Продолжаем цикл статей об истории Калуги и области.
Напомним, каждую пятницу в 20:00 мы публикуем исторические очерки о нашем городе, известных земляках и их судьбе.
Все исторические публикации можно посмотреть в разделе История Калуги.
В «Золотом телёнке» Остап Бендер говорит: «Возьмём, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, негде пробы ставить.»
Савин, действительно, был виртуозный аферист, умел пускать пыль в глаза. Он продал Зимний дворец, разводил иностранцев и чуть не стал болгарским царём.
Журналист, краевед Владимир Гиляровский был знаком с ним и писал: «Более 30 лет имя корнета Савина не сходит со столбцов русских, европейских и даже американских газет, помещающих самые невероятные его авантюры.
То корнет Савин открывает новый Клондайк на несуществующем острове и ухитряется реализовать фальшивые акции, то является претендентом на болгарский престол и принимается султаном на Селямлике, то совершает ряд смелых побегов из европейских тюрем или выскакивает из окна скорого поезда на полном ходу... Одно невероятнее другого - и без конца, без конца»...
Свою биографии Николай Савин сочинял на ходу в зависимости от ситуации. Часто уверял, что родился в Канаде в 1854 году, а его матерью была Фанни Савина, урожденная графиня де Тулуз-Лотрек.
На самом деле родился он 11 января 1855 года (по другим данным - 1854 г.) в имении Серединском Боровского уезда Калужской губернии в семье отставного поручика Герасима Сергеевича Савина.
Неугомонный склад натуры Савина толкал постоянно его на авантюры.
Разгульная жизнь
Родители любили сына, баловали. Сначала мальчик находился на домашнем обучении, он имел острый ум, быстро всё схватывал, ему легко давались иностранные языки.
Савин рассказывал: «Очень добрый по характеру, отец мой страшно нас баловал и ввиду занятий по имению и частых разъездов по делам, оставлял нас более на попечении матери и большого штата гувернанток всех наций.
Матушка моя, Фанни Михайловна, известная в Москве своею красотою, была женщина умная, развитая и так же, как и отец мой, замечательно добрая. Она руководила нашим воспитанием сама и ради этого…бросила свои выезды в свет и предалась вполне нашему образованию.
Нас было три брата. Первый, Сергей, был на девять лет старше меня и рос отдельно. Сверстником моим был младший брат Миша, моложе меня всего на три года.
Жила наша семья по зимам в Москве, где у нас был дом у Никитских ворот, а летом - в Срединском, среди роскоши и обилия тогдашней жизни богатых помещиков.
По мере того, как я подрастал, шаловливый характер, проявлявший уже тогда наклонности к буйству и неукротимости, ставил весь штат моих воспитателей и гувернанток все в большие и большие затруднения».
Потом мальчика отдали в лицей в Москве, но однажды там его публично высекли публично, и он сбежал к бабушке. Тогда его устроили в Петербургский Александровский лицей, но его не дала закончить «ненавистная латынь», Савин потерпел фиаско на экзамене.
После этого он отправился на воинскую службу, сначала - в конную гвардию. Но потом был вынужден перейти в лейб- гвардии Гродненский гусарский полк.
Жизнь корнет Савин вел разгульную, одаривал любовниц, выписывал им фиалки из Ниццы, проматывал большие суммы, играл в карты, накапливал долги и выманивал деньги у товарищей по службе. Он говорил:
«Так проходили дни за днями в беспрерывных попойках, кутежах и ухаживаниях за актрисами. Естественно, что познания в военном деле от этого не получалось, и на экзамене в Николаевском кавалерийском училище я провалился, как и все мои товарищи-юнкера.
Образ жизни, который мы вели, требовал денег без меры. Получаемых мною пятисот рублей в месяц отца было очень недостаточно. Явилась золотая нужда, а с нею долги, векселя, бланковые надписи за других и т. д.
За полтора года службы в гвардии, я написал векселей более чем на полтораста тысяч. Кредиторы стали напоминать о себе все чаще и чаще, что заставило меня после неудачного экзамена поехать к отцу в деревню и принести повинную.
Добряк-отец очень меня баловал и, пожурив, заплатил все долги. Но в Петербург уже меня более не отпустил, а заставил подать прошение о переводе меня в Гродненский гусарский полк, где живут скромнее.»
Позже, во время русско-турецкой войны, Савин воевал добровольцем и был ранен под Плевной.
Скандал за скандалом
Скандалы преследовали Савина всю жизнь. То он заказывал у двух разных обувщиков две одинаковые пары обуви. Когда приходил за заказом, говорил, что одни ботинок жмёт и просил растянуть его, а другой забирал с собой.
Деньги обещал заплатить, когда придёт за вторым ботинком. Но, разумеется, не приходил. В гостинице устраивал скандал, якобы его обокрали и оставили без штанов, владельцы отеля сразу возмещали ему ущерб.
А в ресторанах Савин подбрасывал в тарелку таракана, возмущался и получал бесплатный ужин.
В 1874 году скандал разразился в царской семье. У матери Великого князя Николая Константиновича в Мраморном дворце из оклада иконы украли три бриллианта.
Всплыли эти драгоценности в ломбарде, куда их сдал якобы адъютант великого князя Варпаховский. Но вскоре выяснилось, что адъютантом Варпаховским представился Савин.
А кражу якобы совершил сам Великий князь, чтобы подарить бриллианты своей любовнице танцовщице Фанни.
