На Колыме Владимир заметил, что рабочие, приехавшие сюда на заработки, работают намного лучше, чем работали на его родине, в шахте, местные шахтёры. Его земляки, имевшие свои личные подсобные хозяйства, не очень горевали, когда им закрывали тариф без премии, и даже ниже тарифа.
- Ничего, - успокаивали они себя, - в этом месяце не получилось, авось в следующем месяце план выполним.
Здесь же за план рвали не только глотку, но и спецовку, здесь была в ходу зековская поговорка "Лучше сдохни сегодня ты, а я подожду до завтра". Здесь все хотели жить сегодняшним днем и работали намного лучше, чем на материке. Все они приехали на заработки и стремились заработать. Были выпивохи, были прогульщики, но после загула они работали и доказывали, что все установленные нормы выработки - это все занижено и рассчитано на средне-ленивого человека, а не на добросовестного трудягу. Все боялись одного, - с горяча не дать слишком много, чтобы не увеличили нормы выработки, поэтому смена просила Владимира: - Мы, Владимир Константинович, тебе набурим два месячных плана, а, если надо и больше, только делай так, чтоб план нам не повышали, делай нам премию, и можешь самую чуточку больше, лучше мы всё возьмём в апреле, когда бурение заканчивается.
Если бы нам платили за работу, а не за план, то мы бы, Владимир Константинович, работали и не распивали чаи, а так, извини, что иногда мы делаем вид, что бурим.
Когда они с ним познакомились поближе, он для них стал Владимиром, Володей, и он их стал называть по именам. Они поверили ему, он верил им и делал всё, чтобы нормы не повышали. А для этого пришлось посидеть в свободное время за изучением состава работ, и норм времени. Оказалось, что на многие виды работ нет норм и расценок, и тогда он стал все это оплачивать по тарифу.
- Володя, это же мелочь, - возмущалась Галина Ивановна, читая его акты на дополнительную оплату.
- Мелочь, Галина Ивановна, но это деньги, а деньги - это такая приятная штука, что чем их больше, тем во столько же раз лучше.
Если она сомневалась в объёмах, то он ей тут же доказывал их, актами и документами, на взрывные работы.
- Тебе бы, Владимир Константинович, не мастером работать, а ревизором, - возмущалась она, когда он в очередной раз доказывал ей свою правоту.
- Чтобы быть ревизором, Галина Ивановна, нужно знать и изучить все тонкости производства, что я и делаю, - чтобы уметь туфтить так, что даже ты, Галина Ивановна, не могла поймать меня на этой самой туфте.
Сам Черняк после нового года перестал его замечать, он уже не иронизировал, не возмущался, а однажды спросил: - Товарищ Коршун, скажи откровенно, сколько времени собрался здесь работать?
- Если честно, товарищ Черняк, то не более тридцати одного месяца.
- Что так? Работа не нравится, зарплата?
- Зарплата. Мои товарищи, на материке, уже сейчас с премиальными зарабатывают больше моего. Раньше времени неудобно уезжать, но после отработки я уеду. Такие мои планы, товарищ Черняк.
- А если начнут повышать?
- Зачем мне ваш пост и вашу должность, зачем мне ваши заботы с оплатой вполовину меньше, чем вам? Мне нужен опыт работы с людьми, а не должность.
В марте месяце часто шёл снег, временами пуржило, временами и морозы усиливались, но весна шла и в апреле, во второй половине снег стал проседать, плотнеть и напитываться влагой. На солнцепёках появились проталины, куропатки уже целый месяц садились на лиственницы, а самцы вели бои за самочек на токах.
К очередной годовщине рождения Ленина, отрапортовали о выполнении плана по подготовке песков, к промывочному сезону. Последний раз на участке прогремел массовый взрыв, и все переключились на подготовку и монтаж промывочных приборов. Предстоящий, сезон, как и все предыдущие, обещал быть напряженным и трудным, но доблестным и героическим.
Праздник Первомая был последним большим праздником, после которого наступало без праздничное полугодие. Следующие танцы до утра, должны быть на 7 ноября, поэтому женщины поселка ждали Первомай и готовились к нему заранее.
По сути дела, вся Колыма жила ради этого полугодия. Полгода готовились, чтобы дать металл, но из полугодия, добычей металла, занимались, максимум, четыре месяца. Срок добычи зависел от воды, которой до 15 мая обычно не было, и которая диктовала об окончании промывки уже к середине сентября.
