Примерно спустя час, он вталкивал Наташу в свою квартиру.
- Эй, Надежда! - крикнул он с порога.
Сестра вышла с кухни в цветастом фартуке
- Чего ещё? - спросила она, а потом увидела Наташу и воскликнула: - Ой, гости то у нас какие?
- Да-да! - Терещенко быстрыми движениями засунул Наташкину сумку в стенной шкаф в коридоре, потом поправил козырёк фуражки и назидательно, но со своей заразительной улыбкой сказал сестре: - Ты, Надежда, покорми её. А то она, небось, двое суток уже поститься... после монастыря.
Егорова на это вскинула вверх брови.
- Наташенька, давай пройдём в кухню и ты там мне расскажешь, что у вас дома приключилось-то? Сашка мой не в себе который день... Переживает за вас за всех. Пойдём, там и поедим, - Надежда уводила Егорову в кухню.
- Вот-вот! Посекретничайте, а я пошёл. На работе, небось, уж хватились, - и Терещенко отправился к двери, но Наташа вернулась из кухни и подошла к нему, ухватившись за рукав его форменного кителя.
Он обернулся к ней.
- Саша, не говорите пожалуйста отцу, и вообще, там на работе, что я у вас. Никому не говорите, где я. Пусть думают что уехала, ладно? - и она умоляюще посмотрела на майора.
- Никому не скажу, обещаю, - наклонившись к ней, ответил Терещенко. - Буду молчать, как партизан!
Он задорно улыбнулся и похлопал Наташку по спине: - Ну, в общем, вы сидите тут, а я вечером вернусь и тогда решим, что делать дальше.
И Терещенко, хлопнув дверью, вышел из квартиры. Вскоре под окном завелась машина и, взвыв мотором, понеслась по Азовской улице на Загорянку-18.
Егоров был у себя в кабинете, когда после обеда ему позвонила из Шатрово жена.
- Алёша, ты почему к нам Наташу не отпустил? Говорил, что она сегодня приедет, и где она?
Эта новость полковника убила. Он медленно поднялся из-за стола, расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки и хрипло произнёс:
- И ты звонишь мне только сейчас?
- Я ждала её всё утро, думала электрички не ходят. Теперь соседи пришли со станции и сказали, что поезда из Приморска идут и все по расписанию. Вот я и звоню тебе. Дома же у мамы телефона нет, я из автомата с улицы, а он тоже работает плохо... Что опять у вас случилось-то?
- Ничего, не волнуйся, сам не могу понять. Дай с мыслями собраться... Я тебе через час перезвоню, к вашим соседям Сизовым. Будь у них.
И Егоров громко хлопнул по аппарату телефонной трубкой.
- Господи, ну что это за ребёнок? - воскликнул он и нервно передёрнул плечами.
Терещенко в начале четвёртого вернулся из порта, довольный прошёл в свой кабинет и вызвал к себе Истомина. Они о чём-то долго совещались, после Слава взял какие-то бланки и собрался ехать по заданию майора в одну из воинских частей. В эти дни шли совместные проверки службы безопасности военных гарнизонов и УВД готовило соответствующие документы для отчётности. Егоров знал, что у майора сейчас в ходу будничные, обычные бумажные дела. Он вышел в коридор, когда Истомин уже покинул кабинет Терещенко и подозвал жестом к себе. Слава подошёл.
- Что у вас тут? - спросил Егоров и взял у Истомина собранную для работы в гарнизоне папку. - Куда едешь?
- Вот адрес, - и Слава открыл титульный лист, где на бланке красовался номер воинской части.
- Понятно... А, что там Терещенко делает? Не знаешь, не собирается он никуда ехать? - как бы невзначай, спросил полковник.
- Нет, он на месте, работает за столом. Он уже приехал из порта недавно, документы туда возил, - ответил Истомин.
- И всё?
- Всё.
- Спокойный, говоришь?
- Да, всё в порядке... Что-то не так?
- Нет, всё так. Иди, выполняй задание майора.
Истомин, пожав плечами, стал спускаться на первый этаж.
Егоров заметно нервничал, он стал часто выбегать из своего кабинета, не находя нигде покоя. У вышедшего вскоре от Терещенко лейтенанта Коломийцева он тоже спросил, что сейчас делает майор.
- Сидит на подоконнике, - был ответ под саркастическую улыбку Игоря.
Он так любил вычитывать протоколы и про эту его манеру знали в УВД, поэтому Егорова такой ответ ни чуть не удивил.
- Ехать никуда не собирается? Не знаешь? - полушёпотом спросил полковник.
