Новый рабочий год начался для Владимира с неприятной встречи с Черняком.
- Товарищ Коршун, где геолог? Владимир пропустил вопрос мимо ушей. Черняк покраснел.
- Когда наряды будут готовы товарищ Коршун? - спросил он ехидно.
- Какие наряды? Свои наряды я сдал еще 30 декабря.
- Людям деньги будешь платить из своего кармана? Богач?
- Если вы спрашиваете о нарядах за декабрь месяц, то я их сдал еще 30 декабря.
- Кому? Александру Сергеевичу Пушкину?
- Ефиму Савельевичу Прошкину.
- Если к вечеру наряды не сдашь, пеняй на себя.
Черняк весь кипел, перелистывал журналы, тыкал в них пальцем. Он явно нарывался на скандал. В конце концов, Владимир подошел к нему вплотную, и, глядя на него сверху вниз пообещал вправить ему мозги.
- Что это он Володя? – спросил Борис геолог, увернувшись от выбегающего начальника.
- На π …..ы нарывался.
- До чего же он иногда бывает паскудным. Вечером разберемся, не переживай.
- Да я не переживаю, но, когда он вместо дела начинает придираться, хочется вывести его за вагончик и врезать меж глаз.
В приказе на выговор, который вручила ему Галина Ивановна на ознакомление и подпись, были общие слова о его проступках. Подписывать приказ Владимир отказался, а так как Черняка не было, он повеселил Галину Ивановну, осыпал ее комплиментами и ушел.
Пятого января температура ночью резко понизилась, это сразу почувствовалось.
- Дыхни Володя, вот так, - попросил Пшенай утром, когда они пошли в столовую, раскрыл рот и стал осторожно выдыхать воздух, звук походил на звук, когда в руках мнут папиросную бумагу. Мороз за минус полста, но готов поспорить, что на метеостанции в Эмтэгее нет и пятидесяти. Там метеостанция ниже, далеко от нашего поселка, там градусов на пять, семь всегда выше. Но справку нам дают оттуда.
Так и оказалось, поселковые термометры показывали -52°, - 53°, но метеостанция давала -45°. Дни можно было актировать при -51°, а к обеду температура обычно повышалась. В такие дни на работу уезжали к обеду, полдня актировалось, полдня нет. При - 45° ехать на работу было нужно, рабочие доказывали, что на участке температура ниже, так как там постоянно тянет как в аэродинамической трубе. На участке термометр показывал минус пятьдесят пять. Рабочие отказались работать. Такая бодяга начиналась ежегодно, как только морозы крепчали, никто не хотел брать на себя смелость на актировку морозных дней по термометру на участке, который могли бы проверить на метеостанции. Создавалось впечатление, что руководство не заинтересовано в актировке дней по морозу и, как всегда, надеялось, авось будут работать, авось ни кто не обморозится. Между тем, сами рабочие хотели отдохнуть и на работу не рвались. После пяти месяцев промывки золота, когда работали по 12 через 12 часов, у всех были отгулы, которые могли забыться, поэтому в первую смену больше смотрели на термометр.
А 6-го января закричали,- Ура! когда Савельич объявил, что температура сегодня минус шестьдесят шесть градусов. Владимир сразу почувствовал, что с морозом уже с утра что-то не то, пока дошли до столовой, раза два прихватило нос и щёки, воздух, выдыхаемый не шелестел, а гудел, вентилятор котельной скрипел и визжал, а конец улицы тонул в густом тумане.
- Борис Павлович, обратился Черняк к геологу, съезди сам на участок, - разберись что к чему, я что-то своему мастеру не верю. Не верю, что он всё сделает правильно, горняков там, кстати, не будет, проследи сам. А я отбываю на прииск. Сколько морозы простоят? Никто не знает, нужно о плане позаботиться, договориться, как корректировать будем.
Рабочие разошлись, Черняки ушли, Владимир зашел к Борису, где сидела и Нина.
- А ты, Нина, чего домой не идешь, спросил Владимир.
- Пусть Черняк свалит, тогда все разбежимся. Посидели поговорили о морозах, о том, что завтра Рождество и не грех отметить праздник. С мороза пришла румяная Чернячка и объявила, что Черняк благополучно отбыл на прииск, то есть, намекнула, что можно бы и разойтись.
Владимир Константинович, - попросила она, - задержитесь на немножечко, с одной бумагой хочу вас ознакомить.
Она начала рыться в столе, перебирая бумаги, когда маркшейдерская служба ушла, она сказала, - не могу найти, вы зайдите в половине одиннадцатого, я вас буду сильно ждать. Договорились?
- Конечно, - ответил Владимир и пошел к Борисам пить чай. Пришёл в контору ровно в назначенное Галиной Ивановной время. Она была одна и одета.
- Володя, обратилась она к нему впервые не по имени и отчеству, а просто по имени, - я хочу поговорить с тобой тет-а-тет у себя дома, Черняк на прииске и вернётся не скоро, минут через десять жду, постарайся прийти незаметно, чтобы не было лишних разговоров. Я буду тебя очень ждать, Володя. Сказала и ушла.
На улице было холодно, туманно и сумрачно, скрежетал вентилятор, а если кто-то подходил к конторе, то снег скрипел, будто ломались сухие ветки.
Если бы Черняк относился к Владимиру более человечно, то он бы еще подумал, - идти или нет, о чем она хотела сказать без мужа, он догадывался. Придя, был встречен Галиной в сенках,- проходи, Володя, в комнату, здесь только скинь валенки, а там, разденешься, - попросила она его на кухне, - и говори потише.
На ней был одет роскошный китайский халат, на котором были вытканы длиннохвостые цветные павлины и экзотические цветы. Он снял фуфайку и сел в кресло у низенького столика, она принесла кофе и коньяк в графинчике. Вы с Пшенаем я слышала, любите кофе с коньяком. Владимир впервые был в квартире Черняков. Мебель была тоже изготовлена кустарно, но более качественно. В зале стоял круглый стол, накрытый красной бархатной скатертью и три стула, стояла тумбочка с радиоприемником, который работал, столик типа журнального и два кресла, пол был застлан кошмой. На окне красовались шторы, точно такие же, какие были у них в общежитии. Прямо против столика была дверь в спаленку. Все просто и рассчитано на временное проживание.
