Личная история от Сергея Ерасова.
Будучи коренным мурманчанином, я с детства знал о существовании в городе двух мореходных училищ: высшего (в просторечии –«вышка») и среднего (иногда просто — «мореходка»), в котором некоторое время преподавала моя мама.
В 60-70-е годы прошлого века курсанты этих училищ разительно отличались друг от друга как внешне, так и поведением: в «мореходке» тогда ходили полностью в матросской форме и в бескозырках с названием училища на ленте; обмундирование в «вышке» напоминало форму командного состава Рыбопромыслового флота: двубортные шинели и такие же тужурки, фуражки, белые рубашки с чёрными галстуками по моде тех лет — короткими и широкими, с большими узлами.
Курсанты «вышки» любили щеголять словами типа «пардоньте» или до сих пор непонятным мне сочетанием «пардон за извинение», по отношению к коллегам из средней держали себя возвышенно. Учиться в «вышке» было престижно и перспективно: флот развивался, рыба добывалась, моряки хорошо зарабатывали, бывали и за границей, а девушки всегда любили моряков… Кто не верит, пусть перечтёт «Алые паруса».
Ребята из нашего двора учились в обоих училищах, дружили, обсуждали нередко случавшиеся коллективные драки между мореходками. Два моих соседа-брата учились: старший — в высшей, младший — в средней. Отходившие в море и получившие опыт выпускники средней старались продолжить образование в высшей.
Задеть же любого мореходца в те времена «гражданским» было чем-то из разряда нереального: отпор и коллективная расплата были неминуемы в любое время дня и ночи, причём заступались за курсанта из любого заведения уже без учёта внутренней вражды.
С раннего детства в память врезались ноябрьские и первомайские демонстрации трудящихся с кульминационным прохождением с оркестрами «Ленкомовцев» (МВИМУ имени Ленинского Комсомола) и «Месяцевцев» (ММУ имени Месяцева), на фоне которых терялись и строй военнослужащих мурманского гарнизона, и запуск около трибуны метеозондов сотрудниками Мурманского Бюро погоды, чего очень ждала детвора.
Чтобы посмотреть именно на марширующих курсантов мои мама (коренная мурманчанка) и бабушка (в Мурманске с 1920 года, куда её привёз мой дед-комбриг, направленный сюда после окончания Гражданской войны на развитие Тралового флота) договаривались заранее со знакомыми, чьи окна выходили на проспект недалеко от сквера с памятником В. И. Ленину, так как все выходы на улицу от ул. Милицейской до площади Пяти углов были заранее перекрыты и патрулировались милицией и людьми в штатском.
Хотя в школе я учился хорошо, но с дисциплиной был не в ладах (не пил, не курил, стёкол не бил, но любил поговорить с учителями и организовать что-нибудь «этакое»…), а после нескольких краткосрочных (от двух дней до недели) отчислений из школы и зимнего педсовета в восьмом классе по поводу моего окончательного отчисления из школы понял, что из девятого неминуемо вылечу (только через год узнал, что меня оставили в школе после звонка из «Комсомольской правды», куда в «Алый парус» написали письмо в мою защиту одноклассницы, а в те времена никто из руководства школы не хотел встречаться с корреспондентами и попадать на страницы центральной прессы). Поэтому, случайно узнав о Нахимовском военно-морском училище, тогда единственном — Ленинградском, подал через кадры Северного флота заявление, а летом легко туда поступил, уровень обучения в мурманских школах тогда был гораздо выше, чем в среднем по стране. Мои школьные знания чистого «хорошиста» по оценке преподавателей ЛНУ превосходили уровень «круглого отличника» из Средней полосы, что дало мне возможность успешно окончить ЛНВМУ, выбрать факультет (естественно, штурманский) во ВВМУ имени Фрунзе, старейшем морском учебном заведении, основанным ещё Петром I в 1701 году.
В Нахимовском училище офицер-воспитатель направил мою энергию в правильное русло, назначив командиром отделения с присвоением звания «вице-старшина 2-й статьи» (старшина класса был «вице-старшиной 1-й статьи» и остаётся уважаемым нами до сих пор, даже через пятьдесят лет после выпуска), поэтому проблем с дисциплиной никогда в дальнейшем не было. Точнее, попросту не попадался.