Коломийцев удивился не столько вопросу, сколько интонации, загадочно-таинственной, с которой этот вопрос был задан. Он отрицательно замотал головой.
- Нет. Никаких указаний на этот счёт не имею, - был ответ.
- Ладно. Иди, исполняй свои поручения.
Егоров вернулся в свой кабинет, но дверь уже не закрывал. Он специально сел напротив открытой двери, чтобы видеть кусок коридора, откуда просматривался кабинет майора.
"Где же она? - стучало в голове. - Где эта эгоистка опять бегает? Вот она, доченька!" Егоров плеснул из графина воды, но не успел поднести стакан к губам, как дверь у Терещенко открылась и он быстро пошёл к лестнице. Алексей Михайлович - за ним. Он шёл крадучись, на расстоянии, чтобы майор не смог его расшифровать. Нёс в руках ненужную, пустую папку и зорко наблюдал за Александром, который направился в архив. Там долго и весело о чём-то шептался с сотрудницей Тамарой, чей муж работал здесь же при гараже служебного транспорта, а потом вышел с найденной и нужной ему для дела справкой и спокойно отправился обратно. Слежки полковника, он так и не заметил.
Егоров не знал, о чём говорить жене. Он долго держал в запотевших ладонях телефонную трубку, и всё-таки, как и обещал, набрал нужный номер. Разговор у Егоровых состоялся неприятный. Жена Светлана обвиняла его в случившемся и обещала завтра к вечеру вернуться в Приморск.
- Что же делать? Ну, где она на этот раз? - спрашивал он у себя вслух.
Жена волновалась, сотрудники думают, что Наташа в Шатрово. Именно так он им преподнёс с утра эту информацию. А Терещенко думает так же? Егоров был не уверен, глядя на его спокойное лицо. Может быть он, что-то знает? Но подойти к майору с этим вопросом, он не смел. И Андрей сидел у себя в кабинете спокойно, даже не вошёл сегодня к нему. Что это, равнодушие с его стороны? Или взял на заметку просьбу полковника, больше с Наташей никаких дел не иметь. "Нет, не может быть! Андрей не такой парень, чтобы так вот отступить," - думал про себя Егоров. Тайком, обзвонив снова всех своих друзей и знакомых, полковник к семи часам вечера понял, что его дочь домой сегодня опять не вернётся. Очень крепкой оказалась её обида на отца. "Это буря в стакане воды, Алёша! - кричала сегодня в трубку на него жена. - И вот из-за своего самомнения и каких-то дурацких твоих принципов, ты уничтожил хорошее отношение к себе со стороны собственной дочери. Ты понимаешь это?"
Он понимал и, видимо, в тот день, когда стал отчитывать Наташку, гордость взыграла, а это дьявольский инструмент. Но он, почему-то, поддался на его звуки. Что это, амбиции? Отцовская спесь и ревность? Хотел сохранить своё доброе имя, честь фамилии? Какую честь? Что это было с ним? Прозрение пришло, но как он и сам понимал, очень поздно.
Около девяти часов вечера, как и обещал, перед уходом сестры на работу, Александр Терещенко пришёл домой.
- Кормить будете? - весело спросил он с порога.
- Там на плите каша в кастрюле. Я ухожу сейчас, так что, Сашка, давай сам, ладно? - ответила Надежда.
- Принято!
Он снял в коридоре фуражку и китель, расстегнул манжеты на форменной сорочке и отправился в ванную мыть руки.
- Наташ, он тебя проводит, ты не бойся, а сам пойдёт опять в УВД, там сидит до поздна с ребятами в дежурке. Это так всегда делает, когда я в ночную смену ухожу. Дома не привыкнет никак один, - шептала Егоровой на ухо Надежда, пока брат не слышал.
После этих слов Наташа, в который уже раз за сегодняшний вечер, взглянула на портрет Алёшки в траурной рамке.
- Да-да! - поняла её взгляд Надя. - Не успокоится никак. С виду-то он, вон какой, бравый да весёлый, а душа-то плачет...
И надежда смахнула набежавшую слезинку с ресниц. Наташу, аж пот прошиб. Она, наконец-то, стала понимать натуру своего начальника. Он не мог всего себя выставлять напоказ. Его горе было глубоким, раны ещё не зажили до конца, и вряд ли заживут когда-нибудь, он считал виноватым себя в гибели сына, что не доглядел, мало внимания уделял из-за своей беспокойной работы. Но это горе не должно быть ещё чьим-то, оно только его. Вешать на других людей свои проблемы и невзгоды, было не в характере этого человека. Он прекрасно знал, как к нему относились коллеги, что его всегда за спиной осуждали за бурное прошлое, сплетничали, говорили о нём всякие глупости, но Александр на это никогда не обижался, никогда ни с кем не выяснял отношений, не сводил счёты относительно своей чести и достоинства, одним словом, никому и ничего не доказывал и не оправдывался.