Как только села против него, так сразу же с ее халатом начались странности, то сам собой распахивался на груди, то обнажалась вдруг белая и стройная ножка, Галина лениво запахивала халат, но почти тут же пола отпадала вновь. Видимо решив, что она достаточно раздразнила парня, повела разговор напрямик: Володя, времени у меня мало, хочу я стать твоей, если можно так сказать, любовницей.
Лицо Владимира невольно выразило удивление.
- Володя, если согласен, я тебе все объясню позже. Начиная такой разговор, она встала, подошла к нему, и встала рядом. Согласен? спросила она и обняла его за плечи.
Вместо ответа он скользнул рукой под ее халат и выдохнул,- да.
- Родился муж на Урале, сразу после войны не далеко от их села стали строить огромный завод, который огородили колючкой. После школы он поступил учиться, но каждое лето ездил к родителям и помогал то накосить травы скотине, то заготовить дров, а то и просто отдохнуть. Скоро после начала работы завода в их селе и в окрестных сёлах стали болеть больше, чем обычно, да и помирало больше. Видимо облучился и Володя. Вначале у нас с ним было все нормально, я дважды беременела и родила нормальных детей, но потом после смерти его матери, а отец умер раньше, у него начались странности. Его инструмент скоро перестал вообще реагировать на мою близость. Деньги были, взяли отпуск и поехали на обследование. Ему после обследования понавыписывали всяких лекарств, а мне сказали, что навряд ли что - то улучшится. Он догадался, запил, хотел покончить с собой, но потом смирился. Я обещала ему, что не брошу. Бросать я его не хочу, но я женщина и иногда, как женщина, хочу мужчину. В городе бы было проще, но здесь! К тебе я два месяца присматривалась, взвесив всё за и против, решилась, верю, что это всё останется между нами, ты не пьёшь, как все, поэтому не проболтаешься, - это главное. Встреч, Володя, со мной не ищи, когда мне нужно будет я тебе, Володя, сама скажу, а встречаться будем не часто. Владимир знал, что кареглазой шатенке Галине было за 30, дети были, новых она и при нормальном муже не хотела бы. У нее был возраст, когда можно было пожить в свое удовольствие, но вот удовольствия-то и не получилось. Удовлетворив жену своего обидчика, и, удовлетворив своё обиженное самолюбие, он ушёл от Галины, благоухая кофе и коньяком.
Николай дома занимался шкурками горностаев. Принес тогда, на новый год с охоты двух мёрзлых зверьков прямо в капканах, принес, и достал из-за пазухи объяснив, что на морозе у них легко отваливаются хвосты, а без хвоста шкурка ничего не стоит. Зверёк был длиной сантиметров 25, шкурка горностая была ослепительной белизны, только кончики ушек и кончик хвоста, как ещё глаза и нос были черными.
Сколько же стоит такая шкурка? - поинтересовался Владимир и был поражён, узнав, что самая большая шкурка по высшему сорту стоила всего пять рублей, но обычно и больше трех рублей не давали.
- На черном рынке она идёт на доллары и стоит раз в десять дороже, - заметил Николай, а если что-то сшить из шкурок, например, манто, то ему цены не будет, такое манто - это уже целое состояние. Снимал шкурки Николай чулком и в свободное время выделывал их. Выделанная шкурка напоминала нежный шёлковый чулок.
- Володя, ты в последнее время исчезаешь, как призрак, везде тебя видели, и нигде тебя нет.
- А что случилось? Кому я потребовался да еще срочно?
- Геолог приходил, сказал, после обеда будет ждать тебя дома.
Борисы лежали на койках, оба в толстых вязаных носках. Володя, бери раскладушку, раскладывай и ложись,- предложил геолог,- твой земляк даже печку не затопил, обленился в последнее время так, что даже спирт разводить ленится, пьёт так, не разведённый.
- Я не ты, Боря, я не развожу добро дерьмом.
Вот видишь! Спирт лениться разводить, печку лениться затопить хочет лежать и закаляться.
- Хорошо только женщины греют, сейчас бы бабенку помоложе да потолще под бочек! - помечтал Борис, потягиваясь.
- Нинку позвать? - спросил геолог.
- Оксанку сходи, кликни, Боря.
- Что с Нинкой уже раскентовался?
- Увы, Боря, ничто не вечно под луной, Оксанка потолще.
Володя, ты нас не слушай.
Мне жена журнал "Новый мир" прислала, возьми почитать. Геолог был взволнован.
- У меня глаза полтинниками были, когда я читал. Такое увидать в нашей литературе, это я даже не знаю с чем, и сравнить, не было, и второго такого произведения долго не появиться. Это кто-то просто, как мне кажется, проморгал. Зек про зеков пишет, процентов 50 есть правды. Да и кто, и когда, сможет еще напечатать такое?
- Я бы, Палыч, что-нибудь про любовь почитал, что-нибудь такое душещипательное, - проговорил маркшейдер мечтательно, о зековщине я от тебя наслышан.
- Какая еще душещипательная любовь, Боря? Это фантастика про какую-то неземную любовь, земная совсем иная. Вся наша, земная любовь на бабе, а всё что до этого, это прелюдия любви, увертюра перед трагической оперой. Так вот, мужики, я этой любви в жизни не видел ни разу, а видел только борьбу самцов за обладание самками.
- Например?- спросил Борис.
- Боря, не сбивай меня с мысли, - а пример? За стенкой у нас тебе сразу три примера. Три дедушки взяли в жены внучек, может быть дедушки внучек любят, но внучки любить их не желают. Ты вот, Борис, назови мне хоть одну супружескую пару, которая бы могла быть примерной, которая бы пронесла эту твою бестелесную любовь с юности и до наших дней. Здесь таких нет, здесь многие живут вторым, третьим браком и многие изменяют друг другу, а особенно изменяют жёны.
- А наш энергетик, он с женой не пример?
- Пример обмена жёнами, - улыбнулся геолог. На одном прииске жили и работали две супружеские пары, в праздники и не в праздники мужья пили вместе, на одной из пьянок напоили жен и решили женами обменяться, конечно, с их согласия. И обменялись, на утро со стыда чуть не сгорели, эти сюда переехали, а та пара там осталась. Доволен?