До 1969 года в Москве на Красной площади проходило до трёх военных парадов в год: 7 ноября и 1 мая, а также 9 мая в юбилейные годы (1945, 1965, 1985, 1990 и с 1995 года — ежегодно). В них принимали обязательное участие два батальона нахимовцев, поделённые на две коробки — в каждой по пять шеренг по двадцать человек.
В таком же составе ходили и суворовцы (как правило, московские и калининские из восьми имевшихся СВУ на тот момент), и курсанты одного из десяти Высших военно-морских училищ страны. Суворовцы и нахимовцы шли без оружия, а курсанты-моряки на плече несли карабины с примкнутыми штыками. Направляющие и первые шеренги у моряков были с боцманскими свистками, в которые в перерывах между тренировками любезно разрешали дунуть братьям-кадетам.
Подготовка к ноябрьским парадам начиналась с первых дней сентября, на Петровской набережной Петроградской стороны Ленинграда сразу после обеда по установленному плану: ранжировка, одиночная подготовка (2—3 дня), прохождение шеренгами (основной вид), затем батальоном и всем полком.
Ходили «на вылет», поэтому у каждого была прямая заинтересованность пройти хорошо и отдыхать, пока отстающие разбивают рабочие ботинки — «гады» («прогары»). Кстати, они у нас были ещё с кожаными шнурками, чтобы легко развязывались в воде, да и в основу морской формы изначально была заложена возможность легко разоблачиться в воде, чему нас учили на летней практике: форменка свободного кроя и брюки-клёш с клапаном этому способствовали. Рабочие ботинки с боковой резинкой появились позднее.
Пока шли ленинградские тренировки, нас всех обмеряли и готовили парадную форму, а первокурсники-девятиклассники ходили во «втором сроке», получая парадку для постоянной носки сразу после прохождения. Забегая вперёд, скажу, что повседневно мы носили суконные бескозырки, а на парад нам выдали габардиновые, с большими полями, в просторечии — «аэродромы», которые нам первым за все годы оставили для постоянного ношения. Но традиция есть традиция, и со временем мы обзавелись «бесками-суконками» со звездой (золотую «капусту» со звездой ввели в Вооруженных Силах только в 1971 году, до этого на парады выдавали съёмную «капусту», крепившуюся вокруг звезды). Некоторые однокашники, как и я, сохранили их до сих пор. Ещё одной «фишкой» у нахимовцев считалось наличие «рижской» ленточки на бескозырке (в расформированном в 50-е годы Рижском Нахимовском училище шрифт буквы «С» имел некоторое утолщение снизу). Знатоками это ценилось.
Примерно за месяц до праздников парадный полк на дневном экспрессе «Аврора» отправлялся в Москву, где нас размещали в казармах городского призывного пункта (рядом с силикатным заводом, женским следственным изолятором и КВД), откуда ежедневно вывозили автобусами: после завтрака на вертолётную площадку тогда ещё Городского аэровокзала, расположенного между станциями метро «Динамо» и «Аэропорт»; после обеда — в школу на Хорошевском шоссе, где шесть раз в неделю прибывшие с нами педагоги проводили по четыре сорокаминутных урока (больше не позволяло время); после ужина — обязательная культурная программа, во главе с офицером-воспитателем мы классом отправлялись в московские театры, каждый день в разные.
На вертолётной площадке с нами занимались «шагистикой» и суворовцы, которые завидовали нам из-за возможности отогреваться в выделенных нам тёплых «ПАЗиках», а они размещались в кузовах «УРАЛов», но… кто на что учился и кто к чему готовился: каюта или окоп. Прошу принять это не за оскорбление братьев по оружию, а за обычный флотский «подкол».
Тренировки были напряжёнными, за два месяца «гады» разлетались, у меня после первого парада образовались такие мозоли, которые пришлось потом удалять облучением, иначе ходить было невозможно больно. Зато на общих репетициях на другой стороне Ходынки нахимовцев ругали редко.
