Найти тему

Забытые имена русского театра: Екатерина Мунт (часть II)

Театр «Труппа русских драматических артистов под управлением А. С. Кошеверова и Вс. Э. Мейерхольда» (через год переименованный в "Товарищество Новой драмы") открылся в Херсоне 22 сентября 1902 года спектаклем "Три сестры" по пьесе А. П. Чехова. Последний отозвался об этой затее с усмешкой: «В Херсонском театре Мейерхольду будет нелегко. Там нет публики для пьес, там нужен еще балаган. Ведь Херсон - не Россия и не Европа...» Но как раз чеховские спектакли херсонская публика приняла очень тепло. Конечно, аншлаг был обусловлен не столько вниманием жителей провинциального города к молодым актёрам, сколько тем, что спектакль создавался "по мизансценам Художественного театра". Местная пресса ухватилась за это объявление в афише, и билеты раскупались, как горячие пирожки. Херсонцы страстно желали увидеть своими глазами то, о чём столько слышали: что там такого, в этой новомодной манере Станиславского? Почему по ней сходит с ума вся Москва?

Со сцены на публику повеяло чем-то новым, жизненным, реальным, без малейшей театральности и буффонады, живые люди впервые заговорили живым языком, и тогда она, эта скептически настроенная публика, всеми чувствами поняла глубокое значение слова “художественный ансамбль”, и каждый из зрителей всем существом перенесся в атмосферу той новой жизни, которая внезапно развернулась перед ним на сцене ("Юг", 1902. 15 августа)

В "Трёх сёстрах" Екатерина Мунт играла Ирину, младшую из сестёр Прозоровых, о которой в пьесе говорят: "Вы такая бледная, прекрасная, обаятельная... Мне кажется, ваша бледность проясняет темный воздух, как свет..." Не выбиваясь из общего стройного ансамбля, актриса притягивала взгляды, заставляя искренне сопереживать своей героине. Особенное впечатление на зрителя произвела сцена прощания с бароном Тузенбахом (его играл сам Мейерхольд). "Ясность", "свежесть", "простота", "задушевность"... херсонцы точно соревновались в подборе достойных ее эпитетов. Критики писали о "каком-то спокойном сиянии, разлитом в лице Ирины" и о том, как на поклонах артистку искупали в овациях, бросая на сцену цветы...

Буквально с первого представления Мунт сделалась всеобщей любимицей. Она не просто чутко улавливала чеховское настроение, но и умела передать его — увы, руководство Художественного театра не давало ей шанса это продемонстрировать. В Москве нечего было и мечтать получить такие роли, как в Херсоне и Тифлисе. В "Товариществе Новой драмы" Мунт несла основной репертуар, создала целую галерею "прелестных образов" в самой разнообразной драматургии, но именно чеховские героини дали ей то художественное самозабвение, которое дарит высшую радость и зрителю, и самому артисту. Ирина Прозорова, Соня Серебрякова и Нина Заречная стали важнейшими высотами, взятыми Екатериной Мунт на пути к своей актёрской вершине.

Те прелестные образы, которые она создала в «Акробатах», «Бое бабочек», «Волшебной сказке», «Гибели Содома», «Долли», «Дяде Ване», «Микаэле Крамере», «Геншеле», «Страничке романа» и других, с избытком искупают злополучную «Катюшу Маслову» и неудачную «Бесприданницу» (Алексей Ремизов, "Кавказ, 1905)
Те прелестные образы, которые она создала в «Акробатах», «Бое бабочек», «Волшебной сказке», «Гибели Содома», «Долли», «Дяде Ване», «Микаэле Крамере», «Геншеле», «Страничке романа» и других, с избытком искупают злополучную «Катюшу Маслову» и неудачную «Бесприданницу» (Алексей Ремизов, "Кавказ, 1905)

"Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением..."

