– Мамочка, что ты говоришь? Разве муж с женой могут делить: твоё, моё? Мы – одна семья! И мальчики считают наш дом своим. Им специально комнаты сделаны!
– Вот! Про них не успела сказать. И когда вы таких ... – не сразу подобрала слово, – неблагодарных обалдуев успели вырастить? Приезжают сюда и палец о палец не ударят! Хоть бы в качестве физзарядки за лопату взялись или окучник, промяли бы кости за компьютерами остамевшие. Нет, лучше в шезлонгах с пивом полежат.
А снохи! Хоть бы одной в голову пришло чашку за собой помыть да взять ведёрко и той же смородины для детишек набрать или вам на варенье. Идёт мимо клумбы, видит сорняк рядом с цветком, так наклонись, вырви, не переломишься, а она идёт в дом и тычет тебе в лицо: «Там с флоксами сорняк вырос». А к себе в гости часто зовут? Раз в год? А как ты дом построила, все выходные здесь. Так хоть бы когда коробку конфет привезли! Зато у тебя часто деньги клянчат. А ты – не миллионерша! И что за мода? Сами едут в баньке попариться, поесть всласть, так ещё друзей тащат! Они-то каким боком? Прости, Ксения, но у сыновей твоих нет ни стыда, ни совести.
– Мама, мне тяжело это слушать, – выдохнула дочь, отошла к окну. – Не верится, что это ты говоришь. У нас семья. Понимаешь? И дети, и внуки – все мои! И друзья наших детей – наши друзья. Это счастье, мама, когда у человека большая семья.
– Погоди! Я помню твои слова о верблюде, который вёз пять человек и был готов упасть от усталости. Выходит, теперь твой верблюд возмужал, окреп, живёт не в пустыне, а среди цветов, но по-прежнему везёт на спине уже не пять, а сколько человек? – она начала загибать пальцы. – Свекровь – кривляку, меня – старуху, Олега, сына Игоря, Инну, внучку Варю, Славу с женой Дашкой да погодков Ваньку с Сашкой. Это уже десять. Ты платишь за труд Фатиме. Кормишь друзей мужа и сыновей. И долго твой верблюд под такой ношей протянет? Тебе деньги таким трудом достаются! Ты и швец, и жнец, и на дуде игрец*. Не жалко на халявщиков тратить? Лучше бы отдыхать с мужем съездила, здоровья набралась. И что у вас за правило? Олег с друзьями на юг едет, а ты работаешь, у тебя летом – самый сезон. А в ноябре что вы с Аней на море видели? Штормами любовались?
– Мама. Может быть, хватит. Чего добиваешься? Чтобы я отказалась от семьи? Другого мужа нашла?
Мать осеклась, но тут же воскликнула: «Боже, упаси! Кого ты найдешь? Нового захребетника с чужими детьми и внуками?»
– К чему тогда этот гневный монолог?
– Неужели ничего не поняла?
– Поняла! – она села рядом на диван. – Тебе жаль моих денег. Но ты никогда не была жадная, мамочка. Странно от тебя такое слышать? Кто у нас в доме кормил бездомных котов? Старуху Кашину с пятого этажа кто подкармливал? Кто привечал Настьку, у которой мать пила. Вещи мои поношенные отдавала. С бабулей под худенькую фигурку подгоняли. Карманы, воротник другой пришьете, никто не понимал, что у Насти не новое пальто, а бывшее моё. А помнишь, я в третьем классе училась, в мороз в подъезд почтальонша вошла, от холода пальцы не гнулись, варежки потеряла. Ты в квартиру завела, чаем напоила. Она руки о чашку грела и с наслаждением пила чай с вареньем. Благодарила со слезами на глазах! «Семь лет работаю, – сказала, – а чаю первый раз в жизни предложили». Потом не новые, но целые варежки отдала, так она слов не могла найти для благодарности. Ты с той минуты стала для меня эталоном доброты. Действительно, никому не завидовала, людей не обсуждала, чужих денег не считала. Что случилось теперь?