- Оправдывается только виноватый, - любил он повторять и улыбался при этом.
Теперь Егоровой было понятно, она узнала, как достаётся ему такая задорная улыбка. Вот таким он и был, майор Терещенко, а ещё на его письменном столе она нашла поэтический сборник самых известных русских поэтов 20 века. Наташа открыла книгу на заложенной карандашом странице. Там были стихи Анны Ахматовой. И это тоже читает майор? - стоял вопрос в её глазах, или это Надя увлекается? Но книга лежала на его столе, в его комнате и у Егоровой, поэтому, отпали всякие сомнения.
Когда в десятом часу вечера они вместе вышли из его дома и отправились в сторону Наташкиного адреса, она попросила зайти в парк и посидеть там немного на любимой лавочке под низкими фонарями. Терещенко согласился.
Шли долгие, томительные минуты, А Наташа всё не могла начать с майором нужный для неё разговор, он спросил первый:
- Ты хочешь, что-то у меня узнать? О сегодняшнем дне на работе?
- Это тоже, но потом... - она подсела к нему поближе, отодвинув от себя свою пузатую сумку. - Расскажите мне об отце, пожалуйста! Получается, я совсем его не знаю, в отличие от вас, Саша. Вы уже начали, тогда в такси, давайте продолжим, пожалуйста! - чуть сдавленным голосом, попросила она.
Терещенко пожал плечами:
- Ладно, слушай, имеешь право знать... Ты, наверное, о войне услышать хочешь? Но я тоже знаю не всё. Они с Султановым скрытные, на этот счёт не много рассказывают.
- Разве отец и Евгений Петрович не здесь познакомились?
- Нет, ещё на войне.
- Вот это да-а! Я и не знала, - Наташа в темноте парка пыталась разглядеть лицо майора.
Но вот зажглись фонари, парк стал заполняться прогуливающимися парочками, женщинами с детьми и просто прохожими, идущими по своим делам или с работы, спешащих на трамвайные остановки.
- О войне - это страшно, это не для девушек и женщин. Может, не надо? - спросил он тихо и она настойчиво ответила:
- Надо!
Из рассказа майора получалось, что отец её был москвич, а перед войной вместе с сестрой Тоней, был отправлен на летние каникулы в Украину. Потом их там застала война, но домой отец не вернулся, он остался санитаром в одной из воинских частей. С этой частью ещё мальчишкой воевал под Харьковом, потом попал в окружение, выносил с поля боя раненых бойцов и сам был неоднократно ранен и контужен. Последний раз это случилось уже в 1944 году, когда ему исполнилось пятнадцать лет, его тогда же в полку и в комсомол приняли. Вместе с наступающими частями он дошёл при медсанбате до Карпат и его чуть не убило под Черновцами осколком мины. Пока лежал в госпитале, его армия перешла государственную границу и вышла на территорию Румынии. Так он и остался в Карпатах. После госпиталя его забрала к себе семья школьного учителя в один из горных хуторов. Его сын, Женька Султанов, тоже работал санитаром в том месте, где лежал раненый Алексей Егоров. Так они познакомились и подружились и в августе Алёшка переехал к Султановым, выйдя из госпиталя. "Ты комсомолец, нам помощь нужна таких вот активных ребят, - говорил Пётр Султанов, - новую школу будем строить в селе, старую фашисты сожгли, а меня назначили её директором."
- Так твой отец в их семье и остался. Родителей в Москве уже не было в живых. Отец его, твой дед, милиционер, погиб во время войны, - рассказывал Терещенко притихшей Наташе. - Наших войск в их селе не было на тот момент. Они дальше двинулись. Оставался лишь небольшой гарнизон и связисты, где-то на дальнем хуторе за рекой... И вот в сентябре 1944 года на их село с гор напала банда Кузьменко. Это было чудовище, а не человек. Пётр Султанов, как только услышал выстрелы ночью, сразу разбудил своего сына Женю и твоего отца, отправил их за помощью в гарнизон. Там ещё у них какие-то мотострелки стояли... Ребята побежали к ним и наткнулись на засаду, село уже бандеровцы окружили. Отца твоего ранили, но он всё-равно убежал, добрался каким-то чудом до наших за рекой и поднял всех в ружьё. А Женьку бандиты поймали.