Формировались экипажи на бульдозеры, бульдозеристы готовили технику к работе,- подтягивали гайки, смазывали, регулировали лебедки и всеми правдами и неправдами запасались запчастями.
Костяк в коллективе был, а недостающих рабочих должны набрать, как временных, в мае месяце.
Когда геолог объяснил Владимиру принцип работы промприбора, он удивился: - это же драга, только неподвижная!
- Конечно, - согласился Борис Павлович, - скруббер - это, как и дражная бочка, ведёт разделение песков по крупности. Мелкие пески, содержащие золотники проваливаются в дырки, и с водой поступают на колоду, а крупная фракция - галька идет в отвал. Функцию дражных черпаков, и дражной цепи, здесь выполняет ленточный конвейер с бункером-питателем. Пески драга сама черпает, а у нас их подают бульдозером. Промывочный прибор, Володя, вашгерд, проходнушка, «американка»- это всё на одном принципе, но с разной технической степенью исполнения, на всем этом галька отделяется от песков, галька убирается, а пески с водой на наклонной плоскости теряют золото, которое, оседает на шероховатых плоскостях. Если бросить в медленно текущую струю горсть песка, содержащего золотые крупинки, то крупинки золота сядут первыми на дно. Чтобы золотинки остались на месте, чтобы их не унесло, дно выстилают сукном, ковриком типа циновки, или обычным брезентом, всем, что удерживает золото от сноса. Периодически сукно, коврики прополаскивают над лотком, и в лотке вручную отделяют золото от шлихов. То есть все эти приспособления, заменяют лоток, для увеличения объемов промывки песков.
Бориса отпускаю, как только он мне даст на всех приборах, проектные уклоны колод. Если уклоны будут больше, то будет снос золота в отвал, а, если меньше, то колода будет забиваться песками и тоже будут потери.
Поняв суть золотодобычи, со всем остальным молодой специалист разобрался в два счёта. Нужно было, чтобы прибор работал, пески подавались, и подавалась вода. Третий год на участке, окончательную стадию обогащения, то есть получение чистого золота без шлихов, вели на золотообагатительной фабричонке в поселке. Съем золота производился в контейнеры, контейнеры пломбировались и под охраной доставлялись на фабрику. Там были и гидростолы, и гидроциклоны, и прочее оборудование, которое впрочем, не работало. Золото отбивали на обычных лотках, сушили, обрабатывали магнитом, и уже чистое золото отправляли в приисковую золото приёмную кассу.
Монтировали четыре промывочных прибора, пятый или, как его все называли, "царский" ремонтировали, красили. Стоял он с самого начала отработки месторождения на самом богатом участке, и работал по несколько дней в сезоне, промывая минимум объемов, давая максимум металла. Один прибор монтировался для промывки максимума объемов при получении минимума золота, то есть этот прибор был антиподом «царского».
- Ты понимаешь, Володя, какая дурацкая система! Зарплату платят по количеству промытых кубиков песков, а премию… премию платят от добычи золота! Хотел бы видеть этого "умника", который смог додуматься до такого абсурда! Рабочим не объяснишь всю эту чушь, работяге дай зарплату, вот и крутимся. Если бы я был хозяин, - помечтал геолог, - то не стал бы мыть пустые пески, зачем мне пустые расходы, зачем мне увеличивать себестоимость грамма. Мне, как хозяину, нужен конечный продукт, а не план, но при нашей плановой, Володя, системе иногда такую чушь придумают, что ни на один банный угол не натянешь!
- А как, нужно планировать правильно?
- Да конечно же по металлу, но только нужно планировать среднее содержание золота, не по данным разведки, а по моим данным, в данных разведки, как я говорил, очень много чернухи.
В конце каждого месяца – цирк. Каждый начинает жонглировать своими цифрами, механик с маркшейдером – объёмами песков, энергетик киловаттами, геолог количеством добытого золота и средним содержанием, - кто чем, всем нужен максимум, у всех план, все пишут отчёты, изводя горы бумаги, а зачем? Все знают, что это сплошь враньё, все же с низов начинали. Порочный круг, который некому однажды разорвать, отсюда у нас такой управленческий аппарат, Володя.
