Весьма самонадеянно оказалось думать, что для того, чтобы при случае озвереть от ревности, нужно обязательно переспать с Юлькой. Совсем нет. Достаточно было провести с ней ночь в одной постели, а наутро сделать для нее чай с лимоном и завернуть в одеяло, как обещал когда-то.
Странно провести такую целомудренную ночь, сгорать от желания, но не трогать. Проснуться и ощутить теплое сонное дыхание у себя на щеке, почувствовать на себе ее руки. Странно прижиматься к стройному телу, но не сметь насладиться им. Не раздражаться от жаркой испарины между телами и щекотания мягкого шелка волос… странно.
Никто и никогда еще не попадал в постель Шаурина, чтобы просто поспать. И никакая другая ночь не сковывала его разум одной картинкой, рисуя новую жизнь, как с чистого листа. Ничего не оставлял Денис в своей памяти, предпочитая молчать, там, где можно промолчать, и не смотреть, если можно отвернуться. Но прекрасно помнил, какая Юлька на ощупь, как пахнут ее кожа и волосы, какой у нее нежный бархатный живот.
— Тебе лучше отложить нож. И вилку тоже. Хотелось бы обойтись сегодня без жертв, — сказала Юля.
Денис опустил столовые приборы на тарелку, отрываясь и от еды, и от своих мыслей.
— Какая заботливость. А я думал тебе некогда за мной присматривать.
— Чтобы понять, что ты вне себя, мне даже смотреть на тебя на надо, — тихо продолжила она, сопровождая слова мягкой, едва заметной усмешкой. — Но это хорошо — с твоим появлением толпа претендующих на мое внимание заметно рассеялась. Мне тут в роли развлекалочки быть совсем не хочется. Я бы с удовольствием сидела сейчас перед телевизором и ела овсяную кашку.
— Я прям успокоился после твоих слов. Заметила, да? — ухмыльнулся он.
— М-да, дело дрянь, — хмыкнула Юля.
— Однозначно, — подтвердил Денис.
Обменявшись репликами, они ненадолго замолчали. Юля посмотрела на родителей.
— Мама пытается высказать папе какое-то возмущение.
— Почему? — Денис проследил за взглядом Юли: Сергей Владимирович и Наталья медленно танцевали. Он что-то говорил, лицо его было непроницаемо, губы женщины изогнуты в полуулыбке. Все безмятежно и спокойно на первый взгляд.
— Потому что мама танцует с отцом только когда ей требуется высказаться. Замечено мною не раз.
— Тебе лучше знать.
Музыка сменилась, и родители вернулись за столик.
— Шаурин, хорош водку пить, иди потанцуй.
Денис как раз только и успел поднести рюмку ко рту, но замер, замерев взглядом на жене Монахова. Она с царственным видом взялась за бокал с красным вином и окинула его пронзительным взглядом. В глазах ее что-то радужно сверкнуло. Наверное, отразился блеск бриллианта в кольце у нее на пальце. Эта женщина ему, определенно, стала нравиться. Между ними установилось какое-то молчаливое взаимопонимание. Не мог точно сказать, с какого времени это произошло, если раньше он иногда чувствовал в ее присутствии напряжение, то сейчас нет.
И все же… Вообще-то, эта была бы первая рюмка за весь вечер! Она уже долго стояла перед ним нетронутой. Не спешил пить, потому что не знал, чем закончится сегодняшний день. Привык уже, что Монахова иногда заносило, и он давал задания, которые требовали трезвого ума и не менее трезвого расчета.
— Юля, — теперь обратилась уже к дочери Наталья и махнула рукой.
Монахов раздраженно вздохнул и посмотрел сначала на жену, потом на Дениса. Так и не выпив, Шаурин поставил рюмку на стол. Юля поднялась, не дав ему возможности отказаться. Стопроцентно, отмазался бы, а ей очень хотелось с ним потанцевать. Надоели эти сынки магнатов. Поперек горла уже встали со своими разговорами.