Терещенко замолчал. Было видно, что ему тяжело даётся этот рассказ. Он замотал головой, будто отгоняя страшное видение, но потом посмотрел на Егорову и продолжил:
- Пока отец твой шёл с пограничниками и мотострелками, по дороге завязывали бой с наступающими бандитами, там в селе бандеровцы зверски расправились с мирными жителями. Семью Евгения Петровича с жестоким садизмом уничтожил бандит Доротный, подручный Кузьменко. Как это было? На глазах у Жени он заживо сжёг его отца, директора школы. Парня специально привели в чувства, так как уже раненого притащили в село, и заставили смотреть. Его отца, даже страшно говорить, Наташка... Сильно избитого положили на пустую подводу, сверху завалили сеном, облили бензином и живого сожгли... Потом Доротный растерзал мать и младшего брата Евгения Петровича. Его брата Васю, которому было всего шесть лет, Доротный гвоздями прибил к школьным воротам. Мальчик висел, истекая кровью, пока не умер, а мать была рядом и всё видела... Потом убили и её, а Женю повесили на старой яблоне, как виноватого в том, что он был комсомолец, но сук не выдержал и оборвался, - Терещенко замолчал, он снял фуражку с головы и провёл ладонью по влажным волосам и вспотевшему лбу.
Наташа сидела рядом и закрывала лицо ладонями от страха. Всё, что она слышала сейчас не укладывалось в её нормальное сознание - это было чудовищно, невероятно и неестественно.
- Боженька, миленький! - говорила она сквозь лившиеся слёзы. - Как же Евгений Петрович выжил?
- Он сорвался с ветки, а потом Кузьменко приказал добить его из обреза. И какой-то молодой парень выстрелил ему в грудь в тот момент, когда от реки уже стали подходить наши мотострелки... Отец твой рассказывал, какой ужас они увидели, когда вошли в село. Евгения Петровича нашли уже почти мёртвым с верёвкой на шее под яблоней. Твой отец упал на него, потом прислушался, а сердце билось... Наш Султанов чудом выжил и стал сиротой, как и твой отец, - майор глубоко вздохнул, набираясь сил для дальнейшего разговора. - А теперь в одном из дел всплыло имя этого бандита Доротного, который после войны смог сбежать за границу. Но по имеющимся данным, теперь он находится на территории СССР.
- Получается, что актриса Паулус, которой тогда по непонятным для меня причинам заинтересовался мой отец, и есть дочь того самого Доротного? - слёзы Наташи просохли, она сейчас широко-открытыми глазами смотрела на Терещенко.
- Да, это так! - заключил майор. - В Москве им эту информацию подтвердили. Пришёл ответ на запрос из архива.
- Теперь мне всё понятно. И молчанки их эти, не желание говорить всё до конца, и поездка в Москву, где, должно быть, отца попросили не вмешиваться в ход поисков государственного преступника... Ой! - Наташа снова спрятала лицо в ладони.
- Это для них очень тяжело всё, для обоих. Одни воспоминания эти, чего стоят!.. Ведь после того, что увидел в селе твой отец, у него начались припадки. К двадцати годам они прекратились, он пил специальные лекарства, но потом дали о себе знать, вот такими приступами неконтролируемого гнева, или ярости. То, о чём я тебе и рассказывал вчера, когда в машине ехали. Поняла теперь? Что не стоит на отца обижаться? Вообще его слова, когда он в таком состоянии, в серьёз воспринимать не стоит, - и наклонившись к ней, тихим, вкрадчивым голосом добавил: - А ты так себя ведёшь! Из дома бегаешь...
Она подняла на Терещенко влажные от слёз глаза:
- Но я же, ничего не знала, Саша! - и она тихонько заплакала, уткнувшись в его плечо.
- Вот и сейчас, просидели с тобой в парке допоздна... А уже скоро одиннадцать будет, между прочим, - напомнил ей майор, - твой отец там один в пустой квартире уже, наверное, с ума сошёл.
Наташа всхлипнула.
- И как я теперь пойду, мне стыдно, - сказала она сквозь слёзы.
- Ну, и что нам с тобой теперь делать, Наташка? - спросил Терещенко.
- Я пойду, но только с вами, - и она поднялась со скамьи.
- Ладно, уже пошли! - он укоризненно взглянул на Наташу, взял сумку из её рук и пошёл вместе с Егоровой к дороге.
Они снова, как и вчера, поднялись на четвёртый этаж в полной темноте. В подъезде не горел свет, что-то случилось с проводкой. Наташа, как и вчера, толкнула дверь в квартиру, и она открылась. Войдя в коридор вместе с майором, она остановилась у порога:
- Я боюсь, - призналась она.
- Кого, отца боишься? - переспросил Терещенко и прислушался. - Тихо. Никого. Пойди, проверь!