Проще было бы весь учет и все расчеты привязать к грамму добытого золота. А что у нас есть - это плановая бесхозяйственность. Держим мастера, механика, энергетика, обогатителя, геолога, маркшейдера, нормировщика, экономиста, бухгалтера, табельщика, - а зачем?! - спросил геолог не то себя, не то Владимира. Высказывал, не раз наболевшее, - зачем столько специалистов на один грамм добытого золота? Не государство, а дурдом огромный, где никто не верит друг другу на слово. Планирует мне главный геолог прииска среднее содержание по данным разведки, я ему говорю, - нет такого! А он мне, - ты что не веришь данным разведки? Говорю, - не верю! Он мне, - дай свои, даю, а он мне, - докажи! Идиотизм какой-то, а не работа. А ведь иногда даю ему более высокое содержание.
Всё бы встало, Володя, на места, если бы все считалось от золота, от грамма, и чтобы начальник участка был начальником, а не попкой. Если раньше у нас была должность старшего мастера и старшим мастером был Степан, то теперь на этой должности держим приискового профсоюзника, а зачем он участку? Забрали бы себе на прииск и должность и зарплату, а то мы же его и содержим. Этого можно, а лишнего слесаря нельзя, перерасход фонда зарплаты, в численность не укладываемся. Но зато держим табельщицу, которая по самой логике учета выходов не нужна. Иногда подумаю и вижу, что вся эта наша система — управления- это издевательство над здравым смыслом.
- А ты, Борис, писал куда ни будь об этом?
Геолог посмотрел на него как на ребенка, улыбнулся и спросил, - зачем писать, Володя? Кто писал, те давно лежат спокойненько в мерзлоте. Не писал, Володя, и тебе не советую.
- Почему, Борис Павлович?
- Да потому что все это давно и без нас знают. Все смирились, всех устраивает. Иногда всё это скапливается во мне, а выскажу, выплесну и вроде легче становится.
Празднование всех революционных праздников проходили по одному и тому же сценарию: остограммившись, все собирались на торжественное собрание, парторг читал доклад, посвященный празднику, в заключение провозглашались здравицы в честь советского строя, коммунистической партии - организатора и вдохновителя всех побед и достижении и заканчивался доклад так: «Да здравствует великий ленинец - руководитель партии и правительства товарищ Никита Сергеевич Хрущев! Ура, товарищи!»
Следовали одинокие крики-ура! Жиденькие аплодисменты и начиналось чествование местных героев, героев в масштабе участка.
На этот раз получил почётную грамоту и Коршун Владимир Константинович за высокие производственные успехи в подготовке к промывочному сезону.
После вручения наград и премий объявлялись танцы.
Ни митинга, ни демонстрации трудящихся не проводилось, утром одни опохмелялись от вчерашнего, другие продолжали праздновать.
С середины мая наступали белые ночи, которые заканчивались в конце июля. С белыми ночами Владимир столкнулся впервые, на родине у него даже 22 июня ночь была, коротенькая, но все же ночь, а здесь были не ночи, а светлые сумерки, при свете которых можно было читать на улице газету или книжку. Дети, которые стали появляться на улице с первым теплом, играли и бегали часов до двух-трех ночи, только крайняя усталость и желание спать загоняло их домой, некоторые, в буквальном смысле, переступив порог дома, падали на пол и засыпали беспробудным сном прямо в обуви и в одежде.
В поселке всё и все, были на виду, круглые сутки. Со второй половины апрели начинали таять снега на солнцепёках, появлялись лужи и ручейки. К 1 мая дороги уже были без снега, да и в поселке, где снег чистился всю зиму, снега не оставалось.
Казалось, что после почти космических холодов, ничто не может выжить, но куропатки садились на кладки, у зайцев появлялись детёныши, а главное, чуть пригрелась земля, и тут же появились комары. С каждым днём их становилось все больше и больше. Летом - в июне, в июле случалось, что шёл снег. Среди лета в самом разгаре цветения, вдруг начинал падать пушистыми хлопьями снег, и тогда ветки лиственниц и лапы стланика начинали гнуться под тяжестью белых пластов. Когда снег шёл сутки, то ночью лужицы покрывались корочками льда, комары исчезали и казалось, что они вымерзли, погибли. Какого же было удивление Владимира, когда с первым теплом солнечных лучей они ожили и запели.