В письме Чехову от 21 марта 1903 года Ольга Книппер иронизировала: "Сегодня обедали у нас твоя любимица Мунт и Муратова. Мунт рассказывала о Херсоне, о том, что ее любимая роль Нины Заречной, которую она играет с упоением..." В легендарном спектакле "Чайка" Художественного театра Мунт участия не принимала, Нину играла другая ученица Немировича-Данченко — Мария Роксанова (которая, кстати, Чехову тоже не нравилась). Вряд ли это исполнение могло ощутимо повлиять на игру Мунт, хотя Мейерхольд и ссылался в своей режиссёрской работе на своего учителя. Петербургская же "чайка русской сцены" — Вера Комиссаржевская — была настолько самобытна, так нераздельно связана с личностью самой великой актрисы, что ничем не могла ни помочь, ни помешать Мунт в работе над ролью. То есть, традиций исполнения ещё не существовало, отталкиваться от чужой трактовки было невозможно, приходилось выстраивать персонаж "с листа"... но зато — свобода от штампов, открытая дорога к заветному образу, в котором так хотелось проявить себя!

В. Э. Мейерхольд за чтением «Чайки» А. П. Чехова. В Херсоне он выступил в роли Треплева, с которой связана одна из крупнейших его удач в Художественном театре.
В. Э. Мейерхольд за чтением «Чайки» А. П. Чехова. В Херсоне он выступил в роли Треплева, с которой связана одна из крупнейших его удач в Художественном театре.

О "Чайке" Мейерхольда сохранилась подробная рецензия, практически полностью посвящённая её игре. Её автор — М. С. Шлезингер, более известный по своим псевдонимам "Михаил Линский" и "Де Линь". Не секрет, что у рецензентов тоже есть личные предпочтения. Екатерина Мунт была слабостью выдающегося критика. Он писал о ней много, вдохновенно, и даже посвятил ей стихи:

Волшебница, являвшаяся нам
В величье силы творческой и чувства!
Мы познавали свет и власть искусства,
Внимая вашим смеху и слезам,
И вы на струнах наших душ играли
Мелодии веселья и печали.

По мнению критика, Мунт внесла в роль Нины «столько благородной простоты, столько неподдельного, искреннего увлечения и нежного, задушевного лиризма, что страдания и волнения “чайки” стали для нас особенно дороги и понятны. <…> Она штрих за штрихом, мазок за мазком создавала удивительно цельный и правдивый образ чистой, страдающей и любящей Нины. Она сумела озарить свою роль той одухотворяющей искрой, которая присуща только истинным талантам. Тоску о несбывшихся мечтах, и тихую, нежную грусть, и душевный “надрыв”, и пришибленность, безразличное чувство к тому, что ждет ее в будущем <…> Нужно было взглянуть на ее лицо с плотно сжатыми губами, со страдальческой складкой у углов рта, услышать этот тихий, надтреснутый голос и отрывистую речь, которой мешают подступающие к горлу спазмы, чтобы сразу постигнуть, какое глубокое и безысходное горе хранит в своей душе это бедное, хрупкое существо». Даже если иметь в виду, что автор этих строк, увлечённый атмосферой колдовского озера, был чуточку необъективен, — из них всё равно понятно, что Нина Заречная Мунт безусловно удалась. Позже, в годы скитаний по провинциальным театрам, роль станет коронной для актрисы, и она будет играть её, хоть и с перерывами, до сорока с лишним лет...

Соню в "Дяде Ване" встречали прохладнее, хотя и отмечали и покорную скорбь, и достоинство героини, и её нравственную чистоту. В Москве Соню продолжала играть Мария Лилина, которую Мунт ранее дублировала в случае крайней необходимости; в Петербурге, с личного благословения Чехова ("такой Сони, как Вера Федоровна, Вы никогда не увидите!.." — писал Антон Павлович Евтихию Карпову, режиссёру Александринского театра) — сама Комиссаржевская. Интересно то, что о героине Мунт писали "живой человек", а о Соне Комиссаржевской — "святая". Сейчас, по прошествии времени, мы понимаем, что речь не о том, кто сыграл лучше, а кто хуже. "Г-жа Мунт была просто Соней..." — разве это не похвала примадонне Товарищества Новой драмы? Просто Соня, а не "воплощённый свет", не "созидающее жизненное начало" и не "трагический символ духовной высоты..." Просто Соня, просто девушка, несправедливо обделённая жизнью, но готовая к самопожертвованию. Мунт не поражала трагическим накалом, зато умела заставить душу зрителя "вибрировать в унисон со своею..." Конечно, в её игре были и недочёты, и неудачи. Но они отступали на второй план перед искренностью чувства, перед изумительным актёрским подъёмом сил, перед желанием во что бы то ни стало играть на сцене, вкладывая в это всю свою душу.