Почему-то с недавних пор отец стал и ее брать на подобные сборища. Сегодня праздновали открытие нового автосалона одного из друзей отца. Тусовка проходила на высшем уровне, весь ресторан в их распоряжении. Здесь не было случайных лишних людей — только избранные. Теперь приходилось соответствовать. Одеваться по поводу, разговаривать с принуждением, общаться со всеми, поддерживая авторитет отца.
— Ты собираешься оставить мой вопрос без ответа? — спросила Наталья, когда Юля с Денисом ушли.
— Я не понимаю, какой тебе нужен ответ. Суть твоих претензий, Наташа. Яснее.
— Ты неправильно меня понял. Я сказала, что девочке нужно общение и друзья, что не надо запирать ее в четырех стенах и держать в черном теле, с маниакальной страстью следя за каждым ее шагом. Слава богу, у тебя умная воспитанная дочь. Юля взрослая, ей уже трудно навязывать свои желания, а дальше будет совсем невозможно. Но я совсем не имела ввиду, что стоит таскать ее с собой на подобные мероприятия. Она не кукла, не игрушка. Я подразумевала, что надо дать ей немного свободы, чтобы она могла выбирать себе друзей и увлечения, а не выставлять ее на аукцион.
— Наташа, я разве против? Все правильно. В следующем году она закончит школу, и у нее начнется совсем другая жизнь. Пожалуйста, самое время начинать, пусть выбирает себе друзей и увлечения. Не стоит передергивать.
— Выбирать? Из этого?.. — Наталья обвела собравшееся общество беглым взглядом. Случайно выделила из толпы танцующих Дениса и Юлю. Чуть улыбнулась, но подавила улыбку.
— Почему нет?
— Ты только мне дочь не впутывай в свои дела. Не смей ее использовать, — говорила вынужденно тихо, но от этого эмоций в ее голосе не убавилось.
Монахов глотнул коньяка, оставив последнюю фразу жены без комментариев. Наталья снова отыскала глазами дочь. Это было легко сделать. Юля очень привлекала внимание. Красивые девушки всегда привлекают внимание. А ее девочка сегодня светилась очарованием. Легкое кремовое платье струилось по телу; тонкую талию перетягивала шелковая лента; такая же держала тяжелые волосы в хвосте.
Поймав задумчивый взгляд матери, Юля улыбнулась ей и сказала Денису:
— Не все мама, видимо, сказала.
— Назревает семейный скандал?
— Это вряд ли, — покачала головой. — Чтобы маму довести до скандала надо постараться. Удивляюсь и восхищаюсь ее терпением. Папа у нас тиран.
— И не тиран он вовсе. — Денис услышал ее глубокий вздох. Судя по всему, вздох несогласия. — Давай вальс, — внезапно сказал он и сжал крепче ее ладонь. Даже чуть приподнял руку, и Юля четко ощутила, как напряглись его плечи. Еще секунда и он шагнет, исполняя фигуру.
— С ума сошел? — прошептала она шокировано. — Вечно ты для вальса самое неподходящее время выбираешь.
— Давай, — продолжил подтрунивать он, сохраняя невозмутимость на лице. — Повеселим высшее общество. А то смотри, какие все скучные. Сидят, водку пьют и никакого веселья, — говорил он так тихо, что, для того чтобы разобрать смысл слов, доносящихся сквозь музыку, приходилось прислушиваться.
— Прекрати. Или это тебя так мои танцы завели?
— Да с чего это вдруг? — пренебрежительно выдал он, но Юля успокоилась, почувствовав, как он расслабился.
— Вот и я думаю, с чего там заводиться. — Невольно хотелось прижаться к Денису крепче, но она контролировала себя, сохраняя приличную дистанцию. Забавно было при таких чувствах играть полное равнодушие и в голосе, и в движениях: — Вот этот последний. Степа. Фу, имя-то какое противное. Учится в мединституте на патологоанатома. Вообще не пойму, какого черта он туда поперся. У его папы мясокомбинат. Знаешь, как я с этим персонажем весело пообщалась? Я теперь знаю кое-что о технике вскрытия трупа и много всяких других подробностей.