Приборы смонтировали в срок, прокрутили, опробовали в кратковременной работе. Борис Бакулин дал справки об уклоне колод на каждом приборе и стал собираться к отъезду. Главный маркшейдер обещал замену Борису, но замены не было, и тогда Борис сдал все свои инструменты на склад.
Глядя на весёлого земляка, который очень скоро должен быть на материке, дома, Владимир заскучал по родине, по матери по Андрюшке и Светульке, по Иркутску.
Вернулся Степан с женой, перед промывочным сезоном. Вернулся и его голос в тот же день загремел в поселке.
- Здорово, Володя, привет Никола! - закричал он, только открыв дверь,- как жизнь, как зимовали? Слышал, слышал, что морозы были зверские.
Лицо ему подправили, убрали шрамы и произвели частичную пересадку кожи.
- Не поеду больше туда, Верка меня и такого любит, а терпеть, когда твою же кожу с задницы гонят по телу на морду, - да ну их всех в баню, давайте, мужики, выпьем за всё хорошее.
Степан был сменным мастером, но был неофициальным старшим горным мастером, называли его и техруком и главным инженером и заместителем начальника участка по производству. Когда мастеров хватало, то он был освобожден от сменной работы, если же мастеров было мало, то работал с первой сменой. После приезда Степана, Черняк, почти не появлялся на полигонах. На производстве Степан себя чувствовал, как рыба в воде, всё знал, всё умел. Мог похвалить, мог отматерить, выгнать и даже врезать.
- Места приборов выбирал начальник ПТС?- спросил он.
- А кто же ещё, он один спец, - ответил Черняк.
При нём Степан ничего не стал говорить, а когда они остались с Владимиром вдвоём, высказался: - Тоже мне стратеги, он выбирает не место прибора, а место складирования галечного отвала, чтобы вся галька уместилась и чтобы отвал меньше разваловывали. Чудак человек! Он совсем не учитывает длину транспортировки песков до бункера, вот здесь откатка будет максимальная, опять спорь с Чернячкой. Кстати, Володя, ты её ещё не того?
- А если бы и того, что, я тебе бы об этом сказал?
- И то верно, но, тогда я бы тебя к ней отправлял, утрясать длину откатки,- проговорил Степан и засмеялся. Вот баба! Видит, что мы толкаем на 100 метров, а спрашивает, кто вас заставил сюда прибор ставить? Ставили бы ближе. А ведь она права. Тот придурок место выбирает, а мы все лето за него расхлебываемся, а какая разница, где его ставить? Это раньше, когда тачками вручную пески подавали на деревянные колоды, выбор играл великую роль, а сейчас с этой- то техникой! Был бы я, по своему бы поставил.
Борис отмечал отъезд в свой день рождения, 14 мая. На следующий день его проводили, а на другой день после его отъезда начали сезон промывки. Владимир перешел к геологу на место Бориса.
Показательно - образцовым был промприбор, который находился чуть ниже компрессорной станции, которую законсервировали до зимы. Прибор украсили ветками стланика, повесили портрет Ленина, вдоль транспортерной ленты навесили лозунгов: "Принимай родина золото Колымы". " Годовой план к 24 августа"- то есть ко дню шахтера. Украсили и другие приборы. У всех остальных сколотили из досок времянки, где бы можно было укрыться от дождя и принять пищу. На каждой времянке обязательно был портрет какого ни будь члена правительстве, пара лозунгов и обязательно - план работы промприбора, бульдозера и расценки.
15 мая, ближе к обеду, на образцово- показательном приборе провели митинг, посвященный открытию промывочного сезона, после которого часа два прибор был в работе, произвели съем, опробовали остальные и ещё раз занялись подтяжкой гаек и болтов.
Уж чему удивился Владимир, так это сусликам. У каждого работающего прибора был свой суслик. Сусликов на участке всех звали Яшками. Яшки лучше любых часов, даже в пасмурные дни, знали время обеда и заранее появлялись во времянке. Встав на задние лапки, ждали подачки. Набив хлеб за щеки, они скрывались и через некоторое время вновь выпрашивали подачку. Людей они не боялись, а при виде Яшки, кто- ни будь объявлял, - хорош работать! Яков Прохорович уже хочет обедать.
