По вещам, хранившимся в старом деревенском сарае, можно было отследить жизнь нескольких поколений. Входная дверь открывалась увесистым добротным ключом, вставлявшимся в кованый навесной замок, в правом нижнем углу этой двери был заколоченный вырез- место, через которое куры и гуси ранее выходили во двор. Внутри сарая сказочно пахло сеном, хранившимся на чердаке, или, как его называла бабушка, сушилке. Глубокий погреб, состоящий из кессона и обильно накиданной сверху земли был похож на одногорбого закопанного верблюда, в чреве которого наряду с картошкой, морошкой, солониной в банках лежали куски льда, заготовленные зимой и не таявшие аж до июня. Сохранённый урожай спасал большую семью от голода в послевоенные годы и был верным другом и помощником, когда в семье было недостаточно средств, но заготовки были всегда, потому что с самого раннего детства моя мама и ее братья и сестры (в семье было шестеро детей), были приучены к труду и все их лето проходило на огородах, сенокосе, в лесах, и никто не представлял, что может быть иначе.
У одной из стенок сарая стоял старый дореволюционный комод с чуть рассохшимися ящиками, внутри которых находился всякий хлам от линз для очков, механических бритв до газет и журналов. За комодом стоял мотоцикл “Иж”, один из первых флагманов этого завода, купленный дядей Юрой, старшим братом моей мамы, и ожидавший своей участи, так как его хозяин давно переехал в город. В сарае в огромном количестве находился различный садовый инвентарь: грабли, косы, лопаты, вилы, мотыги. К инструменту в семье всегда относились бережно и поддерживали в рабочем состоянии- никаких люфтов и болтающихся наконечников, то, что должно было быть заточено-было заточено.
Однажды, если память не изменяет, мне на тот момент было не более пяти лет, мы в очередной раз пошли с бабушкой в сарай за картошкой, я обнаружил у дровяника накрытое брезентом колесо. Пока бабуля лазила в погребе, я снял брезент и увидел старый велосипед “Орленок”. Велик имел сдвоенную раму, потертую посередине, руль с дребезжащим звонком, кожаное сидение испытало груз нескольких хозяев и было прилично затертым, колеса спущены. Этот велик стал моим первым конем и запомнился на всю жизнь.
Участь обучать новичка езде на велосипеде выпала моему крестному Вите по просьбе бабушки. Он держал за седло и бежал рядом, я крутил педали, в какой-то момент он отпускал, ничего мне не говоря, я проезжал несколько метров и когда понимал, что никто не держит, терял равновесие и падал. О количестве синяков на локтях и коленях можно и не говорить, и так понятно, но желание ездить купаться на озеро на великах с пацанами оказалось сильнее, поэтому я стал пытаться учится ездить один, подтаскивал велик к лавочке, садился, отталкивался и начинал движение, падал и так несколько повторений до тех пор, пока однажды мне удалось проехать вокруг футбольного поля одному и почувствовать уверенность в движении.
Орленок можно смело отнести к нашим семейным реликвиям. Первыми его опробовали мои дядьки- старшие братья мамы, потом мама с тетей Тоней, ее младшей сестрой, потом мой боевой двоюродный брат Валя, и дошла очередь до меня.
В начале 2000-х все сари в деревне погрели вместе со скарбом, хранившимся внутри, нет уже той огромной страны, которая называлась СССР, мало кто косит сено и сажает картофель... Много лет прошло с тех пор и много изменилось, но мне все же хочется закончить свой рассказ на оптимистической ноте, потому что я вижу, что мы начинаем понимать, что кушать пластиковые продукты — это вредно для здоровья, что в крупных городах нет нормального свежего воздуха, нет лесов, и что в интернете можно найти почти все, но не найти самого главного- в нем нет души и тех непередаваемых добрых ощущений родом из детства, которые в моей памяти оставили старый сарай, погреб, мотоцикл “Иж”, и, конечно, велосипед “Орленок”.