Я все думала после попросту бесконечного массива сме.тей полутора лет и сразу нескольких смертей февраля, что значит, так сказать, и что дает «смерть».
Все маялась окаянно - все не могла сформулировать. Но, заблудившись на Ваганьковском кладбище, из исследовательского любопытства ринувшись искать расстрельные участки 1930-х, я вдруг страшно, кочевО испугалась.
Ни души, кругом звенящая тишь, аллейки и проходы разом исчезли, квадратами вокруг - криво расчерченные, заросшие могилы, сломанные кресты, оставленные на целые десятилетия участки. Свет есть, но он кажется абсолютно размытым, блеклым, рассеивающимся клубами на фоне яркой, заметно землистой черни троп, давящей серой массы плит.
И меня вдруг пробило - «с.ерть» это отсутствие отклика, любого отклика, грозящее …пробоиной пустоты.
Все живое тайно требует отклика - ищет, находит, ждет его… Дрожит у тебя в руках, как беззащитный, плоский лист чего-то там, никак не безличный, - полный веского ожидания, влекомый и влекущий. Все живое тянется к «ответу», настаивает на отзвуке, отражении, реакции и включении.
Прочее - минимум миниморум.
Но см.рть соединяет несоединимое - она дает якобы единственно возможный, по твердости гробовой, ответ на «всё про всё». Провал в законченность какой-то беспутной жизни, поскольку мертвое как-то даже хитроумно, оплошно и неумело живет, но жизни, не направленной ни на что «внешнее» по отношению к самой смерти, к грандиозному отсутствию в ней наималейшего «адеквата». Есть, конечно, в сме.ти высшее, неумолимое совпадение формы и содержания, суть которого - «отныне» не жди ответа.
Такова, наверно, знаменитая «необратимая точка» (с) Кафки, к которой редуцируется все различное, все отливающееся в неотвеченный вопрос…
Но главное в ней - пустота на месте дистанции, в жизни создавшейся притяжением и отталкиванием, разнообразной, многоликой взаимностью, пусть и трудной.
Это втягивающая в себя неуправляемая пустота, в которой «порядок вещей» превращается в «груду» лишенных предназначения и смысла - и посему комических - предметов, в которой началом становится уничтожение, а конца точно не предвидится, - конца и края нет…
Пустота - это отклик, который никогда не связан с вопросом, отклик, который ДЕСПОТИЧЕСКИ перемалывает вопрос, переносит его в плоскость изначального непонимания или изначальной решенности.
Тот отклик, который есть и которого никогда не будет.
Он есть - и ты его не принимаешь, поскольку знать не знаешь, не понимаешь и не хочешь понимать, с какого входа, конца входят к деспотам…
И там, в Ваганьково, я поняла - это не тишина и не отсутствие «живой» жизни, это предложение считать отсутствие отклика сутью человеческой судьбы.
Так вот, нет, фиг.
Нет - и все, подумала я.
И, совершенно по-собачьи отряхнувшись, отправилась по делам, вихляющей походкой корги или немецкой овчарки.
Ирина ВАРСКАЯ