4 ноября была генеральная репетиция, после чего пару дней давали на отдых, поскольку до этого три раза проходили ночные репетиции на Красной площади, которая имела свою коварную специфику. Вымощенная скользкой и неровной брусчаткой, она обладала таким акустическим эффектом: после прохождения Мавзолея эхо от оркестра попадало под другую ногу, сбивая строй. Поэтому пришлось учиться идти не под музыку, а под свой счёт.
От генеральных репетиций на Ходынском поле у моих однокашников остались в памяти одинаковые воспоминания: развёрнутые на плацу палатки Военторга, где для генеральского состава продавали всякие деликатесы. Благо туда никто, кроме, конечно, питонов старших классов, не заходил. В те времена к суворовцам и нахимовцам очень хорошо относились: пропускали с девушками (!) без билетов в кино и театры, не брали денег за проезд, золотое было время… Также хорошо запомнилось катание с зацепом за тягачи с баллистическими ракетами (где ещё такое возможно!?), когда машины перестраивались для повторных прогонов.
Нас обучали не напрягаться в строю, выдавали через одного капсулы с нашатырём — ежегодно несколько человек, в том числе и в элитных войсках, теряли сознание от перенапряжения. От каждой шеренги за парадным расчётом стояли резервные, готовые встать на смену «павшему бойцу». Кстати, и сейчас иногда в кадр во время трансляции парада иногда попадают такие случаи.
Таких парадов у меня было три: в 9-м, 10-м и 11-м классах, а подготовок к ним — четыре, потому что после весеннего цикла тренировок на первом курсе в 1969 году уже практически в период загрузки парадного обмундирования в грузовые вагоны перед отправкой их в столицу пришёл приказ о прекращении участия войск в первомайских парадах, чтобы «показать мировому сообществу, что мы боремся за мир, а не бряцаем оружием». Такова моя вольная трактовка обоснования этого решения.
Нахимовская строевая подготовка помогла в дальнейшем и при подготовке к ноябрьским парадам на Дворцовой площади Ленинграда в составе парадного расчёта ВВМУ имени Фрунзе, когда выпускников ЛНВМУ всегда ставили направляющими шеренг, а также «аукнулась» и в период корабельной службы, когда меня определили командиром знамённой группы. В 1978 году меня с двумя моряками даже откомандировали в Мурманск тогда ещё на стадион «Труд» для участия в «Дне рыбака» для проезда с Военно-морским флагом на «УАЗике» мимо трибун.
Хоть строевая подготовка и Флот кажутся понятиями несовместимыми, но по понедельникам на эскадре для тех экипажей, кто накануне не вышел в море, после обеда на берегу под оркестр «шагистика» проводилась, пусть и с явным пренебрежением со стороны корабельного состава.
Мои однокашники считали, что я стану минимум командиром корабля, на основании лишь того, что все годы в училищах я был на старшинских должностях на своём и младшем курсах, на пятом курсе даже стал заместителем командира своего курса и имел звание «главный корабельный старшина», а опираясь на хорошую школьную и нахимовскую базу, окончил высшее училище с отличием, и на этом основании имел право выбора места службы, что привело меня на большой противолодочный корабль самого крупного надводного соединения Северного флота. Служба сложилась таким образом, что я самым первым из нашего выпуска был назначен командиром БЧ-1 БПК 2-го ранга, рано сдал на допуск к самостоятельному управлению кораблём, и уже через шесть лет планировался на должность старшего помощника командира корабля, но на командирской медкомиссии в Североморском госпитале у меня выявили серьёзные проблемы с кишечником — с пятнадцати лет на казённых «харчах», «списали» с плавсостава. Возможно, повлияло на здоровье и участие в испытаниях ядерного оружия в составе экипажа корабля на полигоне Новая Земля в 1980 и 1983 годах, последствия чего проявились позже. В результате, мне вручили личное дело и рекомендовали самостоятельно подбирать новое место службы.