Дамочку выдворили из России, а Николай Константинович был признан душевнобольным и выслан из Петербурга. Имя же Савина даже не фигурировало в протоколах допросов.
Аферист приехал в Париж, где рассказывал про некий революционный заговор во главе с великим князем Николаем Константиновичем, мол деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на свержения Александра II, и якобы Великий князь лично передавал их Софье Перовской.
Фото Савина, сделанное в Гамбургской полиции.
Авантюра провалилась
Некоторое время Савин колесил по Европе. В Болгарии он наобещал правительству французский займ на 100 млн. франков. В благодарность его хотели сделать болгарским царём.
Савин даже отправился в Константинополь, где его представили османскому султану в качестве будущего кандидата на болгарский трон (Болгария тогда считалась вассалом Османской империи). Но авантюра провалилась, его разоблачил парикмахер Великого князя из Петербурга. И Савин бежал.
Потом в Италии он занимался поставкой орловских рысаков для армии. И сначала, действительно, привозил лошадей, но потом, присвоив крупную сумму, исчез.
Шантажировал царя
Несколько раз Савина арестовывали. Владимир Гиляровский писал: «Два года тому назад, как видно из газет, Савин бежал из Нарымского края, преважно разгуливал по Москве, явился в свое бывшее калужское имение и, наконец, кажется, в Боровске был арестован и препровожден в Томск, где и судился окружным судом, а оттуда был переслан в Эстляндию этапным порядком, снова судился в Митаве по новому какому-то делу….выглядит больным, плохо одет и, по-видимому, сильно нуждается».
Когда Савин написал книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного», 5 марта 1911 года его под арестом доставили в Санкт-Петербург. Приговор был суров - вечная ссылка в Иркутской губернии. Савин же шантажировал царя компроматом:
«Если эта моя книга не желательна, не угодна русскому правительству, то пусть оно ее у меня приобретет. Я ведь не революционер, а писатель, живу моим пером и продаю мои произведения, - значит, следовало со мной сойтись, а не деспотически гнуть в бараний рог…
Тем более, что это не даст никакого благоприятного результата, не принесет пользы, а наоборот заставит меня высказаться еще явственнее, дополнить то, что я думал сократить… А я знаю не мало…»
Крупная сделка
После Февральской революции аферист был освобождён, как считается, по просьбе его друга Александра Керенского.
Рассказывают, что в 1917 году Савин был начальником караула Зимнего дворца и умудрился «продал» дворец богатому американцу. Получив деньги, исчез, оставив на купчей приписку: «Дураков не сеют, не жнут».
Потом аферист жил в Японии, затем - в Шанхае, там продавал иностранцам поддельные манускрипты, собирал деньги якобы на издание газеты. Умер в 1937 году в больнице для бедных от цирроза печени.
Савинская свадьба
Под именем графа Тулуз-де-Лотрек Савин женился на состоятельных дамах. И бросал жён, как только получал от них деньги. Сам он писал: «Живя в Англии, я там в 1899 году женился на англичанке, урожденке Канады, miss Mary Vervoorth…. После этого вернулся с женой на нашу родину - Канаду, где родился наш ребенок, дочь Клара-Льян Фани Фиктория де Тулуз-Лотрек-Савина, 4 октября 1900 года в г. Монтреаль».
Современники описывали его так: «В обществе среди женщин Савин был поразительно интересен и мил: немыслимо было дать ему 50 лет…. Каждый день у него были все новые проекты, и с каждым днем я убеждался все больше и больше, что он пережил себя и что от кандидата на болгарский престол остались только жалкие остатки.
Все эти проекты страдали полным отсутствием здравого смысла, отзывались полным незнанием условий современного сыска. Раз он просил меня разменять среди бела дня в Credit Lyonnais на 24 тысячи франков купонов от давно несуществующих акций. Чтобы его утешить, я ушел с купонами, посидел в кафе и пришел назад, будто не приняли.
Другой раз он хотел в ломбарде заложить золоченые часы за золотые. Мне прямо было жалко смотреть на него. Очевидно, когда-то он обладал даром подчинять людей своей воле, импонировал им своей личностью, но все это выдохлось, остались только потуги. …
Замечательно, что все его трюки основаны на человеческом легковерии и большею частью необычайно просты; только в былое время они были просты до гениальности, а теперь просты до наивности.
Я всячески разубеждал его, доказывал, что дураков на свете мало, что уже не те времена и т. п. Он возмущался современной дряблостью и отсутствием любви к риску, а иногда задумывался и говорил: «Правда, теперь уже все не то»...
Любили его все в нашем кружке страшно, большинство не зная, что такое Савин. Ни одна наша пирушка не обходилась без него.
Носились с ним, как с писаной торбой, даже дамы наши ему конфекты таскали, а одна художница писала его портрет и целый месяц была «графиней». Устроили в Morice свадьбу, я говорил речь, взвинтился, стал в лирическом тоне говорить о прошлом и болгарской короне… Савин встал, хотел что-то сказать - и расплакался.
Надо заметить, между прочим, что он пьет очень мало и только шампанское или очень хороший коньяк, да перед едой рюмку «русской» - из патриотизма. Потом Г. прочел горьковскую «Песнь о Соколе», и все это было удивительно кстати.
Все были тронуты, а французы за соседними столами не могли понять, что за торжество у artistes russes, и стали пить за наше здоровье. Даже англичане за своим Heidsick’ом стали шевелиться и подавать звуки. Славный был вечер, хотя и в 4 часа утра.
У меня еще хранится счет с надписью «Савинская свадьба».