виновного.
Все в центральном рассматривают Андрея Борисовича, как моль перед тем, как её прихлопнуть. Как будто прощаются, мол, больше не увидим турбиниста-карьериста. Засунут его в торпедный аппарат, минёр исполнит команду «пли», и по делу за «измену Родине» отстрелят в ледяную толщу вод.
Командир прервал мертвецкую тишину, снял один тапок, громко хлопнул им по ладони:
— Да, Андрюша….
Когда командир сердился, он всегда обращался по имени в уменьшительно-ласкательной форме, мол, «приласкаю» сейчас:
— После автономки поедешь на Новую Землю кочегаркой командовать, будешь с пьяными матросами уголь в топку закидывать. А пока передаю тебя в руки особоуполномоченного.
В центральном непонятно откуда и когда возник из облачка боец невидимого фронта с надписью на боевом номере «ОУОО КГБ» (оперуполномоченный особого отдела), командует:
— Пойдём, руки за спину, вперёд.
Зашевелились в корму. Андрей Борисович неглуп, соображает: «Хорошо, что идём не в первый отсек, значит, поживу ещё мальца, отстреливать из торпедного аппарата не будут. Но зачем меня ведут к НМСу?»
— Садись пиши объяснительную, зачем интересовался нашими координатами?
Доктор понял: выявлен враг народа, предатель. Стал небрежно, со звоном раскладывать на операционном столе в металлическом тазике блестящий инструмент.
Особист поведал доктору:
— Спасибо замполиту, выявил.
Андрей Борисович не ожидал такого поворота удачно начатой офицерской карьеры, то, что будут пытать, вообще не догадывался. Доктор раскладывает инструмент, звонко и зловеще бряцая орудиями пыток. Турбинист дрожащей рукой начал писать объяснительную записку.
Особист продолжил:
— Лейтенант, пиши всю правду. Каким способом хотел передавать наши координаты офицерам НАТО. Признавайся, очисть душу, сними тяжкий груз с сердца.
Доктор надел халат, на вид — мясник-мясником, выложил в тазик инструмент: клещи, долото, молоток и пилу. Металл излучал холодный до мурашек по спине отблеск. Один из софитов над операционным столом направил в глаза «пленному».
У турбиниста затряслись колени:
— Я чё? Я ничё. Я больше так не буду! Разорви меня ядерным взрывом, даже не думал Родину продавать, я просто тётеньку раздевал…
Особист вскочил, обрадовался, что дело быстро раскрыть можно. Медали и ордена его не волновали, он за безопасность страны радел:
— Выдавай сообщника по кличке «Тётенька», кто это? Твой дружок из гиропоста, инженер группы?
— Вы что, все с ума сошли? Я просто в игрушку компьютерную играл. Виноват, больше в гиропост ни ногой.
Написал объяснительную, как дело было. Особист молча прочитал и выдал:
— Я во всём разберусь, иди служи, но помни: теперь ты под колпаком.
Через два дня приходит в турбинный отсек уполномоченный.
И так по-дружески, будто ничего не произошло, говорит турбинисту:
— Запускай испаритель на душ, помоюсь в тамбур-шлюзе. Вчера экипаж мылся, а я не успел.
Турбинист неглуп, сообразил, что это шанс. Спокойно пригласил особиста в тамбур-шлюз, а сам подошёл к «Каштану» и чётким стальным голосом доложил:
— Центральный! Девятый!
— Есть, девятый.
— В девятый отсек прибыл оперуполномоченный, капитан-лейтенант…, требует запустить испаритель для помывки в тамбур-шлюзе.
В центральном кстати находился командир:
— Не понял, — сказал спокойно, — По расписанию особист и замполит вчера мылись.
Вызвал старшего помощника Павла Михайловича и зловеще спокойно поинтересовался:
— У нас подводный крейсер на боевой службе или Сандуновские бани? Михалыч, разберись, — и ушёл к себе в каюту.
Тем временем особист испарился из турбинного отсека.
Прошла вторая, затем третья неделя автономного похода. Турбинист на вахте.
Открывается переборочная дверь, заходит особист:
— Лейтенант, держи свою объяснительную, я во всём разобрался. Командир применять к тебе дисциплинарного воздействия не будет.