- Да ты что, Боря!?
- А то, что вы об этом молчите, пусть живут и радуются. Единственная пара, о которой ничего сказать плохого нельзя это семья поляков, земляков Пшеная, об Анджее с его Анусей я ничего не могу сказать, живут замкнуто, своим мирком, а у остальных, многих, рыльце в пушку супружеских измен.
На одном участке прииска, работал маркшейдером некто Евгений Зинин, у которого было пять спиногрызов. Квартира у него была на прииске, там у него в квартире жила жена с ребятней, а на участке мы с ним вместе в одном комнате, вот так же, как с Борисом, жили. Если с какой бабой пойдет вдвоем на прииск или с прииска обязательно пристанет, когда узнали его, то одни с ним ходить боялись, другие наоборот его поджидали. Он в ту же осень уехал, что и я. Вот чадо было, я тут Бориса летом чаще на полигоне с инструментом вижу, а того чаще пьяного видел, чем за замерами.
Скоришнулся он там с Ваней Лесковским, у обоих головы шурупили, а тогда все области в Союзе маяков труда заводили, вот и решил Иван стать маяком, решил дать 100 тысяч кубометров вскрыши за сезон одним бульдозером, такого ещё на Колыме до него не было.
Вначале как я понял, он не об этом думал, он хотел денег подзаработать побольше, мужик пробивной был. Мы в тот год должны были на наклонной терраске два длинных полигона зарезать. На стыке с ручьём Цифровой, зековская шахта дала хорошее золото, я пробил зимой пару шурфов, и содержание получилось хорошее. Вот он на те полигоны и положил глаз, всех убедил и получил. Весной их пятью бульдозерами освободили от растительности, как говорится, задрали. Женя нивелировочку провёл, Ваня ему рейку носил, конечно, на одних только бугорках тысяч десять кубиков уже себе дал. И запили они с Женей, вернее Иван брал, а маркшейдер пил. Нужно сказать, что как только с полигона убирается растительный слой и мерзлота оголяется, начинается просадка полигона, мерзлота тает, за счёт солнечной радиации отметки сами по себе понижаются, сейчас эти объёмы снимают, процентов, кажется, 10 снимают с объема вскрышных работ, а тогда до этого ещё не дошли.
Ваня с Женей пьют, а напарник Ивана елозит по полигону и режет траншеи сверху вниз, метров через 50 по всей длине иногда и сам Ванюшка выходил и тоже траншеи резал и углублял. Начальник на него прёт буром, мол, ты языком только хочешь дать 100 тысяч, а сам пьёшь, ни хрена не делаешь. А тут пошел дождик. Иван и говорит начальнику, - вот теперь моя работа начинается. Женя пьет, а Иван на полигоне сгоняет всю грязь в траншеи, кубиков 100, 150 натолкает и спокойненько ножом двигает эту жижу по траншее вниз за контуры полигона. Проехал, раз, и замысел его сразу же стало видно и всю работу. Женька замер сделал и все ахнули, такого еще не бывало на земле колымской. Нормировщица Нинка за голову схватилась, нормы выработки дикие, говорит, голову мне снимут.
Но головы ей не сняли, а понаехало корреспондентов разных и прочих учёных мужей, и стал наш Иван знаменит на всю область. А Иван траншеи режет и ждёт дождиков, как манны небесной, то есть заставил природу на себя работать, второй месяц, а у него объёмов ещё больше, дали они с Женей больше 100 тысяч, но Женьке пьянка, а Ивану почёт, уважение и деньги. Чуть ли не в каждой газете его портреты, у него берут интервью, на прииске образовали школу передового опыта, опытом делиться, а самое главное на него оформили документы, решили Ивана представить к званию героя соцтруда. Дошли документы до Москвы, а оттуда… Кого это вы на героя подаете? Бывшего полицая, изменника родины!? В одно мгновение об Иване вся информация исчезла, а все примазавшиеся, все организаторы и вдохновители его побед, струхнули, что проглядели и как бы их за это не только не наградили, а не поснимали бы всех. Срочно нашли где-то двух мужичков, видимо заявку задним числом оформили, дескать, это они раньше Ивана подали рацпредложение, хотели видимо сказать, что Иван у них, если не украл, то позаимствовал это предложение. Иван им ни слова не сказал, а только попросился отлучиться на несколько минут. Сходил к себе домой, взял две огромные папки со всеми материалами, в которых прославляли его и его предложение, а соседа попросил принести весы.
Поставил весы, на одну чашку положил свои папки, а на другую чашку положил их папочку. Вот, говорит, ваши документы, а это мои, это конечно не весы фемиды, а обычные, но вы сами видите, кто из нас прав. Я пролетел из-за своего только прошлого.
Вот так и не загорелся над Колымой яркий маяк Вани Лесковского. Я до этого даже и не предполагал, что он бывший полицай, когда его геройство не состоялось, я спросил его, как это все, Иван, случилось, получилось у тебя?
Он рассказал, что, когда началась война, ему был 14-й год, остался под немцем и к ним в посёлок вернулся его дядя, которого перед войной посадили за что-то. Дядя уже был полицаем, говорит, пришёл, увидел меня, а на завтра принёс винтовку и сказал, - давай-ка, щенок, начинай на жизнь зарабатывать. Оружие в руках подростка - это выглядит заманчиво, а когда тебя все боятся - это ему понравилось. Стали, говорит, жрать самогонку, да по девкам шляться. Но немцев быстро прогнали, дядя с ними ушёл, а Ивана за задницу, 58 в зубки и на десять лет сюда.
Но об Иване я к слову вам рассказал.
Там же была, жила нормировщица Нинка, шустренькая, я ее давно знал, была настоящей прости-господи, а тут появилась с мужем, мужичок не далекий, кроме бутылки не знаю даже, что ещё интересует. Даже Нинка. Сама замужем была раз десять, а этого, говорит, нашла навечно. Говорит удовлетворяет её целиком и полностью, до изнеможения. А сама книжки про любовь читает и даже плачет. Как-то мы с ней разговорились, я её и спросил,- а почему ты, Нина, по любви замуж не выйдешь? Да, говорит, не удаётся, кого любила, были слабы как мужчины, а этот кобель…, все его недостатки забываю.