Мать некрасиво сморщила лицо и заплакала. Ксения нежно её обняла. Справившись со слезами, та негромко сказала: «Не знаю, что накатило. Тебя жалко стало. А причина ещё, наверное, в том, как жила на гроши. Вот поживи столько лет в режиме строжайшей экономии! Когда в магазинах продукты появились, а ты идёшь вдоль полок, и выискиваешь, что подешевле, где скидочка, уценёнка за копейки.
– Не поняла! – Ксения отстранилась. – Когда я сменила работу, начала зарабатывать, дыры в хозяйстве заткнула, стала слать тебе деньги. Зачем уцененную гниль-то брать?
Мать испугалась, опустила глаза.
– Объясни, пожалуйста!
– Все твои деньги отдавала сыну со снохой.
– Да ёшкин кот! Зачем? Брат – здоровенный бык, жена с высшим образованием, одна дочка. Ипотеки нет. Они себе на жизнь заработать не могли?
– Так новую мебель надо было, потом поездить захотелось. Фруктов южных поесть. Дочку покормить.
– Значит, – Ксения вскочила, – и те деньги – тебе на зубы, на шубку мутоновую тоже снохе утекли?
Мать снова начала всхлипывать.
– А мне брат хвалился, что в Геленджик ездили, потом в санаторий. Радовалась за них, сетовала, что у меня нет отпусков летом, работа сезонная, а они, значит, на мои денежки катались и словом не обмолвились. Интересная картина получается! Значит, на горб вместо себя сына с женой – лентяйкой посадила и верблюда в известность даже не поставила.
Мать снова начала утирать слёзы. Ксения помолчала, встала, подвела итог:
– Выходит, на сына тебе ничего не жалко: ни квартиры, ни моих денег, так почему пожалела мои финансы, которые тратятся на членов моей семьи и на дорогих для них людей? Не кажется, что в этом есть какой-то перекос?
Мать сидела на диванчике, обхватив голову, и тяжело вздыхала. Потом подняла на дочь печальные глаза и срывающимся голосом проговорила: «За свою слепоту, за ошибки я наказана сполна. Но сейчас душа кровью обливается из-за тебя. Разве не видишь, тебя все используют, ничего не давая замен. Ни любви, ни тепла, ни уважения, ни хоть малой помощи? Буду до конца откровенна: мне кажется, и Олег тебя не любит. Ему просто комфортно с тобой жить».
Ксения резко повернулась, ни сказав ни слова в ответ, вышла с прямой спиной, высоко подняв голову, пряча от матери слезы.
Вернулась через полчаса: «Хочу объяснить, родная. Тысячи человек на моём месте, сказали бы, что не стоит лезть в жизнь взрослой дочери, у которой есть уже три внука! Но я понимаю, что говоришь от большой любви. Возможно, ты – единственный человек, который любит меня безусловной любовью. И жалеет меня. И замечает всё, что со мной происходит. Ты – единственная заметила ту кашу из брокколи. Правда, причина не в фигуре. Но это не важно. И не стоит за меня переживать. Думай о себе, отдыхай, любуйся цветами, ешь любимую малину. Не хочешь сидеть с нами за столом, Фатима будет накрывать тебе в комнате. Чувствуй себя свободно. И через чёрный ход ходить не стоит, если не выходишь в сад. Мне, кажется, это какая-то демонстрация протеста. Только против чего? Тебя никто не притесняет здесь?
– Нет, конечно, – поторопилась успокоить мать.
– Тогда, если хочешь, поездим по магазинам, купим новую одежду.
– Не нужно, ты меня одела с ног до головы!
– Может, найдем хобби? Тут, в поселке, есть клуб скандинавской ходьбы, ансамбль русской песни для пенсионеров.
– Доченька, да брось со мной нянчиться! Лучше скажи, почему ничего не ешь? Неужели так строго фигуру берёшь? Так тебе пора уже немного набирать.