— Ого. Какое рвение. Готов отдать ему должное, он очень старался тебя очаровать.
— Да, пригласил на свидание. — Улыбнулась едва заметно, завидев реакцию Шаурина. Хотя тут и видеть на надо, достаточно скрип зубов услышать. — Я сказала, что подумаю.
— Правильно. Подумай, — вкрадчиво и тихо сказал он, на долю секунды пригнувшись к ее лицу, — только очень хорошо подумай.
— А ты тоже тиран, — усмехнулась она.
— Тебе показалось.
— Но я тебя все равно люблю, — нежно прошептала. — С каждым днем все сильнее. С каждым часом, с каждым поцелуем.
— Юля!.. — попытался ее остановить. Милое признание плавно перетекло в провокацию. А мягкий тон ласкал не только слух, но и, казалось, под одежду забирался. Так что кожа мурашками покрывалась, и в голове сразу всякие ненужные фантазии возникали. Совсем ненужные, если учесть, где они с Юлей сейчас находились. Тело-то не могло не реагировать.
— Песня какая-то бесконечная… — проговорила Юля, будто послушавшись и сменив тему. — Я вот думаю: нам стоит вернуться или можно дальше танцевать, раз музыка не кончается? Давай потанцуем, а то я так соскучилась, что готова укусить тебя.
— Укушу тебя я, если ты не прекратишь провоцировать меня. У тебя сегодня болтливость зашкаливает, — не совсем добрым тоном сказал Денис, но Юля улыбнулась.
— Разве тебе не приятно? Мне кажется, ты должен радоваться, что я так пылко и от души признаюсь в своих чувствах.
— Обязательно делать это здесь и сейчас?
— А где и когда? Не помню, когда мы виделись последний раз.
— Я занят.
— Ничего не имею против, ты же знаешь.
— Это хорошо.
— Но должны же мы как-то выражать свои эмоции.
— Довыражаешься сейчас. Пойдем. Я тебе потом покажу один очень хороший способ выражения эмоций. Гарантирую, тебе понравится.
Пришлось снова нацепить равнодушно-отстраненную маску, которую уже привыкла носить на людях, и они, аккуратно передвигаясь между танцующими парами, вернулись к столу. Юля тут же сделала несколько глотков сока.
— Денис, отвези Юлю домой. Если только она захочет.
Девушка осторожно поставила бокал, чтобы на радостях не расплескать вишневый сок по белой скатерти, и равнодушно пожала плечами.
— Я не против. Устала уже развлекаться.
И как только сдержалась, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Только лимон и помог. Стянула с тарелочки тонкий ломтик и сунула в рот, немного поморщившись от кислоты. Денис, как обычно, себя и вздохом не выдал. Кстати, Юля тоже научилась собой владеть: перестала краснеть от каждого его взгляда, спокойно смотрела в лицо, бесстрастно разговаривала, умудрялась держаться всегда на нейтральном тоне, поняв для себя, что общение нормальное, ровное, лучше скроет их отношения, чем если они будут шарахаться друг от друга как прокаженные. Вот если отец заметит ее неприязнь или антипатию, точно попытается выяснить причину, а так, что тут выяснять. Логично, что дочь должна хорошо относиться к человеку, который часто бывает у них дома.
— Пойдем, дорогая, я провожу тебя, — Наталья встала и взяла дочь под руку.
Денис вышел на улицу. Юля забрала из гардероба верхнюю одежду. Мама чмокнула дочь в щеку, задержавшись у двери.
— Пока, детка, мы еще задержимся.
— Пока, мамуль, я уже спать лягу, пока вы вернетесь.
Не стала накидывать плащ на плечи, а перекинув его через руку, вышла из ресторана. Всего-то и нужно добежать до машины. Сентябрь радовал прекрасной погодой. Ночь стояла теплая безветренная.
Даже не удивило, что Денис поехал другой дорогой и остановил машину у парка.
— Ну что, — заглушив мотор, он повернулся и с улыбкой посмотрел на Юлю, — рассказывай, что ты там желала мне сообщить. У нас есть, — посмотрел на часы на приборной панели, — минут двадцать.