Нашёл сопку с кедровым стлаником, о которой говорила Нина. Ещё лежал снег, а стланик, как слепой, что протягивает руки, чувствуя тепло, поднял ветки и протянул их к весеннему солнцу, на проталинах рдели кисточки брусники, холодные и водянистые, аромат и вкус был выморожен зимними морозами. Кожистые листья брусники глянцево блестели под солнцем, проталинки были вокруг камней, и по ним было видно, что на косогоре огромный брусничный ковер.
Стланиковая сопка понравилась Владимиру не только как место будущих свиданий, а красотой, которая должна стать при летней зелени не такой броской и заметной, как ранней весной, когда яркая зелень среди белых снегов была видна издали.
До холодов, да и после, когда Владимир ходил и знакомился с окрестностями, он вспугивал стайки куропаток. Некоторые участки снежной целины были словно исписаны их клинообразными следами. Поднимал он раза два и зайцев, видел лисьи следы, что охотились на мышей и куропаток. Одни следы он долго изучал, но не мог определить - кто их оставил, на родине он таких следов не встречал.
- Это росомаха, Володя, - объяснил Пшенай, кода Владимир рассказал ему о них. В тех краях есть и медведи, там хорошие ягодники, говорят, что до постройки поселка здесь их было много. Однажды он видел белку-летягу, которая планировала с лиственницы на лиственницу на весьма приличное расстояние.
Промывочный сезон начал набирать темпы, первое время то одно, то другое мешало нормальной добыче и приходилось самому вникать во все мелочи. Приборы монтировались на мерзлом грунте, а вода и солнце начали своё дело сразу же как началась работа. Началась просадка и перекос, - то колоды, то транспортерной ленты, то скруббера. Вода же, рожденная солнцем из снега и льда, имела температуру чуть выше нуля и не холодила, а морозила. Руки краснели и опухали, а ноги в резиновых сапогах ныли, и их постоянно ломило, особенно в первые дни.
За работой, Владимир, даже не заметил, как однажды распустились лиственницы и вокруг всё зазеленело.
На родине он удивлялся весенним берёзам, когда они буквально за день-два обзаводились зелёным нарядом. В школе перед майскими праздниками они всем классом ходили ломать ветки багула и лиственницы, которые в банках с водой, в тёплом классе распускались накануне праздника. А в мае они с Галкой ходили ломать ветки только начавшейся распускаться лиственницы, которая сильно пахла смолистой хвоей, они ломали ветки и целовались, и сердце у него замирало от счастья. Как он был тогда с ней счастлив! Он даже не мог тогда предположить, что окажется на Колыме один, а его Галка, которая так уверяла и клялась в любви, будет ему чужой и недоступной.
Всё стремилось дать потомство, куропатки спарились, а те, что остались без пар, образовали холостяцкие стайки и, потеряв всякую осторожность, садились недалеко от приборов, как бы предпочитая смерть своей одинокой жизни.
Встретив летом серую куропатку с многочисленным её семейством нельзя было признать в ней зимнюю красавицу в белоснежном оперении, как нельзя было признать зимнего горностая в его белоснежной шубке, в горностае в летней невзрачной шкурке.
Работали по 12 часов через сутки, смены начинались в 9 и в 21. Хоть ночей практически и не было, а были короткие и светлые сумерки, спать во вторую смену хотелось. Чтобы не спать, начал чифирить, но тот чифирь, что пили рабочие, Владимир разводил кипятком.
- Что ты его разводишь! - возмущался Степан, - смотри, пара глотков и глаза квадратные, сердце бьется, сон улетает.
- А у меня и от крепкого чая сна ни в одном глазу, - говорят, что на алкашей наркоз не действует, а на меня он и разведённый подействует.
- А-а! - соглашался Степан, - ко всему привыкнешь. Вот с Веркой пожил и стал что-то пьянеть от одной бутылки. Но чифирь чифирем, а скажи мне, - как собираешься закрывать объёмы? Маркшейдера-то нет. Начнём закрывать и боюсь, что до того назакрываемся, что к осени останемся в огромных долгах. Кроме объемов надо решить,- как закрывать наряды будем? Что по отдельным приборам будем, - в этом у меня сомнения нет, а вот на самом приборе, - или посменно или же в целом? С премией у нас легче, будет всем максимальная, а вот с объемами…
- Я, Степан Егорович, тебе объемы определю, ты получи мне нивелир, рейку и штатив, освободи Нину и объемы будут, но, как делал это маркшейдер, делать не буду.
- Что не будешь делать?