То есть не любовь, а инстинкт царит в этом грешном мире.
Был там некто Стёпка Ковальчук, у него была жена Стеша, я тебе дам! Кровь с молоком, а не баба. Летом Степа на бульдозере пашет, зимой в шахте бурит. А Стешку то ревновал! Какой-то там пояс супружеской верности смастерил, на работу идет, на нее одевает да ещё дом запрёт на все замки. А к нам направили осенью молодых парней, которые только что дембельнулись, одних сразу в Сусуман направили на курсы, другие стали работать на шурфах, мы тогда на Цифровом шурфовали вскрышу, работы много было. Один из них и пристроился к Стешке. Стёпа на работу, а этот раму с косяком выставит, залезет, распутает бабёнку, согрешат и он её опять запечатает, как и було, окно на место.
Степа приходит, все замки и тайные заметочки на месте, пломбы на Стешке целые. Забеременела Стешка и родила ему сына. Стёпка рад до безумия, а бабы говорили, что он мерин и глуп, как ишак.
Или там два родных брата, женатых на родных сестрах, у каждого по два ребёнка было, но, мне кажется, что даже жены не знали от кого из двух братьев эти их дети. Они и сами не скрывали этого.
- Подумаешь, - говорила Светка, - люди куском хлеба делятся, а тут родные же люди, какая мне разница, - это на мне Гришка, или Петька, а ночью вообще все кошки серые, а мужики одинаковые. Да и братья сами к тому относились с юмором.
А еще работали в охране два друга, армию вместе прошли, как здесь у нас, что кассу ограбили и один другого застрелил. Так вот один из друзей привёз из отпуска жену, а друг вскоре к ней пристроился и похаживал, когда друг его был на службе или в отлучке. Эдька, законный муж Верки или догадывался, или она его провоцировала, но стал Эдик пить, начались скандалы. Дело было под осень, она вдруг рассчитывается и уезжает, всем сказала, что улетает к матери на материк. Эдик берёт расчёт и следом улетает, сегодня улетел, а назавтра утром друг Витька её привёз, оказывается, в Сусумане жила и ждала, когда муж уедет. А муж Эдик, между прочим, как в воду канул.
- Так что же, Борис, там ни единого светлого пятнышка не было, одна, что ли безнравственность и распущенность процветали?
- Там не на одну повесть хватит всяких историй, - не замечая Бориса, ответил геолог.
Жил, был там некто Чипанис. Он один в то время ещё отмечался в милиции, был из лесных братьев. Я одно время думал, что ему лет под 60, весь заросший седыми волосами, вид угрюмый, взгляд из подлобья, вообще мрачный тип.
У нас был полигон в верховьях Беличана, там он и жил один, сторожил, вагончики, оборудование, зимой там били шурфы, летом ставили "тарзанчик" - это передвижной промывочный прибор МПД - 6. Как-то собрались мы туда съездить и посмотреть, как идут работы, там был мастер Шалашов Михаил. Я, Женька, начальник участка Постои Постой, взрывник, собрались и поехали. Туда мы ездили, чтобы отдохнуть от дел, погулять. Подъезжаем, а там выстрелы гремят. Начальник говорит,- это что за бои местного значения? Взрывник выстрелил ракетой, раз выстрелил, два. Выстрелы затихли, подъезжаем, а мужички заведенные, грозятся в сторону землянки, где этот Чипанис жил. Мы вначале ничего понять не можем, но потом, когда все успокоились, узнали.
Поставил Чипанис бражку в барабане из-под сухого молока. А у него в это время кошечка потерялась, он ходит и все время кискает её. Брага бродит, парни смеются, - вот брага выиграет, помянешь свою кысочку, её, наверное, дикий котик увел. За день до нашего приезда парни отправили гонца на прииск, тот принес спирта, и они загуляли. Мастер ушел на участок, да на прииске сам загудел и мы с ним разъехались, участок остался без надзора. Гульнули парни, все повыпили, утром головы болят, вспомнили, что у Чипаниса есть бражечка, пошли к нему. Чипанис спит, бражка в барабане. Они ее взяли и к себе принесли, сидят, пьют, бражка уменьшается и стало им что-то мешать. Кто-то их них залез туда рукой и вытащил то, что мешало. Вначале с пьяных глаз не поняли, что это кошка, которая утонула в браге и даже уже облезла, а как опознали! Кто блевать, кто хохотать, а кто побежал Чипаниса бить. А, ҫука, уголовная! Отравить нас хотел, тот спросонья тоже не сразу понял, что к чему. Пока просыпался и врубался, ему отвесили хорошенько, он за ружье, парни видят, что дело плохо и бегом оттуда, и тоже за ружья. Пошла перестрелка, хорошо, что мы вовремя подъехали да остановили их, а то точно кто-то кого-то на тот свет отправил бы. Уже при нас, одни кричат,- нас, ҫука, хотел поотравить, а то орет, вы, подлые, мои кошечку утопили назло мне.
- Борис Павлович, давай лучше про любовь.
- Так вот, парни, я ни там, ни здесь не встречал этой самой любви, про которую пишут. Браки по любви - самые недолговечные, а вот браки как у Нинки, такой брак до конца её жизни, если ее мужик сам не бросит.
- А ты, Борис, сам любил хоть раз? - как пишут, спросил маркшейдер.
- Нет, но бабы нравились. Но это, мне кажется, не любовь, а симпатия, а как же без симпатии? Если мне баба не нравится, то я к ней и подходить не буду.
- Боря, а если ты захочешь бабу сильно, сильно, а они все тебе не симпатичны, что делать будешь?
- Такого быть не может, все равно хоть одна, но понравиться.
- А, если она тебе понравится, но она уже занята?
- Тогда напьюсь, а пьяному и море по колено и все бабы красивые.
- А жену любишь?
- А чёрт её знает, взял я её не девочку, старшая дочь не моя, её. Баба живая, если я здесь изменяю, должна и она там нормальное кровообращение поддерживать, это жизнь.
- И тебя это не коробит?
- А я стараюсь об этом не думать, — ответил Борис.
Прожив почти всю сознательную жизнь на Колыме, он не верил ни в любовь, ни в дружбу, ни во власть, ни в партию. Не верил он и в светлое будущее и называл его бредом пьяного Никиты.