– Фигура здесь ни при чём, – спокойно ответила Ксения.
– Значит, болезнь! – встревожилась мать. – Что с тобой?
– Я никогда ни с кем не обсуждаю свои болячки.
– Но матери можешь сказать. Что-то серьезное?
Ксения обняла её, поцеловала: «Всё нормально, мамочка. В соответствии с возрастом и ветеранским званием».
– Каким званием? Ты пока не на пенсии!
– Как говорит Анна, все мы – ветераны перестройки и двух дефолтов.
Мама рассмеялась, а Ксения расслабилась от того, что тяжёлый разговор подошёл к концу. Еще раз поцеловала родную в щеку и вышла.
Она не стала говорить маме, что в течение двух лет, особенно в период строительства бригадой дома, когда всё надо было контролировать, (муж этим не занимался вообще), у Ксении периодически болел живот. Не сообщила о том, что нашла в Интернете описание диеты при нарушениях работы пищеварительного тракта и старалась соблюдать её, но стоило съесть кусочек жареной рыбы, соленого огурчика или пару оливок, боль возвращалась, беспокоила слабая диарея, случались изжога и тошнота. Три месяца назад записалась на приём к гастроэнтерологу в платной клинике, всё рассказала врачу, а конце добавила: «Сейчас почти ничего без проблем есть не могу: ни мясо, ни рыбу, ни жареное, ни соленое, ни кислое, ни ягоды, ни сырые овощи и фрукты. Потеряла в весе за два года семь килограммов, хотя худеть не планировала».
Врач назначил полное обследование ЖКТ. Ничего страшного не выявил. Отметил, что имеются небольшие возрастные изменения, но в принципе, все органы в порядке. Выписал кое-какие препараты, витаминный комплекс, травы и посоветовал избегать стрессов. Поблагодарив, она поднялась со стула, но услышала фразу: «Можно посоветоваться с психологом, но пациенты это пожелание, как правило, игнорируют». Она снова опустилась на мягкое сидение: «Причем тут психолог? Может быть, посоветоваться с невропатологом? Понятно, что нервы, которые отвечают за работу органов, реагируют на стресс, но психолог! У него, кажется, другое поле деятельности, – она улыбнулась. – А я никогда не выхожу из себя, не нервничаю, вообще, к любой жизненной трудности, трагической новости отношусь спокойно.
– И к радости тоже?
– Не поняла.
– На что-то радостное вы тоже взираете с высоты своего спокойствия?
Ксения замерла. В голове промелькнули картины дома и сада, которыми бредила в детстве, а тогда, под взглядом карих прищуренных глаз доктора вдруг с пронзающей ясностью поняла, что радости и восторга в душе нет. Совсем. Есть хоровод забот о доме, о близких, о работе. Хоровод, который постоянно кружится в голове. …Радость от сбывшейся мечты заменена рутиной.
– Да, – наконец, выдавила из себя. – В последнее время совершенно перестала радоваться чему- либо. И только сейчас это поняла.
– Рад, что помог понять, – улыбнулся врач. – Вам бы найти эмотолога. Может быть, даже в Интернете. Он научит работать с эмоциями, а ваши – подавленные, глубоко запрятанные, давно пора вытащить на свет божий. Тогда и желудок с кишечником будут работать, как положено.
***
Прошло немного времени. Она постоянно думала о словах врача. Днем работала, вечером суетилась в доме, в саду, а по ночам перебирала в голове эпизоды, события своей жизни в детстве, в молодости, в браке. Порой засыпала под утро.
Однажды вечером закружилась голова. Полежала, всё прошло. На второй день во время работы, (она высаживала многолетники), голова закружилась вновь. Качнуло в сторону так, что едва не рухнула оземь. Наклоняться над клумбой далее не стала. Поняла, что уткнется носом в землю. Сообщила о недомогании Анне, которая работала в другом конце сада. Та выслушала и высказала предположение, что надо проверить сосуды. Ксения отмахнулась: «Нужно просто хорошо отдохнуть». Отдав распоряжения, отправилась домой.