- Схемы, сетку разбивать, но подсчитаю, возможно, даже точнее, чем определял объёмы Борис.
- Вся бумажная волокита, Володя, забота главного, хочет- пусть рисует, ты мне определи, если определишь точно, то напою и опохмелю, завтра у тебя всё будет, - пообещал обрадованный Степан.
С обеда на участке появилась Нина: - это ты меня сюда выпросил?
- Я, а что?
- Ты же Степана знаешь. Прибежал, схватил, повёл на склад. Дал мне инструменты и сказал, чтобы меня больше в поселке не видел.
- Будешь замеры делать, чай заваривать и вообще сиди на участке, сказал мне, и вот я здесь, Володя. Что мне делать?
- А больше он тебе ничего не сказал?
- Нет, а что ещё?
- Еще уединяться.
Нина рассмеялась: - хоть сейчас, я так уже соскучилась
Когда они с ней нацеловались и сели пить чай, ворвался Степан.
- Ты когда, Володя, собираешься замер делать? И вообще как?
- До конца месяца у нас три дня, если дашь машину, можно в последний день, в воскресенье приехать сюда.
- Брось, Володя, оставлять на последний день, дня хватит?
- Хватит.
- Давай завтра с утра, день возьмём, мне нужно оперативно узнать, - насколько мы наврали в своих учётах. Володя, замеры делай, считай и ни одной живой душе данные не давай, кто попросит, говори, что не подсчитал ещё, химичить будем с тобой вдвоем.
- Степан, тогда оставайся, а мне нужно в поселок, я записал как проверять нивелир, Борис мне рассказал все самым подробным образом, я найду эти записи, прочитаю, вспомню, подготовлюсь. А Нина пусть в это время выпишет и подобьёт объёмы, а завтра с утра начну, - предложил Владимир.
- Давай, Володя, давай, дорогой, иди и готовься. Только не заблудитесь здесь по дороге.
- Ты что, Степан, - возмутилась Нина.
- Что! С такой, как ты, одно удовольствие заблудиться, не гляди на меня, Нина, я женат, а то бы тоже …
- Что-то Борис перестал ездить по воскресеньям к своей, - спросила Нина.
- Начало сезона, Нина, все нужно отладить, потом уже намного легче будет. Я и сам измотался, - пойдем напрямую, через лес.
Днём в посёлке было жарко, но солнце опускалось к горизонту жара спадала, начинали заедать комары. На участке жара чувствовалась не так сильно. По долине ручья сквозило. Когда солнце скрывалось, хоть не на долго, за горизонт, становилось холодно и нужно было надевать фуфайку. От комарья, по совету Пшеная, он ещё зимой запасся диметилфталатом и репудином.
Жидкость пахла горьким миндалем, и комары, почуяв залах, кружились, но не садились, а выискивали места, которые не были смазаны. И находили, и садились, - то под нос, то выше века, а то напивались крови за ухом.
- Коршун, что случилось? - всполошился Черняк, увидев Владимира в конторе в то время, когда он должен находиться на участке.
- Степан отправил взять объёмы промывки, переданные на прииск. Надо подготовиться к замеру на завтра, - объяснил он и попросил у Галины тетрадку с объемами, которую она вела.
- Что маркшейдер будет? - спросил Черняк.
- Попробую сам, когда-то работал с топографами, да и у Бакулина расспрашивал, учился, записал и пришел найти эти записи.
- Давай, давай, Коршун, если выйдет и получится, то сделаем тебя по совместительству и маркшейдером,- пообещал начальник.
Назавтра уединиться Владимиру с Ниной не дали, с утра заявился и Черняк, и пока Владимир делал поверку нивелира, он ходил со Степаном, а как только Владимир пошел набирать отметки, пошел с ними, наблюдая, как тот ставит инструмент и объясняет маркрабочей, - где и как ставить рейку.
- А ты что, не хочешь ставить колышки?- удивился начальник. - А я по своему, так быстрее и точнее,- ответил Владимир и, поставив нивелир, вывел пузырек уровня на середину подъемными винтами, крикнул - давай, Нина, начали.
Когда рядом с ним был маркшейдер, он чувствовал себя уверенно, мог всегда спросить, - правильно или нет, он взял отсчёт по рейке. Но Борис уже, давно пил водку у себя на родине, рядом был Черняк, который с ухмылкой наблюдал за молодым специалистом, явно не веря в его маркшейдерские возможности. Первые отсчеты он брал не очень уверенно и часто ходил к Нине, отмечал на рейке свой отсчет и заставлял ее держать на этом месте палец.