Турбинист, падая в кресло, на выдохе ответил:
— Ну и слава богу.
Особист, не меняя выражения лица:
— Андрей Борисович, вопрос закрыт. Помыться-то можно? Сам понимаешь, без доклада в центральный пост…
Турбинист и особист до сих пор общаются, встречаются на «День экипажа», хотя прошло четверть века. Уж кораблей тех нет, и многие сослуживцы остались лишь в памяти. Но убеждение осталось, что они с нами, где-то рядом…
Тот год выдался богатым на события. К сожалению, в большинстве своём на печальные и трагические. В апреле произошла трагедия в Норвежском море, затонула новейшая уникальная лодка, бо́льшая часть экипажа погибла. Вечная память героям и уважение к выжившим в жуткой аварии.
Ядерный щит надо обеспечивать. Ушли на службу подо льдами. Умные люди в штабах неожиданно догадались, что американцы на «Лос-Анджелесах», которые пасли стратегов, под паковыми льдами не ходят, жить хотят. А наши — бессмертные, им можно.
Штурман экипажа Борисова Вова, будучи цельным майором с залысинами и маленьким пятном человеческой кожи на голове, во время сеанса связи периодически измерял эхоледомером толщину льда. Штатного матроса к прибору не подпускал. Узнает толщину льда над лодкой, кому расскажет, вдруг паника начнётся? Из-под такой толщи ледяных глыб в мирное время абсолютно нет возможности всплыть в случае аварийной тревоги, будь то пожар или водица в прочный корпус тоннами хлынет. Не продавит прочный крейсер ледяной потолок всей своей массой. Теоретически можно проламывать толщину два метра. Да кто там измерял?
Глубина 50 метров, на антенну длиной 200 метров, хвостом волочащуюся следом, принимаются сигналы боевого управления. Получив сигнал «О», должны исполнить основную миссию — произвести ядерный удар по супостату и лужайке у Белого Дома. Что делать в этом случае со льдами над головой?
Всё элементарно! Стрельнуть торпедой с мини-ЯБП (маленькая ядерная бомбочка), обычная бесполезна, в месте взрыва лёд превратится в облако пара. Подплыть в полынью и опорожниться двенадцатью ракетами, у каждой — три боеголовки по мегатонне, что в несколько раз больше, чем пиндосы использовали против мирных японцев Хиросимы и Нагасаки.
После каждого замера толщины льда Вова заходил в штурманскую рубку (прибор индикатор эхоледомера стоял в ЦП — центральном посту) и говорил:
— Уроды в штабе сидят.
— Других туда не берут, — отшучивается весельчак Борюсик.
— Хоть бы одна тварь прилетела сюда на вертолёте, севернее Новой Земли, на зимнюю рыбалку, заодно толщину льда проверили, — не унимался щепетильный штурман.
Борисов из праздного любопытства поинтересовался:
— Владимир Анатольевич, какая толщина на этот раз?
— Четыре метра.
А бывало и шесть, и восемь.
Борюсик был молод, считал себя везунчиком и не переживал — в штабе назначили бессмертным, значит, так тому и быть.
В это время на пульте ГЭУ сидит его товарищ на год младше, выпускник славного училища из самой Голландии, где готовили физиков-ядерщиков.
Надо заметить, штурмана, ввиду хорошего воспитания, хотя обладали относительным разгильдяйством, всегда с уважением относились к ребятам с пульта и крепко дружили.
Андрея Смолянинова исключительно Андреем Борисовичем величали — умница, интеллигент и интеллектуал. Перед комиссией по ЯБ (ядерной безопасности) часами сидел с Виталием Михайловичем, командиром корабля, рассказывал теорию. Поблажек за натаскивание командира в вопросах сложных и заумных не получал, зато имел уважение у всего экипажа. «Ядерный череп», — шептали про него в кулуарах. Жаль, Андрей разбился на своей «Ниве» в отпуске под Тирасполем, замечательный был человек!
Или Коля Казанцев и Коля Кушнир, называли их — два Коки, отличные ребята! Коля Казанцев — командир десятого отсека.