- Я на такой здесь ад насмотрелся, что меня и загробные кары уже не пугают, страшнее Колымы, мне кажется, ничего не бывает.
- Володя, вот ты, говорят, был женат, ты по любви женился?
- Да вроде бы, так я думал, но все оказалось намного сложнее, чем думал и мечтал. Любил одну и на зло той, любимой, стал встречаться с другой, увлёкся, показалось, что влюбился, ей тоже такое же показалось, поженились, но вот она ушла, а я сейчас ничуть не жалею, жалею одно, что разошлись поздно. А та, которую любил и люблю, вышла замуж.
- Значит ты, Володя, тоже признаешь, что тяга к женщине сильнее этой призрачной любви?
- Не совсем так, Борис. Если бы мне с женой было бы так же хорошо как с той, которая мне нравилась и даже сейчас нравиться, то я был бы счастлив до безумия.
- Да, Володя, если бы бабушке ***, то она бы была дедушкой, проговорил геолог, - вроде не хватает самой малости до счастья, как бабушке дедушкиного. Если бы у людей было все так, как они бы хотели, не было бы ни разводов, ни измен. Но беда в том, что люди вначале женятся, а уж потом, после, начинают понимать, что они не пара.
Закипел самовар, земляк Владимира заварил чай и позвал за стол. Напившись, чаю, Владимир пошел домой.
На улице было так холодно, что казалось природа, сжимается и уменьшается в объёме. Туман стал плотнее и уже фонаря у столовой не было видно, скрип снега под валенками был такой, как будто Владимир ломал сушняк. Вентилятор визжал и Владимир заметил, что визг настолько стал привычен, что он начинал его слышать, когда вспоминал о нем.
- Володя, дубарь сегодня! У нас в комнате плюс пять градусов, а плитку я не выключал весь день. Зачем тебя Борис искал?
- Да вот книжку про зеков дал прочитать, говорит процентов 50 есть в ней правды.
- Дай- ка посмотреть, — попросил Николай. Посмотрел и сказал, - читай да я тоже прочитаю, посмотрю, что там за, правда. А пока будем спать как чукчи в чумах, одетыми, завтра надо мотать спираль. Если принять во внимание, что у нас с Эмтегейской метеостанцией постоянная разница температуры, то у нас ниже семидесяти градусов. Тебе, Володя, приходилось хоть раз переносить такой холод?
- Нет, градусов пятьдесят у нас было, но такого - нет!
- Я тоже, поэтому предлагаю по чуть, чуть выпить.
- Николай, а завтра как, потеплеет?
- Навряд ли, сильные холода устанавливаются надолго. Неделю это самое малое продержаться.
- А максимум?
- До конца месяца, - ответил Пшенай.
- Да ты что, Никола!
- Не я, природа- матушка! А она иногда почудить умеет. Завтра надо поговорить с Черняком, зачем мне его простой, буду ездить с дежурными и калибрировать капсюля. Да, Володя, будешь дома, не давай Оксанке мыть полы, она то помоет и будет у нас каток.
Книжка захватила Владимира, и он читал ее до трех ночи, прочитав, долго не мог уснуть и уснул видимо перед утром.
В конторе было многолюдно, метеостанция передавала температуру, было минус шестьдесят четыре, хотя все говорили, что мороз ещё круче, чем был вчера, термометры в посёлке все полопались. Солярка стала как застывшее сливочное масло, бензин загустел.
Когда заканчивался промывочный сезон, технику готовили к отправке на Сусуманский завод для капитального ремонта.
Та, что оставалась на зиму на участке, утеплялась, вместо воды в систему охлаждения заливали солярку, а на заправку завозили керосин, которым в смеси с соляркой, назывался - или зимним топливом или же арктическим. В арктическом топливе керосин составлял до 5 % смеси, но на такие холода держали чистый керосин. Бульдозеры и трактор не глушили всю зиму, работали круглые сутки, поэтому, когда наступала весна всю технику, которая работала зимой сразу отправляли на капитальный ремонт. Зимой технику на капремонт отправляли по графику, но все знали, что завод до нового года гонит план, а это значило, что иногда в отремонтированном капитально бульдозере, в движках только шпаклевались трещины, как и в пробитых поддонах. Если новый бульдозер стоил около 25 тысяч рублей, то капремонт обходился за все 50 тысяч, но новые были по разнарядке и не по многу, а работать нужно было. Черняк звонил на прииск, чтобы прииск сообщил на завод, пусть не присылает трейлер, просил дополнительно керосина. Мороз поставил перед всеми массу проблем, которые на участке все решить было нельзя.
Черняк закончил звонить и крикнул, - Борис!
- Который? - спросил геолог, нас тут трое.
- Механик! Борис Владимирович съезди на участок, там все твои, посмотри, проверь, смени дежурных, не забудь про склад ВВ, я на прииск, все остальные, кто работает на открытом воздухе, по домам, день актируется.
Борис - земляк позвал Владимира к себе, но тот сказал, что всю ночь читал книгу и не выспался, поспит, а после обеда возможно и придёт послушать байки геолога.
Он одетый завалился на кровать, укрывшись сверху одеялом Николая.
Проспал даже обед, в третьем часу встал и пошел к земляку, на этот раз у них было тепло, печка горела хорошо и Владимир даже разделся.
- Сейчас бы эту ***** лысую сюда, - проговорил геолог, - пожил бы с недельку да в сортир сходил на улицу при минус семидесяти, тогда бы, наверное, не стал дуру гнать. Приехали мы сегодня на участок, шофер взял штангу и решил её чуть выправить, как стукнул ею по железячке и обе железки как стеклянные разбились! Какое там бурение?! Металл не терпит такого холода. Ты, Володя, садись. Книжку прочитал?
- Прочитал, но её сейчас дал Николаю, не будешь ругать?
- Пусть читает, как понравилась?
- Хорошо написано, только где эти места?
- По крайней мере, - это не Колыма, - уверенно проговорил Борис. Но в книжке, Володя, только часть всего того, что было в лагерях. Иван Денисович - это мужик ломом подпоясанный, так их у нас здесь звали. Здесь порядки были похуже, чем автор описал, но все равно - это уже огромный шаг вперёд, просто поражаюсь, как разрешили такое напечатать? Поражаюсь! Здесь много погибало в течение одной только зимы! Кроме голода, холода, они же сами убивали друг друга, делали заточки из электродов, после кино в зале оставались мёртвые, заколотые заточками, кто в карты кого-то проиграет, кто-то на кого-то зло имел.