На следующий день была суббота. Заказчик торопил, они работали шесть дней в неделю, отдыхали только в воскресенье, но встревоженная головокружением, взяла день отдыха, предупредив, что будут справляться без неё.
Принимала ванну, гуляла по саду, пила чай с мелиссой, сидя в шезлонге, и кожей чувствовала, что вызывала удивление домашних. «Конечно, – подумала о муже со свекровью с непривычным раздражением, – привыкли видеть меня в постоянной работе и суете, а тут праздно прогуливаюсь, в шезлонге сижу».
Из дома вышел Олег. Поняла по звуку шагов.
– Ты помнишь, Дмитрий Петрович с женой хотели к нам заехать. И Славка с семьёй хотел в баню, а я не вижу Фатиму на кухне.
Ксения повернула лицо к мужу: «Прости, забыла тебе сказать, дорогой. Я позвонила сыну и попросила сделать паузу, не приезжать в эти выходные».
– Почему? Что случилось?
– Я захотела отдохнуть от гостей.
– Что? – Олег удивился. С поднятыми ветерком седыми волосами, с круглыми выпученными глазами под сведенными на переносице густыми бровями он стал похож на злого филина.
– Как это? Разве с внуками не отдыхаешь? Ты же любишь принимать гостей!
Ей хотелось сказать, что ОН любит принимать гостей, у она, молча, выслушивает бесконечные пустые разговоры, но сказала другое: «Не каждый выходной. Постоянные гости утомляют».
– Выходит, я должен Диме позвонить и отказать в гостеприимстве?
– У тебя, дорогой, есть два варианта, – Ксения не узнавала свой голос: в нём появились едва заметные нотки ехидства вперемежку с отголоском затаенных обид. «Может, так подействовал на меня разговор с мамой?» – мелькнула мысль, и Ксюша продолжила с теми же интонациями. – Можно сказать коллеге, чтоб не заезжал, сослаться, к примеру, на моё плохое самочувствие или ждать за накрытым столом, но еду заказать в ресторане. Из города доставка – максимум полтора часа. А Фатиме я, наконец, дала субботний выходной.
– Что? – он скривил губы.
– Делай выбор, дорогой!
– Я тебя не узнаю, Ксения. Что за интонации?
Она, молча, пила чай. Не дождавшись ответа, муж спросил: «Можешь заказать сама?» Она отказалась. Он спросил, с какой карты расплачиваться.
– Со своей, естественно. Друзья-то твои!
Олег что-то буркнул под нос и быстро пошел к дому. …Гостей в тот день не было. Она наслаждалась тишиной и покоем. За ужином, приготовленным наспех из полуфабрикатов, старалась не смотреть на злое лицо супруга. Засыпая, с грустью подумала, что он не спросил о её самочувствии, только злился, что отказалась принять его друзей. «Ладно! – решила, засыпая. – Завтра скажу, пусть в следующие выходные зовёт и Димку своего, и Павла Николаевича с супругой».
Утром, после пробуждения качнуло так, что всем телом врезалась в шифоньер. «Я дам координаты хорошего платного невропатолога», – на её тревожные слова по телефону ответила Анна. Вскоре Ксения связалась с врачом. По его совету прошла платное обследование сосудов шеи, МРТ головы, в поликлинике сдала анализ крови. С результатами пришла к доктору. Её встретила женщина необыкновенной красоты. Чёрные локоны по плечам, длинные ресницы, добрые огромные глаза цвета переспелой вишни, ладная фигурка и тонкая талия. С первых звуков нежного голоса Ксения прониклась к доктору симпатией. Врач посвятила ей более часа. Выслушивала жалобы, комментировала результаты обследований, задавала вопросы, проверяла рефлексы. С закрытыми глазами и вытянутыми руками Ксения простояла секунды, качнулась, села на кушетку. Доктор спросила, нет ли ощущения шума в голове. Ксения ответила, что лет семь живёт с небольшим дискомфортом, но он особо не беспокоит.