Он опустил сумку возле вешалки, подальше отодвинул её ногой, а Наташа на цыпочках пришла в родительскую комнату. Егоров спал при свете ночника, спокойно посапывая во сне. С ума он не сходил, он уже не мог ничего соображать. Он пришёл домой и от напряжения последних дней, просто физически отключился. Даже дверь не запер. Наташа быстро вернулась к Терещенко:
- Спит, - прошептала она.
- Ну, я тогда пошёл, - и он на цыпочках шагнул к двери.
- Стой, куда? - Егорова схватила его за плечи.
- Ты чего, Наташка? Не понял! - он развернулся к ней лицом и прижался спиной к стене у вешалки.
- Не пущу! Я боюсь его!
- Так, спит же!
- А проснётся?.. Я, между прочим, знаю теперь всё. Спать пойдёте в свой кабинет или в дежурку.
- Нет, Егорова, не угадала, - наклонившись к её уху, шепотом заговорил Терещенко. - В парке останусь, под фонарём на лавочке, - и он тихонько рассмеялся.
- Никакой лавочки сегодня. Постелю вам на диване в большой комнате, оставайтесь!
- Да, ты что?! - он стал Наташку от себя отпихивать, но она напирала. - Егорова, счас закричу, не приставай!
Наташка изо всех сил схватила его за плечи и стала толкать в большую комнату. Сопротивляться он не мог, силы были не равны и Терещенко, обладая мускулатурой, смертоносной для женского пола, понимал, что сделает девушке больно, если предпримет настоящую атаку, и он по-джентльменски сдался.
- То-то же! - заключила Егорова и достала из шкафа большое полотенце. - Вы сейчас идёте в ванную, а я тут постелю вам постель на диване. Ну, же!
Её громкий шепот и возня в коридоре, а потом в комнате разбудили полковника. Он перестал сопеть и развернулся на кровати, но сон снова окунул его в свою притягательную бездну, и он опять ровно засопел. В комнате в это время притихли и замерли. Оба прислушались к возне в спальне, а потом Наташа прижав палец к губам, стала толкать Терещенко из комнаты и запихивать в ванную.
- Наташка, ну ты чего?! - Терещенко сквозь смех, стоя на пороге ванной с полотенцем на плече, погрозил ей пальцем. - А, если сбегу?
- Куда? На лавочку под фонарём? - Егорова прыснула в кулак.
Александр рывком стянул с головы фуражку и запульнул ею в Егорову, и тут же закрылся в ванной, чтобы ответка не прилетела. Наташа боялась засмеяться в голос на его ребяческий жест, она зажала рот ладонью, подобрала фуражку с пола и повесила её на вешалку в коридоре. Вернулась в комнату и стала стелить постель для своего "телохранителя".
Егоров проснулся в два часа ночи, как от толчка. В груди бешено колотилось сердце. Он стал припоминать, что сквозь сон слышал в квартире посторонние звуки и вспомнил, что даже не закрыл дверь на ключ, когда ложился спать, точнее, упал и провалился в тяжёлый сон. Он резко сел на постели, на лбу от охватившего волнения, выступила крупная испарина. Горел ночник, было тихо. Но ведь это был не сон, он явно слышал, что в квартиру кто-то вошёл, но не смог подняться.
Алексей Михайлович встал с постели и, осторожно выглядывая из своей дальней комнаты, вышел в зал. В его мутном сознании ещё теплилась надежда, что это Наташка пришла домой. Или, на худой конец, влезли грабители? Но на диване, вместо предполагаемых его фантазий, спал... Терещенко! Егоров замер. Это что, сон, что ли? Он замотал головой. Нет, явь! Алексей Михайлович протёр глаза. Ну, да! В свете уличных фонарей, которые заглядывали в окна четвёртого этажа, бросая в комнату свои косые жёлтые лучи на стены и потолок, хорошо были различимы на подушке его белокурые, волнистые волосы. Егоров кинулся в комнату Наташи. Ну, вот и она, спит спокойно на своей кушетке. Отец прислушался к её ровному дыханию и глубоко вздохнув, начал успокаиваться и приходить в себя. Через пару минут, немного постояв в нерешительности, Егоров снова подошёл к дивану и легонько коснулся плеча Терещенко:
- Эй!.. Ты где её нашёл?
Александр не спал, он слышал, как Егоров вышел из своей комнаты, как он ходил к Наташе, но притворился спящим в этот момент. А теперь, чего уж? Он чуть отодвинулся от стенки и, не поворачивая головы, коротко ответил:
- В порту!
А потом снова подвинулся ближе к спинке дивана и накрылся с головой Наташкиным пледом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.