Вот как раз по дороге с прииска Мальдяк на наш участок огромное зековское кладбище. Вся падь в могилках, отдельные могилы и братские.
- Борис Павлович, ну их кладбища расскажи что-нибудь про участок там у вас, видимо, одни артисты были.
Борис засмеялся, - ещё какие!
А про любовь, Борис, ты все рассказал?
- Какая это любовь? Наоборот я приводил примеры не любви, а того, что противоположно той любви, о которой пишут. Ну хотя бы про Постоя.
Два брата женились на двух сестрах,- начал Борис. - Боря, не повторяйся,- попросил земляк Владимира.
- Я не повторяюсь, это про других братьев. Так вот, наш Постои Постой приехал на Колыму по комсомольскому призыву с Горьковского автомобильного завода, недавно за 25 лет работы на Колыме ему дали орден Ленина. Оженились братья перед войной, брат погиб на фронте, летчиком был. А у Постоя жена сгорела, погибла при пожаре дома, ребенка спасли, а жена сгорела. У брата был сын, у Постоя была дочка, этому здесь не сахар, а на материке жене брата жить плохо, поехал Постой и сошлись они с ней, совместных детей не стали заводить, этих вырастили и так и остались жить вместе.
После Вани Лесковского решили там на участке воспитать ещё одного героя, Сашку Карева, дали новый бульдозер, экипаж подобрали отличный, полигоны дали такие, что только давай, но у Сашки был один недостаток, с женой ничего не получалось, когда женился, они сотворили дочку, а потом все. Сашка ревнив был, стал запивать, начал Зинку гонять, появились сплошные неприятности. А у Сашки этого были в запасе разные стимулирующие и возбуждающие спиртовые настойки, пантокрин, китайский лимонник, настойка женьшеня. Как в магазине кончалась выпивка, парни ходили и пили эти настойки у Сашки. Я, грешным делом думал, что если стаканчик вмазать, например, пантокрина, то как конь станешь сильным, но оказывается это только в малых дозах возбуждает, а в лошадиных - это обычная настойка, как обыкновенная водка.
И вот вместо геройской работы начались у него семейные неприятности, сначала она рассчиталась и уехала, потом он за ней.
Если бы одна только неземная любовь была основой семейного благополучия, то зачем ему нужно было лечиться, ревновать? Вот видите! не любовь, а стремление к продолжению рода лежит в основе взаимодействия полов, а так как человек в отличие от коровы и быка существо, соображающее и говорящее, то ему надо что-то такое, чтобы это стремление было красивым. Любовь, как наживка, и не более.
- А как же, Борис, нам то, молодым тогда жениться? спросил земляк.
- Просто. Подобрать женщину или девушку по душе и пожить с ней хотя бы месячишко, если вы будете устраивать друг друга, то женитесь, a если нет, то расходитесь, чтобы всю оставшуюся жизнь не мучить друг друга.
Борис, - вмешался Владимир, - мне кажется, что любовь есть. Но! Не каждый её видит, а может быть она не каждому даётся. Людей много, талантов больше, а гениев единицы. Талант, гениальность - дар природы. Может быть и любить дано не всем, а избранным? Может быть, инстинкт размножения многие принимают за любовь? Я думаю, что если бы с той девчонкой, которая мне нравилась, все получилось, то я думаю, это и есть, та единственная, что зовется любовью.
- Но ведь у тебя с ней ничего не вышло?
- Так то так, Борис Павлович, видимо кроме дара любви ещё нужно что- то такое, как, например, в облигациях, чтобы она выиграла, нужно, чтобы выпал нужный номер и выпала нужная серия. Любовь, как гениальность, не каждая даёт результат, бывает, что гении умирает раньше, чем он весь раскроется. Любовь - это как мечта об идеальном счастье, к которому нужно стремиться.
- Интересная мысль, - проговорил геолог, приняв позу роденовского мыслителя. Возможно, что так и есть. Возможно, это как пример нашему скотству. А, Боря?
Тот пожал плечами, не знаю. Девчонки мне нравились, но не настолько, чтобы из-за какой-то терять голову, но я одно понял, что нужно перед женитьбой набраться опыта. Знаю, что все в конце концов сводится к постели, с одной очень хорошо, а с другой ещё лучше, а с некоторыми хватает и одного раза, чтобы не пытаться повторить. Я вот тоже хотел бы встретить одну такую, которая всеми моими мыслями завладела бы, чтобы её только одну я хотел. А то начнешь искаться после свадьбы, глядишь что-нибудь на конец и схлопочешь. Хорошо сам, а то и жену наградишь.
В сенках раздался треск.
- Кого это несет, кто дома в такой мороз не сидит, - произнес геолог.
В дверь стукнули, били, чтобы отколоть намерзший лед, который держал дверь, и в клубах пара, как дед мороз появился парторг Гэ Гэ.
- Здравствуйте этому дому, снял рукавицы, шапку. Парни поздоровались.
- О чем разговор, о чем спорите? - спросил, как будто подслушал их разговор.
- Да вот, Георгий Георгиевич, сидим, спорим, есть любовь, или нет? Вы долгую жизнь прожили, как, по-вашему, есть она проклятая, или же нет?
- Разговор интересный, как раз для молодых, а любовь должна быть, как же без нее. Вон, даже когда собаки свадьбу справляют, сучка не каждому кобелю позволит на себя вскочить. Выбирает того, кто понравился.
- Георгий Георгиевич, вы уж нам сразу про людей расскажите, а лучше про себя, вы-то сами как женились, по любви?
- Это у меня вторая жена, но и с ней мы сошлись по согласию, она мне приглянулась, я ей понравился, моложе мы лучше были.
- А где первая? – поинтересовался земляк Владимира.