“Мы еще отдохнем, дядя!” — говорила г-жа Мунт (Соня) с таким вдохновенным взором и пылающим лучами надежды лицом и таким упавшим, полным безысходной тоски голосом, что ясна была полная безнадежность ее веры в лучшее будущее. Понимал это и дядя Ваня, и публика... (Тифлисский листок, 1904)

Чистая, как кристалл

Пенза, Тифлис, Николаев... О том, какой напряженный график был у Товарищества Новой драмы, красноречиво говорит один случай, описанный в мемуарах Э. Б. Краснянского, советского театрального режиссёра. Возвращаясь после летних каникул 1904 года домой, в Тифлис, он оказался в купе вместе с симпатичной молодой женщиной, которая, достав несессер, занялась маникюром. «Вы, наверное, удивляетесь, — сказала с улыбкой наша спутница, — что я столько времени уделяю своим ногтям. В дороге это можно себе позволить. А как только откроется занавес, не до этого будет — свободной минутки не останется». Это была Екатерина Мунт.

Труппа Мейерхольда всегда работала на пределе возможностей, но никто и никогда не слышал от Мунт упрёков, капризов и жалоб. К 1905 году она была уже не просто Катенькой, а "неподражаемой, обожаемой и непревзойдённой, чистой, как кристалл" Екатериной Михайловной, но творческая дисциплина, актёрская этика и трудолюбие оставались теми же, что и прежде. В провинции она выходила на сцену практически каждый вечер, играя главные роли в больших и сложных пьесах: "Снеге" Пшыбышевского, "Норе" Ибсена, "Победе" Трахтенберга, "Одиноких" Гауптмана... При этом «г-же Мунт только удивляешься: куда деваются каждый раз все сыгранные ею роли… ее в каждом спектакле точно видишь в первый раз», — восхищались современники.

В 1905 году Екатерина Мунт в числе группы мейерхольдовских актёров вошла в состав Студии на Поварской. Москва!.. Сколько радости, надежд... Сам Станиславский утверждает в "Смерть Тентажиля" Метерлинка!.. О том, что произошло дальше, историки театра могут лишь строить догадки и выдвигать гипотезы. Но уже через год Екатерина Михайловна вместе со своим другом детства и режиссёром, раскрывшим её дарование, примут приглашение в новый театр — Театр на Офицерской. Она будет играть во всех лучших спектаклях Мейерхольда той поры, познакомится с Александром Блоком, Михаилом Кузминым, Николаем Сапуновым и Александром Таировым... Потом будут Харьков, Казань, Ростов, Ташкент, Баку, Екатеринослав, Полтава, Одесса, Пенза, Екатеринодар, Новороссийск… а в 1914 году вновь Петроград, где Екатерина Голубева (в девичестве Мунт) станет единственной женщиной в числе педагогов Студии на Бородинской.