Юлька, развернувшись, забросила плащ на заднее сиденье.
— Я что, совсем больная, целых двадцать минут тратить на пустую болтовню. — Скользнула рукой вниз по ноге и скинула туфли. Подтянув подол платья немного вверх, перелезла к Денису на колени, усевшись на него сверху.
— Весьма неожиданно и охренеть, как приятно. Принцесса, а ты не боишься помять свое бальное платье? — Обнял ее за талию.
— Да куда уж там. Главное, что моя карета после двенадцати часов не превратится в тыкву, а принц в мышонка.
— Это не из этой сказки.
— Да все сказки одинаковы.
— Не скажи-и-и…
— По-моему, это у тебя болтливость зашкаливает. Тебе не жарко? Сними пиджак. Я помассирую тебе плечи.
— Отрываешься, да? Зря тебе шампанского налили. А про пиджак — не стоит, а то дел натворим. Я же не железный.
Они еще не поцеловались, но, кажется, температура в салоне подскочила на несколько градусов.
— На «дела» даже не рассчитывай. Я тебя соблазнять вообще не собираюсь, секс только после восемнадцати. Только приятно немножко сделаю.
— Так, может, ты тогда уже закроешь рот? Мне будет ой как приятно. — Прошелся ладонями вверх по ее спине, чуть надавил на обнаженные плечи.
— Давай, милый, сними пиджак. Тебе же жарко, я знаю, — проговорила вполголоса, призывно улыбаясь.
— Ты мне все нервы уже вымотала, — проворчал Денис и, с трудом изворачиваясь, стянул с плеч черный пиджак, оставшись в белой рубашке.
Юля погладила его грудь, сжала плечи. С таким томным вздохом наслаждения, что его губы изогнулись в улыбке.
— Я знаю, знаю, но тебе придется с этим смириться. — Обожгла губы дыханием. Дразняще приникла к ним, сначала легко, почти невесомо. Потом глубже и глубже. Раскрывая и касаясь языка.
Сегодня она целовала. Она вела. Держала в ладонях лицо. Играла его нервами и выдержкой. Мастерски, хорошо играла. Умело. Не собиралась соблазнять?.. Да уж, конечно!.. Сидя на нем сверху этого сделать практически невозможно… Кому рассказывает? Тут осталось-то всего ничего: задрать на ней платье и распустить свой ремень... И до греха недалеко.
Держался еле-еле, с трудом контролировал свои руки. Они уже стянули с ее плеч бретельки платья. Говорил себе: не расстегивать, не трогать, не прикасаться. А все равно вжикнул молнией на платье. Не виноват, что она сзади, молния. Надо было другое платье надевать. Не хотел, чтобы их первый раз произошел в машине. Только это и останавливало. И платье до конца не снял, позволил плотному лифу чуть соскользнуть вниз, обнажая грудь. Прижал Юльку к себе, стиснув до хруста. Кожа нежная. Нежная. Горячая под руками. Зовущая, кричащая. Для ласк и поцелуев. Для него… Нашел губами бьющуюся на шее жилку. Сколько у них там осталось минут? Теперь только ее бешеный пульс под губами отсчитывал минуты, секунды. Тук-тук…
Юля попыталась пошевелиться.
— Сиди ты! — Замер. Застыл. Перестал различать дыхание. Свое, ее. Звуки. Все пропало. В ушах бурлила кровь. Оглушающее билось сердце.
Через минуту, когда разомкнуло, когда прошло помешательство и реальность проступила ее сбившимся дыханием, волнующим запахом и горячими ладонями на его плечах, чуть отпустил.
— Я тебя накажу. Я тебя точно накажу.
Ничего не сказала в ответ, не смогла бы выдавить из себя хоть звук. Поправила рассыпавшиеся по плечам волосы. Лента с них соскользнула. Обвела пальцем его губы. Даже когда голос вернулся, ничего не сказала. Пребывала в уверенности, что сейчас ей лучше промолчать. Поцеловала, легко коснувшись языком нижней губы. Перелезла на свое сиденье и поправила на себе одежду. Глубоко втянула воздух в легкие, чтобы как-то успокоиться и усмирить дыхание, разрывающее грудь, и кровь, несущуюся по венам с такой скоростью, что голова кружилась.