- Был на фронте, уходил, две дочки было, прихожу, паренек бегает. Спрашиваю – чей хлопец? Жена в слезы. Тогда в колхозы присылали уполномоченных, для контроля над колхозным руководством. Гостиницы не было, поставили на постой такого уполномоченного к моей хозяйке. У него жена в городе, меня нет, наспали они хлопчика. Я в дом заходить не стал, уехал в город, завербовался в Хабаровский край, там встретился со своей Дусей. У нее жизнь не состоялась, у меня не сложилась, она и уговорила меня сюда переехать. Деньги тогда здесь хорошие платили. Оделись, обулись. Кое-что скопили на черный день. Деток вот только нам бог не дал. Ездили с ней ко мне на родину, кроме алиментов я каждый раз подарки хорошие привозил. И хлопчику тоже. Дочки выросли, помог свадьбы справить, дедом стал, ездим с Дусей внуков проведываем.
- А как же первая жена?
- Да как, переживала видать, уполномоченный глаза перестал казать, временами жалко было, но простить не мог ей.
Да! Совсем с вами заговорился, и забыл – зачем пришел. А пришел я с вами посоветоваться. Мороз, дни актируем, работы нет, плана не будет, что делать будем?
- Как что? – удивился геолог.
- Постоянно план не только выполняли, но и перевыполняли и вдруг, по независящим от нас причинам станем отстающими, - проговорил парторг, не порядок, надо что-то делать.
- Пусть прииск план откорректирует, даст нам план по фактически отработанным дням, может завтра мороз отпустит, может еще неделю, стоять будем. Это же не наша вина, за отработанные дни у нас план есть, - ответил Борис Павлович.
- Я тоже так думал, но Володя был на прииске, ему сказали, что государственный план менять не будут.
- Чушь какая-то, Георгий Георгиевич, как это не будут? Черняк ничего не напутал? А то он тоже иногда не поймет и всех заведет.
- Да вроде бы все, так как он рассказал. А мы Борис Павлович сами не сможем начать работы? Пусть 10 минут ребята будут греться, десять минут работать.
- Георгий Георгиевич, люди-то может, и будут, но металл не будет работать, все чугунное, стальное, а ты бы видел, как на таком морозе штанга буровая, как стеклянная ломается, хруп и осколки полетели, перфоратор из чугуна, а в шлангах воздух - 7 очков. А если молоток разлетится на мелкие части, воздух то под давлением! Поубивает бурильщиков.
- А если бурить в тепляке, и тепляк обогревать?
- Георгий Георгиевич, дорогой! Да мы этот тепляк до конца месяца не сделаем, а если и сделаем, куда пыль девать? Вентилятор поставим, все тепло с пылью уйдет, а без вентилятора, там видно ничего не будет.
- Значит, Борис Павлович, ничего сделать нельзя?
- В наших условиях ничего, ждать, когда мороз упадет хотя бы до минус пятидесяти.
- Хорошо! Борис Павлович, и вы ребята, завтра утром приходите в контору, подумаем все, посоветуемся, - что делать? Может нам стоит обратиться в Сусуман, если на прииске план откажутся изменять. Завтра всех жду, Володя, как там у тебя в общежитии?
- Пшенай говорит, как чукчи в чуме будем спать, не раздеваясь, в комнате +5, но вода в ведре у двери замерзла.
- Да ты что!? Так холодно? Надо зайти. Ребята вижу спирт берут, а по пьянке как бы не сгорели. Надо дежурство организовать в общежитиях, беда одна от таких морозов, - сказал Гэ Гэ и ушел.
- Борис Степанович!
- Что, Борис Павлович?
- Как ты смотришь, если Володя возьмет бутылку, то мне кажется, мы можем его пустить на квартиру, раскладушка у нас есть, как ты?
- Я за.
- Тогда идите в магазин, возьмете выпить и хлеба, а я наварю мяса, в столовую не пойдем. Ибрагим оглы прекрасный повар, но зимой даже у него все однообразное.
Баранина у нас с тобой есть, лук сухой есть, морковка сухая, лаврушка, есть перец, горошек и молотый. Такое мясо приготовлю! Только вы и держите.
В магазине все, что могло размерзнуться и лопнуть, размерзлось и лопнуло.
- Это какая же ҁука вместо спирта воды поналивала? – возмущалась продавщица, разве спирт можно лопнуть? Это грузчики в ОРСе, спирт выпили, а воды набухали – целый ящик. Комиссия спишет мне его? Надо парторга позвать да показать.
- Елена Ивановна, - а что-нибудь получше спирта есть?
Продавщица улыбнулась, таким парням все будет, «Белый аист» устроит? Только по одной, больше не найду.
С коньяком и мерзлым хлебом парни вернулись.
- Борис Павлович, а какое образование у Гэ Гэ?- спросил Владимир.
- Никакого нет, своего рода русский самородок. Все знает, все умеет кроме составления нарядов и месячного отчета. Парторгом стал из-за того, что никто не хочет из молодых такой обузы. В лагере был бы он Иваном Денисовичем. Мужик простой, жена такая же, на складе ВВ сторожем работает.
- Борис Павлович, сколько ты мяса положил?
- Борис Степанович, докладываю, положил все. Нужно барашка брать, этого считай всего съели.
- Опять расходы Борис Павлович?
- Борис Степанович, сколько ты говоришь, коньяк стоит?
- 18 рубликов Борис Павлович.
- Борис Степанович, если 7 рубликов добавить, то такого барашка можно взять! Так?
- Вообще-то так, если бы мы на тебя еще одну взяли, то считай как два барана, купили?
- Ты же маркшейдер, считать умеешь, я только сравниваю, - засмеялся Борис Павлович. Пять бутылок спирта выпили, как хорошего барана съели. Говорят, что на доходы от спиртного, государство содержит министерство обороны. Вот так и пьем.
Здесь - то пьют меньше, чем на том участке. Там однажды проснулись, а от общаги до магазина, метров 200, сантиметров через пять стоят бутылки. Конюх там их собирал, месяц собирает и идет к трактористу, договаривается, чтобы бутылки отвезти. За месяц набирал целые тракторные сани одних бутылок. Сдавал больше, чем получал зарплаты за месяц, да еще трактористу литр спирта ставил.
Борис говорил, а сам добавлял специи. На том участке Михаил Матвеевич — это тот самый Постой Постой, умел отлично готовить. Заходит он однажды к Павловскому Филиппу, который у меня опробщиком работал и в свободное время охотился, и видит намороженные тушки ободранных белок. А они как крысы, хвосты длинные, сами синие, синие.