Андрей Андреевич Голубев, актёр, муж Екатерины Мунт и отец её дочерей, Марты и Дарьи Голубевых. А. А. Голубев был сыном крупного чиновника Министерства финансов, большого и искреннего почитателя искусств Андрея Кинтильяновича Голубева. Окончив петербургские драматические курсы Е. П. Рапгофа по классу Я. С. Тинского, Голубев начал свою актерскую деятельность с выступлений в провинции: в 1905–1906 годах — в Саратове и летом 1906-го — в Екатеринодаре. В 1906–1907 годах он служил в театре на Офицерской, где и познакомился с будущей женой. Мунт и Голубев обвенчались в 1909 году.
Андрей Андреевич Голубев, актёр, муж Екатерины Мунт и отец её дочерей, Марты и Дарьи Голубевых. А. А. Голубев был сыном крупного чиновника Министерства финансов, большого и искреннего почитателя искусств Андрея Кинтильяновича Голубева. Окончив петербургские драматические курсы Е. П. Рапгофа по классу Я. С. Тинского, Голубев начал свою актерскую деятельность с выступлений в провинции: в 1905–1906 годах — в Саратове и летом 1906-го — в Екатеринодаре. В 1906–1907 годах он служил в театре на Офицерской, где и познакомился с будущей женой. Мунт и Голубев обвенчались в 1909 году.

Недолгий, но очень плодотворный период сотрудничества Мейерхольда с Комиссаржевской оказался для Мунт по-своему счастливым, несмотря на то, что главных ролей ей уже не доставалось. Но была "терракотовая Теа" в знаменитой "Гедде Габлер" Ибсена; Жена в "Жизни человека" Андреева... "очень красивая, грациозная, нежная, жена Человека-мещанина в лучшем и роковом смысле этого понятия <…> вдохновительница, его любовница, его милая и тихая спутница — защита от серого спутника большая, чем ум, сердце и воля Человека" (А. Блок).

Преданная приверженка режиссёрского метода Мейерхольда, Мунт не боялась экспериментов и не возражала против любых новаций. Она искренне стремилась овладеть способом существования актёра в условном театре, что было непросто для неё, воспитанницы Немировича-Данченко. Особенно это противоречие сказалось в постановке "Пробуждения весны" Ведекинда хотя критики ругали не её, а спектакль в целом.

Г-жа Мунт была бы недурной Вендлой, если бы она не старалась подражать не Вендле, а марионетке, имеющей вид Вендлы. Лучшее доказательство этому представила одиннадцатая, кажется, картина — смерть Вендлы. Находясь в горизонтальном положении и прикрытая одеялом, г-жа Мунт лишена была возможности вращаться вокруг своей оси, а нахождение на смертном одре воспрепятствовало г-же Мунт смеяться демоническим смехом и говорить мистическим голосом. И у артистки, которую только смерть сумела освободить из-под ферулы г. Мейерхольда, нашлись правдивые и трогательные интонации и жесты... ("Речь", 1907)

Об этом спектакле существует интереснейшая статья историка Г. В. Титовой из цикла "На пути к условному театру", которую мы настоятельно рекомендуем всем интересующимся.

После 1917-го года

Ольга Михайловна Мунт и Мейерхольд прожили в браке 25 лет, в 1923 году у них уже было двое внуков. Страстная любовь к Зинаиде Райх привела брак Мейерхольда, казавшийся прочным и счастливым, к быстрому и решительному разводу. Менялось всё — страна, люди, театр... рушились старые связи, возникали другие... Екатерина Михайловна Голубева играла на сцене Суворинского театра (Театра Литературно-Художественного общества), который называли "затхлым и чуждым по духу" новому времени. В 1920 году она работала в Народном доме в Петрограде, где удачно выступала в мольеровском репертуаре (Дорина в «Тартюфе», Туанетта в «Мнимом больном»).

Могила Екатерины Мунт находится на Шуваловском кладбище в Санкт-Петербурге.
Могила Екатерины Мунт находится на Шуваловском кладбище в Санкт-Петербурге.

И лишь в 1922 году нашла "свой" коллектив — петербургский ТЮЗ, где и оставалась до 1940 года. Она станет педагогом в студии при театре, по общему признанию — замечательным; получит почётное звание заслуженной артистки. Во время Великой Отечественной войны был разрушен бомбёжкой дом, где жили Голубевы, и Екатерина Михайловна с мужем переселятся в Дом ветеранов сцены, где Андрей Андреевич служил директором. Там они и встретят смерть — она в 1954 году, он — в 1961-м году.

Другие материалы цикла "Забытые имена русского театра" можно найти в нашей подборке "Из истории русского театра"