За время службы от флота жилья я не заимел. В Мурманске была однушка матери, оставленная после переезда родителей в Москву по окончании службы отчима в Морской авиации СФ. Я прибыл в Мурманское высшее инженерное морское училище имени Ленинского Комсомола на Военно-морскую кафедру, где был назначен командиром курса на судоводительском факультете. Волшебным образом и тут узнали о специфической подготовке нахимовцев, поэтому уже на следующий год я был назначен командиром знамённой группы, куда взял самых рослых и крепких курсантов курса: Гинтараса Палуцкаса, Андрея Замотаева, Стаса Гущина, Петра Никулина, Анатолия Асеева, Эдика Зборовского, Витю Горобченко, Сашу Фатеева. Возможно, кто-то был ещё и в резерве.
Как я отметил ранее, все мурманчане ждали прохождения курсантов, а командование обоих училищ пыталось превзойти друг друга не только в строевом отношении, но и в чём-то ещё — их деятельность оценивалась с трибуны и Первым секретарём обкома, и Командующим СФ, поэтому, когда в средней мореходке в оркестре появился необычный предмет (бунчук, который несут впереди оркестра), на одном из совещаний ректор А. Панченко поднял этот вопрос, на что я, по простоте душевной, сказал, что в Москве есть Образцовый оркестр ВМФ, где практикуются такие вещи. Инициатива наказуема, поэтому меня откомандировали в столицу, где я получил образец аксельбанта. Но не всё так просто, настоящие аксельбанты содержали серебряное шитьё, и изготовление их требовало согласование Госплана, Комитета по драгметаллам, нашего министерства с другими и заняло бы года три, поэтому в училище приняли решение поручить «ускоренникам» (специалистам, проходившим обучение по ускоренной программе) в счёт зачётов вязать из капроновых концов сам аксельбант, его наконечник выточить в условиях нашей экспериментальной мастерской, а белые ремни и бунчук достать через личные связи с Тылом флота, что и было сделано.
И вот на 1 мая 1985 года идёт по городу средняя мореходка, в белых перчатках, в фуражках с белыми чехлами и с бунчуком впереди оркестра, а из ворот МВИМУ выходит строй курсантов не только в фуражках с белыми чехлами, в белых перчатках, но и в белых ремнях, и с белыми аксельбантами плюс оркестр с большим бунчуком в виде литавр с колоколами.
Горожане в восторге, средняя мореходка — в трансе.
Такими я и запомнил свои парады, их было много, но особенно хорошо помню все парады на Красной площади в мои 15—18 лет, и этот первомайский в Мурманске, как и необычный проезд по стадиону в День рыбака своего родного города.
Ерасов Сергей Васильевич родился в Мурманске в 1953 году в семье офицера морской авиации и учителя физики и математики. В 1968 году окончил 8 классов 2-й средней школы Мурманска и поступил в ЛНВМУ, которое закончил в 1971 году с квалификацией «Военный переводчик английского языка» и был зачислен на штурманский факультет ВВМУ имени Фрунзе, но из-за болезни учиться начал в 1972 году. В 1977 году с отличием окончил училище и был направлен во 2-ю Дивизию противолодочных кораблей СФ (Североморск), где начал службу командиром электронавигационной группы БЧ-1 большого противолодочного корабля «Бойкий». В 1978 году назначен командиром БЧ-1 этого корабля и выдвинут Военным советом СФ на съёмки д/ф «Лейтенант флота», как типичный представитель молодых офицеров флота. С 1984 года из-за проблем со здоровьем переведён на Военно-морскую кафедру Мурманского высшего инженерного морского училища имени Ленинского Комсомола на должность командира курса. Уволен в запас в декабре 1994 года по оргштатым мероприятиям. Капитан 2-го ранга запаса. С 1996 года работает в Москве на административных должностях в крупных компаниях. Член Морского собрания и Нахимовского клуба Москвы.
------------------------------------------
Спасибо за прочтение! Благодарю за поддержку! Берегите себя и своих близких.
Не забывайте подписываться на канал. Если понравилось, поставьте палец вверх. Это помогает развитию канала, благодарен за щедрость!
Больше записок подводника читайте здесь
------------------------------------------
ВНИМАНИЕ! Готова к выходу в тираж книга «Будни лейтенанта Барсукова». Желающие приобрести экземпляр первого издания с моим автографом могут по традиции обратиться к редактору Светлане +79214287880 или написать qsvet@mail.ru