Палеозоолог Сергей ВАСИЛЬЕВ — о древних слонах Сибири, четвертичной палеонтологии и встречах с «чёрными» копателями
ДОСЬЕ
СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ
Родился 7 апреля 1965 года в Новосибирске. Окончил естественно-географический факультет Новосибирского государственного педагогического института (1991). Своим главным учителем считает Николая Оводова, известного российского палеозоолога и спелеолога, который принял Сергея Васильева лаборантом, обучил, а со временем передал ему свои коллекции и материалы. Научные интересы: крупные млекопитающие плейстоцена и голоцена юга Западной и Средней Сибири. Автор более 140 научных работ.
Каждый год в осеннюю межень, когда падает уровень воды в реках, Сергей Васильев отправляется на поиски костей древних животных. Свою первую находку он сделал в возрасте 13 лет. И вот уже более 40 лет изучает мегафауну периода плейстоцена, что называют «ледниковым периодом». Старший научный сотрудник Института археологии и этнографии СО РАН, кандидат биологических наук ведёт поиск на территории Верхнего Приобья, работает с экспедициями на пещерных памятниках Алтая, выезжал в Казахстан. Скелеты древних бизона, шерстистого носорога и лошади в фойе главного здания ИАЭТ были собраны его руками из костей, найденных на территории Новосибирской области и Алтайского края.
— Сергей Константинович, найти бивень мамонта — большая удача. А какие находки ценны с точки зрения науки?
— Бивни не представляют большого интереса, наибольшее значение для науки имеют зубы слонов (мамонты относятся к семейству слоновых), причём не все зубы, а в наибольшей степени зубы последней смены. У слонов, ископаемых и современных, зубы в течение жизни меняются пять раз. И происходит это не в вертикальном направлении, как у большинства млекопитающих, а в горизонтальном: зуб каждой последующей смены закладывается в задней части челюсти, он растёт и начинает вытеснять предыдущий зуб, который со временем стирается, от него остаётся небольшой фрагмент из нескольких пластин, корни рассасываются, и обломок зуба выпадает, на его место встаёт новый. Каждая смена зубов крупнее предыдущей, а всего их шесть — три премоляра и три моляра. Последние четыре зуба (соответственно по два в верхней и нижней челюсти) появляются в возрасте 40 лет и с тех пор функционируют до конца жизни, смены им уже нет.
— Иными словами, как только слон съест свои последние зубы, он обречён?
— Да, потому что не сможет нормально стёртыми до корней зубами пережёвывать пищу. Зверь слабеет и погибает часто от каких-то случайных причин: не смог переправиться через речку или увяз в болоте. Полный сил зверь с такой ситуацией справился бы без труда, а эти ослабленные старички погибают. Считается, что древние слоны, как и современные, жили в среднем до 60 лет.
— Самое известное кладбище мамонтов в нашей области находится на Волчьей Гриве в Каргатском районе. Там ещё академик Окладников копал. Как вы думаете, почему их там так много?
— Действительно в 1960-х годах раскопки на Волчьей Гриве проводил наш институт, экспедицией руководил Алексей Павлович Окладников. А последние десятилетия там работают томские экспедиции под руководством Сергея Лещинского, участвовал в них и наш Василий Николаевич Зенин. Местонахождение скорее всего связано с каким-то палеосолонцом: мамонты приходили туда, чтобы восполнить недостаток в минеральных веществах. Звери всегда найдут способ утолить минеральный голод. К примеру, на острове Суматра есть пещера, которую выкопали суматранские слоны — подвид индийского слона. Об этом в своей книжке «По следам рыжей обезьяны» упоминал английский натуралист Джон Мак-Киннон, занимавшийся на острове исследованиями орангутанов в 1960-1970-х годах. Слоны приходили в эту пещеру и бивнями ковыряли стены, добывая куски породы, содержащие нужные соли. На острове действительно очень бедные минеральными веществами почвы, потому что всё из них вымывается дождями. И на Волчью Гриву мамонты регулярно приходили, скорее всего, именно на палеосолонцы.
— А как эта информация передавалась? Ведь письменности у мамонтов не было.
— Слоны поодиночке не ходят, обычно группой, которую возглавляет старая опытная самка. Она знает все маршруты, где какие пастбища, водопои, где есть солонцы. Слоны и мамонты — достаточно умные животные, объём мозга около пяти килограммов — это в четыре раза больше, чем у человека. Они приходили на солонцы, поедали грунт, содержащий нужные им минералы. Там же и водопой был, в стаде до 50 особей — кто-нибудь раз в 5-10 лет да погибнет, а поскольку происходило это сотни и тысячи лет подряд, то кости погибших животных перекрывались отложениями, втаптывались в грязь, образуя своего рода естественное кладбище. Минеральный голод вряд ли мог быть причиной гибели мамонтов, как утверждает Сергей Лещинский. Крупные млекопитающие живут везде, в самых разных условиях, при необходимости, в поисках недостающих ресурсов могут преодолевать большие расстояния. Можно вспомнить Тибетское нагорье — суровые условия, высокогорные степи и полупустыни на высоте 4-5 тысяч метров над уровнем моря. Наш великий путешественник Николай Пржевальский ещё в конце XIX века застал здесь тысячные стада диких яков, куланов, антилоп ада и оронго. А всё потому, что там в то время практически не было человека, истребителя мегафауны.