Денис захватил сигареты и вышел из машины. Ох, как зол! Как он был зол! Не на Юльку. Конечно, не на нее. На ситуацию, на эти гребаные обстоятельства, которые не позволяли им поддаться своим желаниям и просто получить удовольствие. От этих пятнадцати-двадцатиминутных встреч уже крыша ехала. Но отказаться от них невозможно. Это уже от него не зависело. Как только видел ее, поневоле начинал придумывать, в какой бы темный угол ее утащить, чтобы поцелуй сорвать и прижать к себе хоть на минуту. А сегодня она своей болтовней его чуть с ума не свела.
Посмотрел на зажатую между пальцев сигарету и понял, что несколько минут уже стоит, просто вдыхая воздух. Курить расхотелось. На губах был Юлькин вкус, во рту тоже. В носу ее запах. Не хотелось перебивать это все сигаретным дымом. Выбросил сигарету и снова забрался в машину.
— Все, поехали. Мне еще нужно будет вернуться.
Юля, вздохнув, кивнула.
***
В конце сентября солнце словно спохватилось, что кого-то недогрело, засветило ярко и старательно. Пришло бабье лето. В этом году какое-то по-особенному теплое и нежное — с нежаркими лучами, кучевыми облаками в голубых сферах неба, с багряными закатами. И это хорошо. Теплые солнечные деньки как раз кстати: в конце сентября Таня родила дочь.
Октябрь тоже смилостивился. Обдавал вялыми ветрами и время от времени несмелыми дождями. От таких земля толком не промокала, но и высыхать не успевала. Не сказать, что такая погода вгоняла в депрессию, нет, бодрила. Бодрила своим теплом, уже наверняка последним; участливым солнцем, которое будто извинялось, что теряло свою силу; сочным запахом влажной увядшей листвы.
Таня встретила брата немного заторможено, как встречают нежданных гостей. Но Денис знал — это все от усталости. Ребенку чуть больше месяца от роду, какая уж тут бодрость духом. Только-только сестра начала в себя приходить, да и бессонные ночи делали свое дело.
Чмокнула в щеку, приняла из рук пакет, — Денис, как обычно, по дороге заехал в магазин и купил всяких вкусностей, чтобы порадовать сестру, — улыбнулась не широко, но искренне. Счастливо.
Из гостиной доносилось мягкое воркование тёти Раи. Денис сбросил с плеч кожаную куртку и, прислонившись к дверному косяку, тихо сказал:
— Салют. Не спите?
— Нет, — улыбнулась Рая, с любовью глядя на малышку у себя на руках. — Мир изучаем.
— Руки сначала помой, — строго донеслось с кухни.
— Сам бы не догадался. А еще мне намордник, белый халат и бахилы!
— А можно без комментариев?
— Никак нет, — отчеканил и скрылся в ванной, чтоб вымыть руки и переодеться. На стиральной машинке его ждали чистые отглаженные вещи. У Тани не забалуешь. Все стерильно, как в больнице. Денис и не спорил: у каждого свои примочки. А раз дело касалось ребенка, мамочке виднее. Натянул приготовленные для него футболку и джинсы.
— А муж где? — зашел сначала на кухню перекинуться с сестрой парой слов.
— К матери поехал. Поздно вернется, наверное.
— А чего так? — стянул из вазочки печенье.
— Да ну его! — раздраженно махнула рукой. Как видно, тот факт, что муж уехал к родителям на целый день, Таню ничуть не расстраивал. Дениса же отсутствие Бориса и вовсе обрадовало. — Некогда мне еще и с ним нянчиться. Ты есть хочешь?
— Вообще, нет. Но почему-то в твоем доме всегда чувствую себя голодным.
— Я сейчас котлеты буду жарить, хочешь соображу тебе что-нибудь на скорую руку?