- Рейка не наша, - объяснил он Черняку, - к отечественным я привык, а эта незнакомая.
- Давай, давай, Коршун,- подбодрил он его,- когда ты мне объёмы скажешь?
- Завтра к утру, - пообещал Владимир. Черняк спорить не стал, постоял и ушел, он ушел, пришел Степан.
- Как дела, Володя?
- Фирма пока только отсчеты берет и пишет.
- Черняк что, объёмы уже просил?
- Конечно.
- Будет приставать, скажи, что только завтра.
- Что я ему и сказал.
- Молодец, - замеряй, мешать не буду, но подходить и интересоваться все же, буду, да и Черняк пока здесь, тоже будет надоедать.
- Володя, - посоветовала Нина, - ты отметки здесь не считай, Борис их всегда в вагончике считал, так все будет гораздо быстрей. Первый участок он замерял три часа, к концу обеда он подсчитал и объёмы, которые дали минус к оперативным данным.
- Твои, Володя, данные более правильные, - заявил Степан, - я уже прикидывал так и этак, по производительности прибора, и примерно выходил на твою цифру. Давай, Володя, другие объемчики замеряйте.
С обеда у них дела пошли быстрее и на участок он затрачивал уже примерно час. В пять пришел Степан и спросил,- закончил?
- Сейчас подсчитывать буду.
- Нина тебе нужна? А то я еду и заберу.
- Степан, пусть она побудет, вдруг что не так, сходим и проверим, как подсчитаю, так сразу освобожу ее.
- Ниночка, побудь, когда надо будет, отгул дам, договорились?
- На отгул, Степан Егорович, я согласна, - таким тоном, как будто без отгула она ни за что не хотела остаться с Владимиром. А за чай мне Владимир Константинович тоже отгул будет должен, так, Владимир Константинович?
- Даст, Нина, даст, все даст, что ни попросишь, сиди пока. Да, Володя, больше я сегодня здесь не буду я поехал,- сказал из дверей и убежал к машине.
Когда шум машины затих, Нина проговорила: - ты считай, а я пойду, минут через 15 подходи, а после чаю попьем.
- Вовка! Милый! Как я соскучилась! - шептала Нина, - а ты? ты соскучился?
- Молчи, Нинка.
- Пойдём, Володя, чай пить, на сегодня хватит, комары заедают. В воскресенье мой должен на весь день уехать, комендантша хочет в Берелех съездить за билетами на самолет, а с ней и другие поедут. Если погода будет хорошая, то можно сходить в сопки, ух там нанежимся!
Дома геолог обратился к Владимиру уже как к маркшейдеру: - Володя, надо на втором промприборе уклон колоды проверить, что-то снос металла большой. Видимо опора просела, если нет, то придется дополнительную или секцию ставить или подколодник.
- Боря, я же тебе не маркшейдер, ни разу не определял, не знаю даже как,- запротестовал Владимир, но Борис успокоил.
- Ты дай мне цифры уклона, а я и сам подсчитаю - это же так просто, высоту, то есть разницу отметок наверху и внизу колоды мы с тобой разделим на длину колоды и получим уклон, количество миллиметров на один погонный метр, мне больше ничего и не нужно.
- Да, Володя, ты помоги Борису,- проговорил от порога Степан,- подсчитал?
Владимир протянул листок. Степан посмотрел, сравнил замер с оперативными данными.
- Я тебе, Борис, говорил, что перебрали, примерно на эту вот цифру. Передав листок с подсчётом Борису, поблагодарил Владимира.
- Погоди благодарить, может быть я не так что-то замерил.
- Всё так, Володя,- успокоил его Степан. Завтра, Боря, мы объемы не передаём, оставим эти. А в июне немножечко подкорректируем и все у нас будет в ажуре. Главный маркшейдер обещал приехать после отчетности. Пусть проверяет, главное лишка не хватануть, а то снимет и тогда в июне будет худо, лучше пусть добавит сам.
Назавтра втроём определяли уклон, перекос колоды. С час устраняли, проверили ещё раз после устранения. Когда прибор запустили, Борис остался с пробщиком проверить снос, а Владимир пошел в вагончик. Заперев инструмент, дал задание Нине переписать набело табель выходов, а сам побежал по промприборам. Когда вернулся, в вагончике сидел Степан, пил чай и что-то писал.