Механики не делились секретами ядерной физики, как и штурмана — принципами инерциального счисления корабля. Состязались в игре в преферанс и воспринимали друг друга как интеллектуалов. Особенно когда два мизера подряд сыгрывались. Штурмана с механиками всегда оставались при своих, в плюсе выходили исключительно ракетчики. Без штанов оставались минёр и начальник химической службы, хотя играли всего лишь вист — две копейки.
У механических офицеров своя специфика. Сидит на пульте ГЭУ лейтенант Андрей Кожевин, ярко выраженный патриот и знаток истории СССР. Повесил на пульте портрет генералиссимуса Сталина. Вразрез просвещённости, возможно, за дерзость свою неуёмную Андрюша имел позывной — Крэйзи.
Замполит Гена (Геннадий Владимирович) — на редкость нескучный персонаж. Пользовался единственной своей привилегией, в курилку пробирался без очереди. Изредка наведывался проверить пульт и тут же удалялся.
Иногда оглашал итоги визита:
— Служба налажена, ядерный реактор в надёжных руках…
Никто не знал, что он там думал. Возможно, смотрел на портрет Сталина, как на икону, крестился и каялся, ибо грешен. А за грехи могут расстрелять.
Проходит месяц, другой, как один день на подводной лодке. Крейсер прячется подо льдами, никто, кроме командира и штурмана, не знает, какая толщина льда. Трёхсменная вахта, размеренный ритм, тишь да благодать. Лучшие времена для подводника — в автономке.
Андрей крутит с видом профессионала махоятку эбонитовую, управляет мощностью двух реакторов и двух турбин. Молодой допущенный лейтенант справляется с четырьмя шишечками двумя руками, его напарник Коля Кушнир за два месяца подводного путешествия осилил Шопенгауэра, второй том «Войны и мира» Лёвы Толстого — в 10-м классе проболел, надо восстанавливать упущенное в познаниях о мире и войне. Военному человеку такой пробел в образовании непозволителен. Мопассана взял, но перечитывать не стал, герои там невнятные, да и опыт устаревший. Сам Коля был ходок, «Камасутру» освоил на практике. Редкие дни стоянок в базе не успевали восстановить сей пробел жизненного опыта. Зато в Северодвинске достиг вершин в познании инструкции по эксплуатации женского тела с избытком.
Просто нужно правильно планировать своё свободное время. Утром встречался со студенткой Танечкой, в обед — с поварихой Лизой, а вечером тайно посещал Тамару Петровну, жену подполковника милиции. Обаяние Николая и отточенный на практике опыт изысканного читателя позволял легко обладать любой женщиной.
Третий месяц автономного плавания. Настал момент постижения модернистского мышления культурных деятелей. Читал поэта Серебряного века Колю Гумилёва, положив книгу на свой большой французский чуткий нос. Женщины не зря по размеру органа дыхания судят о достоинстве мужчины… его интеллекте. Нет, не спал, переживал, как можно было расстрелять такого гения… Мужчины не плачут, думал и дремал.
На пульте ГЭУ тихо появился ЗКПЧ, двух месяцев не прошло. Видно, Сталина опасался или другие дела занимали.
Вошёл, огляделся. Всё, как прежде. Лейтенант в две руки крутит четыре махоятки. А Коля Кушнир контролирует процесс из-под прикрытия томика Гумилёва. Точно контролирует, потому как не храпит.
Замполит понимает, что здесь всё-таки что-то не так. И действительно, вместо Сталина висит портрет Брежнева, молодого и жизнерадостного, с тремя звёздами на груди.
Гена сразу воспрял и включил начальника:
— Андгей, а где Сталин? Что это такое?
Всегда было забавно слушать диалоги лейтенанта и капитана 2-го ранга. Они оба картавили. Такое впечатление, что друг над другом издевались:
— Товагищ капитан втогого ганга, это — Леонид Ильич! — ответил Борин друг.
Здесь замполит не выдержал и заорал:
— Какого ккрена? Надо Михаила Сейгеивича здесь повесить… Нашего гениального…
Андрей спокойно ответил, вкладывая в свои слова уважение и почитание:
— Гойбачёв мне не нгавится, и в пегистойку я не вегю. Леонид Ильич — вот мой Кумиррр!
Коля точно не спал, прикрывшись книгой, всё слышал. Возможно, лейтенант оказался пророком.