— Нет, не надо. Я подожду. Пойду малявку потискаю.
«Потискаю», конечно, звучало слишком громко. Он и на руки племяшку первое время боялся брать. И хотя сейчас действовал уже гораздо увереннее, тискал он ребенка только на словах.
— Ну что, Наська, рассказывай, как дела? — Склонился над девочкой. — Что, опять спеленали демоны? Свободу попугаям. Тиграм мяса не дают.
— Наконец-то наш дядя пожаловал. Думали, спать будет ребенок, вот и запеленали, а она, видишь, в потолок уставилась и ни в какую. — Рая осторожно передала малышку Денису на руки.
— Правильно, меня ждет.
— И не говори, наконец пожаловал, — поддакнула Таня, заглянув на секунду, чтобы посмотреть, как брат возится с ее маленькой дочуркой. Это зрелище всегда завораживало. — Поганец. Даже в роддом-то всего один раз ко мне пришел.
— У тебя муж есть, чтобы днями и ночами у роддома под окнами стоять, а мне некогда было, я водку пил. И вы мне это прекращайте. Чтобы никаких «дядь». Денис и все. — Подержал ребенка некоторое время на руках, а потом положил на диван, а сам лег рядом на живот, опираясь на локти. — Рассказывай, говорю, — улыбаясь, вполголоса, чтобы не пугать ребенка, проговорил он, — читать, писать умеем? Цвета различаем? — спрашивал со всей серьезностью, словно малышка и вправду могла что-то ответить. — Ты посмотри, молчит как партизанка.
— Обматери его, Настенька, за такие глупости, — засмеялась Раиса, покачиваясь в кресле-качалке.
— Ничего не глупости. С такой маманей, как у нас, я думал, что Настя в месяц целыми предложениями выражаться начнет.
— Ага, чтобы сказать, как все ее достали, — засмеялась тётка и присела рядом. — Правда, конфеточка? Заколебали, скажи, охают и ахают, рассматривают… Чего не видели, да?
— Угу, сейчас еще дед придет и всех разгонит.
— А ты когда?
— Что — я?
— Твоих когда нянчить будем?
— Думаешь, пора уже?
— Конечно пора. Давно пора остепениться.
— Рая, вот ты взрослая женщина, а мыслишь такими закостенелыми стереотипами, — с легкой ироний проговорил Денис.
— Какими это?
— А такими… Наличие штампа в паспорте и спиногрыз в довесок никак не повод остепениться.
— Ох, Денис, сынок, — Раиса погладила племянника по голове, поскребла короткие волосы у него на макушке, — умные вы, современные такие, не слушаете старших. Все правильно, конечно, но ведь можно и не успеть.
— Что за обреченность в голосе?
— Так и я уже не девочка. И на жизнь смотрю по-другому.
— Ты лучше вон, смотри, какая красотка у нас растет. Хоть в чем-то папка-негодяй постарался. Правда белобрысая… Ну это ничего. Зато глаза будут голубые.
При каждом взгляде на девочку его сердце пронзала такая щемящая нежность, что внутри становилось тепло. И это чувство раз от разу только росло, пробираясь в самые дальние уголки души и заполняя ее пустоты. Если это хоть отдаленно похоже на родительский инстинкт, то это очень сильно. Так сильно, что начинало что-то менять изнутри, немного сдвигая мироощущение — потому что в жизни появилось крохотное существо, ради которого можно пойти на все, даже убить.
До сих пор помнил свои ощущения в тот день, когда забрали Таню из роддома. Сначала ничего особенного: розовый сверток на руках у Бори не произвел большого впечатления. Знали же, ждали. Неожиданно, что родилась девочка, да. Но уже потом, дома, когда развернули одеяльце, и глазам предстала эта малявка в бело-розовых рюшах… Как удар под дых, аж слезы на глаза навернулись, и брать боялся первое время. Такая маленькая она, просто крошечная…
Малышка завозилась, заагукала, нетерпеливо задергала ручками, пытаясь освободиться от пеленки, и Рая осторожно развернула ее.