- A вундермастер пришел,- с такой помощницей ты мне самый первый и наряды сдашь. А что, чаем поит, улыбается, рейку носит, а об остальном сами договоритесь, но чтоб без вмешательства парт, проф и прочих организаций.
- Ну, вы, Степан Егорович, скажете! - пропела Нина.
- Нина! Ниночка! Я же для пользы дела, чтоб только твой Мишка не знал, а я не скажу, - хохоча говорил Степан. В общем будешь работать c Володей. Согласна?
- Вы же меня всё равно для пользы дела заставите, так зачем спрашивать?
- Молодец, Ниночка, задачу поняла, - похвалил Степан, - утром будешь нормально работать, а во вторую смену три часа, чтобы переработку тебе не платить, о переработке с Володей сама договаривайся.
Уехал Степан, когда Нина переписала табели выходов. После его отъезда, пообедали, а в обеденный перерыв сходили с ней в укромное место, которое было действительно укромным.
Закрытие нарядов для молодого специалиста прошло отлично, сдал он наряды первого июня до обеда, первым. Практически со всеми работами этого участка он был знаком и справлялся. Уяснив основное, стал вникать во все подробности, и начал осваивать работу на бульдозере. Работа по подаче песков на промприбор была простой, поэтому после недельной стажировки он час - два работал самостоятельно, отправив любого бульдозериста чифирнуть и покурить. И ему было хорошо, а бульдозеристу тем более, так как просидеть 12 часов за рычагами было очень и очень утомительно. Как-то разговорился Владимир с механиком: - мне бы учебник по бульдозеру.
- Найдем,- засмеялся тот,- дам тебе и учебник и плакаты.
В теплые дни, свободные от работы поселковые жители, потянулись в сопки. Одни уходили подальше, другие уходили до первых зарослей. В выходные дни уходили загорать в сопки и супружеские пары. Уходили и парни, попить спирта на природе, некоторые после такого отдыха возвращались с опухшими лицами, до такой степени, что их узнавали не сразу, так разделывались со спящими колымские комары.
Появилась весной, военизированная охрана золотодобычи, в лице трех парней, вернее двух парней, к третьему вскоре приехала жена, которая также была охранницей. Вскоре двое завели подруг. С Сашкой охранником в лес уходила Оксана. А с Евгением встречалась Зоя, компрессорщица…
- Это всё на моих глазах происходило, Володя,- объяснил Борис Павлович. Были лагеря, казалось это навсегда. Вышки, бараки, зэки, лай собак, крики охраны. Жизнь бурлила. И вдруг - тишина. Жуткая тишина. Покосившиеся бараки, вышки, заросшие травой дороги. Будто ничего и не было. Началась новая жизнь.
Лагеря разогнали, у многих срока еще раньше заканчивались, но до 53 года почти никто не имел права на выезд отсюда. У баб судьбы были исковерканы, а когда сюда начали прибывать вольняшки, то им было просто завидно, что у вольных женщин все в личной жизни идет не так как у них, бывших зэчек. Женщин здесь всегда был недостаток, а спиртного избыток. Вот и принялись бывшие зэчки развращать вновь прибывших дам. Что ты, мол, с одним все да с одним, жизнь проживешь, а никого другого не попробуешь. Начинают капать и докапают, новенькая и попробует разнообразия, а там уже легче, когда она на крючке. Честных на участке бабы не любили и боялись, а когда грешат все, то кого бояться? У них как круговая порука, все всё знают, и никто не может сказать, так как у каждой "рыльце в пуху". Со временем зэчек стало меньше или вообще все поразъехались, а эти порядки остались и продолжают жить. Да и сами мужики, не осознавая этого, помогают бабам. То в жены внучек берут, то запивают, то не могут, а жизнь она есть жизнь и природа своего требует, было бы желание, а спрос здесь постоянно высокий, на любую бабу. По пьянке любая красавицей кажется.
Здесь и без жены плохо жить, а с женой ещё хуже, нужно караулить, чтоб из-под носа не увели.
- Так радоваться надо, Борис, что увели бы твою.
- Жену то уведут, но обычно с женой остаются дети, которые для нового мужа не нужны, он же бабу отбивал, а не ребятишек, дети страдают.