— Помните, как нашли свою первую древнюю кость?
— В 1978 году, мне было 13 лет. На Оби есть место, которое я посещаю более 40 лет. С детства была эта склонность ко всему древнему. Видимо, мама «виновата», книжки мне приносила такие: «Борьба за огонь» Жозефа Рони-старшего — я ещё тогда сам читать не умел, она мне читала, потом были «Плутония» и «Земля Санникова» Обручева, позже «Дорога ветров» Ефремова и другие. Жили мы на заводской даче, своей у нас тогда не было. Взрослых утром увозили на работу, а вечером привозили. На дачах оставались дети с бабушками. Я ходил на песчаный пляж и пристрастился собирать кости — то зуб лошади или бизона, то какие-то обломки костей. Местный мужик с лодочной станции заинтересовался, что я собираю, а потом показал место, где, по его словам, «в прошлом году скелет мамонта нашли». Так я впервые попал на своё местонахождение и с тех пор собрал там более 5 тысяч костей, только пястных костей бизона в этой коллекции более 80.
— Зачем так много?
— Прежде всего, для статистики, для промеров костей разных видов. «Морфолог должен быть жаден до материала». Чем больше собранная коллекция, тем лучше представление об изучаемом териокомплексе в целом и об отдельных его представителях — бизоны, лошади, гигантские олени, пещерные львы и так далее. В коллекции нашего института собраны кости скелетов практически всех млекопитающих, живущих на юге Сибири ныне или живших в плейстоцене, — от мамонта до крота, цокора и водяной полёвки включительно. Из этих костей сформирована большая сравнительная коллекция, самая богатая к востоку от Урала, что позволяет определять часто даже фрагментарные костные остатки, например, из палеолитических пещер Алтая, таких как Денисова, Страшная, Чагырская и другие. Большой интерес для науки представляют также кости со следами деятельности человека — характерные сколы, порезы. На моём местонахождении на Оби основная часть находок относится ко времени последнего межледниковья, около 100 тысяч лет назад, это пески и галечники казанцевского руслового аллювия. Во время последнего, казанцевского, межледниковья климат и природная обстановка мало чем отличались от современной. Однако в то время здесь существовала богатейшая мегафауна, где только крупных млекопитающих насчитывалось 23 вида. Сейчас из этого списка сохранились лишь лось, бурый медведь, серый волк, заяц-беляк и сурок.
— А как вы распорядились своей первой находкой?
— В том же 1978 году, под конец августа, я нашёл череп древнего бурого медведя, как сейчас понимаю, один из самых крупных из известных черепов этого вида. Своим детским умом я сообразил, что нужно отнести его в краеведческий музей. Там тогда работал Михаил Михайлович Зоркий, фронтовик, он и взял у меня этот череп. Много лет он экспонировался в витрине с сопроводительной этикеткой: череп пещерного медведя (хотя это череп именно бурого медведя), найденный учеником 6-го класса 13-й школы… С тех пор я каждый год выезжаю на это местонахождение для сбора материала. Поначалу сборы были очень богатые, особенно в конце 1980-х — начале 1990-х, я нередко приносил в рюкзаке по 30–40 килограммов костей, иногда ещё плюс череп бизона на плече. А сейчас местонахождение истощилось. Эрозия береговых отложений проходящим речным транспортом в постсоветское время сошла на нет. Если раньше после прохода по реке «Ракеты», «Зари» или теплохода мощный волноприбой постоянно размывал берег, вымывая кости, то сейчас это наблюдается крайне редко. Плюс ко всему народ «шакалит», пытаясь заработать на продаже ископаемых костей.
— Палеонтологические находки можно купить по объявлениям в интернете. Как с этим бороться?
— Если какое-то явление невозможно искоренить, нужно его возглавить... Я был знаком с несколькими такими любителями, да и рыбаки мне рассказывают про подобных персонажей. В начале 2000-х некий наркоманистый с виду студент собирал кости на моём местонахождении и складывал их дома, даже не стараясь понять, чьи они, — просто с целью реализовать. Я пытался договориться с ним: покажи находки, нужно сделать хотя бы промеры и фотографии костей, — но так ничего и не вышло. Потом ещё с одним таким непрошенным любителем ископаемых костей познакомился: мне коллега сообщил, что в интернете наткнулся на объявление: продаётся нижняя челюсть лося с моего местонахождения. Я вышел на него, мы потом вместе пару раз собирали кости, он оказался человеком вполне вменяемым, начитанным и впоследствии передал мне в научную коллекцию ряд ценных находок. А в прошлом году на меня вышли ребята из историко-краеведческого клуба «Исток-39»: пригласили в гости, показали свои находки и самые интересные передали в коллекцию — пястную кость пещерного льва, кости плейстоценовых зайца и лося. Палеонтология требует пополнения коллекций и регулярного сбора материала, без этого невозможны новые открытия и развитие науки.
Марина ШАБАНОВА | Фото Алексея ИГНАТОВИЧА
Текст на сайте издания "Ведомости" ЗС НСО