– Каков характер шума? Можете описать?
– Если приложить к уху большую морскую раковину, то услышишь слабый шум прибоя. Вот с таким ощущением живу. Словно нахожусь поодаль берега моря и слышу его звуки». Врач кивнула, извинившись, повернулась к компьютеру. Пальцы с безукоризненным маникюром порхали над клавиатурой. Ксения с тоской смотрела на свои ногти, коротко подрезанные, забывшие, когда последний раз к ним прикасались руки мастера. Хотя отлично понимала, что при её работе с землёй, пусть в перчатках, отросшая кутикула – это благо, ведь она окружает основание ногтя и защищает от бактерий, грибков и других микроорганизмов.
Вскоре врач села на стул напротив и сказала, что в начал приема они разобрали результат компьютерной томографии сосудов, но диагноз требует пояснения. «У здорового взрослого человека диаметр …» – она начала называть цифры и сосуды, каковы должны быть в норме и сравнивать с Ксюшиными. Картина вырисовывалась тревожная. «У вас сужены сосуды, – объясняла врач, – клетки мозга не получают кислород и питание в полном объеме, и, увы, отмирают. В небольшом количестве, но это есть. У вас случался в недалеком прошлом сердечный приступ? Обморок?» Ксения ответила утвердительно, вспомнив, как она рвалась между работой, квартирой и стройкой, и однажды почувствовала, словно бетонная плита опустилась на грудь, пережав дыхание. Еле отдышалась, отлежалась и с тех пор носила в сумочке валидол. На всякий случай. Слова врача её напугали. Помолчав, уточнила:
– От сужения сосудов шум и кружится голова?
– Да, – ответила врач и спросила. – Зрение у вас в норме? Ничего перед глазами не маячит.
– Зимою замечала, – не сразу вспомнила Ксения, – на белом снегу постоянно встречались желтоватые пятна, но никогда не связывала их с состоянием мозга.
Врач задала следующий вопрос: «Вкус не изменился?»
– Изменился… – уныло ответила. – Мне даже яблоки из сада пресными кажутся, не говоря о магазинных фруктах.
Она сидела поникшая, раздавленная услышанным, не в силах пошевелиться. Врач заглянула в глаза: «Не надо отчаиваться. Будем Вас лечить. Завтра ждём в стационаре. Люди восстанавливаются после инсульта, а ваше состояние определяю, как предынсультное». Она проговорила точную формулировку болезни и заверила, что всё будет хорошо.
В больнице Ксения провела две недели. Уколы, капельницы, процедуры, таблетки. Родных попросила не беспокоить. Хотелось внутренней тишины. Муж был один раз, привёз фрукты, но мама приходила через день, через два. Анна заглядывала несколько раз, но с нею единственной Ксения могла разговаривать на разные темы и в реале, и по телефону, и не отчитываться, как перед мамой о состоянии здоровья, что очень тяготило, тем более всякий раз утешительно – нового ничего сказать не могла. Только перед самой выпиской вдруг почувствовала аромат и восхитительный вкус яблока. Прежний вкус еды вернулся! Это было единственное из хороших новостей. Шум прибоя в голове не прекратился, жёлтые пятна были на месте, стоило взглянуть на что-то белое, голова временами не сильно, но кружилась. Во время последнего обхода врач дала рецепт лекарств, которые нужно было принимать ещё тридцать дней. Сказала, что Ксения будет наблюдаться и лечиться или в стационаре, или амбулаторно через каждые шесть месяцев, и так, возможно, всю жизнь, а без наблюдения и лечения могут начаться необратимые изменения в мозге, которые в итоге приводят к беспомощному состоянию, когда человек не может даже себя обслуживать. Это сообщение уже приняла спокойно, полностью доверяя врачу.
Домой вернулась совершенно другим человеком. Именно человеком, а не домашним роботом без эмоций и видимых чувств…
***********
Спасибо за оценки, дорогие читатели.