— О чем призадумался? — спросила тётка, застав на лице Дениса отстраненное выражение.
— О том, что, наверное, Танька уже пожарила котлеты. Есть хочу.
Рая снова рассмеялась — ее пышная грудь всколыхнулась, светлые кудри на плечах подскочили.
— Вот все вы мужики такие. Мы о большом и светлом…
— …а мы о насущном, — закончил Денис, усмехнувшись. — Не могу я, Рая, о большом и светлом на голодный желудок думать.
— Может, оно и правильно, — вздохнула женщина и принялась гладить девочке животик. Та закряхтела, как будто недовольно, и выгнулась. — Не нравится? Ну потерпи, конфетка, это полезно. Массажик — это очень полезно…
Как-то принято считать, что жизнь все расставляет по местам, и Бог воздает всем по справедливости. У Раи, которая в детях души не чаяла, своих не было. А у некоторых, кому их иметь просто противопоказано… Что это за справедливость такая? Подумалось: знает ли мать, что бабушкой стала? Хотел произнести это вслух, спросить у тётки, но потом передумал.
— Наська, ты у нас вообще странная. — Тронул детскую ладошечку, и девочка тут же крепко ухватила его за указательный палец. — Не плачешь даже, мяукаешь, как котенок и все.
— А ты оставайся у нас ночевать, она ночью тебе все продемонстрирует. Такого жару задаст, — сказала вошедшая Таня, услышав слова брата. — Да, маленькая? — заворковала, как только посмотрела на дочь. И девочка, услышав голос матери, оживилась, активно зашевелила ручками и ножками, растянулась в беззубой улыбке. — Пойдемте ужинать.
— Танюш, вы с Денисом идите. А я с Настюшей посижу, поиграю. Ты отдохни хоть, пока я здесь, потом выкупаем ее, покормишь. Она давно не спит, так, может, и ночь у тебя будет спокойная.
— Может, и будет. Пойдем, Денис.
— Пойдем, — вздохнул он и аккуратно освободился от крепкого захвата детских пальчиков.
— Я тебе рагу на гарнир положила, ничего? Или гречку хочешь?
— Нет, не суетись, меня все устраивает. Спасибо, — поблагодарил сестру, но первым делом взялся не за вилку, а за пульт от телевизора.
— Забыла. У меня еще компот есть. Яблочный. Будешь?
— Таня, сядь. — Переключая каналы, остановился на новостях. — Я сам налью. — Понимал прекрасно, сколько у сестры забот и как она уставала. Пусть хотя бы поест спокойно, не вскакивая без конца, и не на ходу, как это у нее последнее время обычно бывало.
Денис налил себе стакан компота. Даже не спрашивая, по привычке сунулся в холодильник, где нашел трехлитровую банку с розовой жидкостью. Хотел поинтересоваться у сестры, как жизнь, как она чувствует себя в статусе мамы, но замер. Заслушался кровавыми подробностями об очередных зачистках в горячих точках.
— Ой, переключи, — скривилась Таня. — Я не могу такое смотреть. — Действительно не могла. Но не потому, что была равнодушна к происходящим событиям. Совсем наоборот. Слишком остро все это отзывалось в ее душе. Особенно сейчас, когда ее эмоциональный фон был заметно повышен.
Денис переключил не сразу, послушал еще несколько секунд.
— Бардак. Эта война не кончится никогда, она и не кончалась. Как взрывали, так и взрывают. Как похищали, так и похищают. Отчитываются в новостях, что кого-то спасли. А скольких не смогли… о десятке с перерезанными глотками молчат.
Таня передернула плечами.
— Ужас. Так страшно. Я как-то наткнулась на передачу, в которой рассказывали о солдатах, взятых в плен чеченскими боевиками...
— Я бы застрелился.
— Что?
— Я бы застрелился, — повторил Денис твердо. — Чтобы в плен не попасть. Ни за что. Я бы сразу сам себе пулю в голову пустил.
Жутко стало от его слов, и Таня подавила в себе дрожащий вдох.