-Ты, - спрашивает куда их хочешь деть? Филипп отвечает, что хотел лисам скормить, но лис пока не наловил. Постой и говорит, - ты мне их дай, я их так приготовлю, что пальчики оближешь, а со стопкой и того вкуснее. Филипп отдал их Постою и тот их приготовил и позвал к себе на обед Галю, что Василя наградила трипперком и ее сотрудницу, которая забеременела от одного парня, но ещё с ним не расписывалась. Говорит, таких куропаток приготовил! Те пришли, бутылку принесли, выпили, не едят, а уплетают, да так, что за ушами трещит. Постои подвыпил и спрашивает, - ну как, куропатки, вкусные? Те обе его хвалят. Тогда он вышел и занёс одну тушку, Галька эта ничего, а Лидка! Как вскочила, как начало её полоскать, думали сдохнет.
- Так ты, Борис Павлович, подготавливаешь нас к куропатине? - спросил Борис Степанович.
- Я же вас бараниной собираюсь кормить, а не куропатиной.
- Кто знает, кто знает, Борис Павлович, - но я не брезглив, а ты как, Володя
- Я сегодня обед проспал, так что съем и куропатину.
- Куропатина что! жил там Рябой - шилом бритый мужик. Мужик здоровый, бывший моряк, в радиоприемниках шарил только так, держал собачку, а там считалось признаком дурного тона, если кто-то прожил год на Колыме и не отведал собачины. Это от эпохи лагерных зон осталось. В общем забили собачку Рябого, нажарили мяса и позвали хозяина выпить, мол, ты нам радиоприёмник отремонтировал, зайди вмажь. Рябой выпил и спрашивает, что за мясо?
- Да баранина, больше у нас на посёлке мяса нету ни никакого. Сами пьют, его поят и кормят, Рябой, ест, да хвалит. А назавтра ходит по поселку и ищет свою собачку. За общагой нашёл шкуру своей куклы, побежал домой, схватил ружье и в общагу, хорошо жена Филиппа увидела да предупредила ребят, а то бы пришлось кое- кого хоронить. Но Рябой все же попал в тюрьму. Что- то у него с его Лидкой не получалось, а был психом и по пьянке, и по психу ударил ее топором по голове. Пошел и сделал признание нам в конторе, мы к ним, а там кровища, а жертвы нет! А он перед этим мясо рубил, куски мяса валяются, мы и подумали, что он ее расчленил. Связали, вызвали участкового, тот быстро на него надел наручники и пошли искать Лидку. Всё обыскали, а в медпункт сразу никто не заглянул, да и как туда заглянешь, когда они там вместе с фельдшерицей закрылись. Он ей всего то, кусок кожи снес с головы. Дали Рябому срок за покушение на убийство, а жинка его еще до суда замуж вышла.
- Борис Павлович, - спросил Борис Степанович, - там что все, все, при* €**ые были?
- Боря! Переделай вопрос! - грозно произнес геолог.
- Понял, Борис Павлович, там что, кроме тебя, все при* €**ые были? - Молодец, Борис Степанович, так оно и было, все абсолютно!
До Постоя там начальником был один хитрый мужик, жена Катя, приятная на вид женщина, лет за сорок, как и мужу, и там же, на том же участке, жила молодая супружеская пара немцев. Звали его Генрих Гааз, а её Катрин Гааз, он работал мастером, носяра длинный и вечно у него с него капало, как весной капель. А немочка была загляденье!
Статная, голубоглазая, белокурая и пухленькая. С Генрихом они были примерно одинакового возраста и роста, а вот начальник был и старше её и ниже, примерно до плеча ей. Но чем-то оказался слаще Генриха, а работала она охранницей на складе ВВ. Склад этот был на выезде от посёлка, на отшибе, днем они там еще сидели, а ночью затвор из карабина вытащат, патроны в карман и спать домой, а утром пораньше на пост. Скоро обратили мы внимание, что начальник что-то зачастил с проверкой на склад ВВ. И зачастил, когда на смене Катрин, заметил и Генрих, но, сколько ни караулил, не смог скараулить.
В конце концов, Генрих забрал свою немочку и уехал, а Катерина, жена начальника, вышла замуж за конюха, начальника потом сняли и прислали Постоя.
- А почему его так звали - Постой Постой? - спросил Владимир.
- А он, когда что-то не до понимал или недослышал, то начинал с этих слов, - постой - постой!
Вскоре ненадолго пришел Пшенай: Ты здесь? У нас, Володя, дубарь капитальный, завтра я козла поставлю, а сегодня пойду спать к земляку, ты устраивайся здесь. Спираль я намотал, надо асбестовую трубу теперь найти, завтра днем я ее притащу.
Пшенай ушёл. Владимир спросил, а почему вы в преферанс не играете?
- Николаи приболел, а Савельич в загул впал, пока до гармошки не допьётся, будет пить.
- До какой гармошки?
- До слуховых галлюцинаций, как ему будет казаться, что играет гармошка, да Зыкина поёт,- тогда он пить завязывает. Запоями начал страдать.
- У запойных, как у женщин месячные, срок пришел и тогда им надо пить, у меня дядя есть, засмеялся маркшейдер, - вся родня зовет его Петрухой. Работает он на лошади в коммунальном хозяйстве, весной пашет, а к концу пахоты у него приходит срок запоя. Год не пьёт, вроде как силы копит для этой пьянки. Тётка уже знает, как Петруха начал в окошечки заглядывать, ставит бражку, две лохани, каждая ведра на три. Как пахота заканчивается, Петруха плуг на склад сдаёт и примерно на другой день берет отпуск, все знают, что Петру срок пришёл и мужик запивает. 20 дней без просыху пьёт, а после этого кричит,- Дуся! Та, чего, Петр Афанасьевич? Дусенька, на язык и под язык,- это он просит таблетки, тетка дает таблетку и граммулек 20 водочки, так его лечит неделю. После он топит баню, парится, и пьёт чай, самовар, два, три. Пьет да потеет и до следующей весны мужик как мужик.
- Так это же, Боря, очень хорошо, всего раз в год, а Савельич наш каждый месяц, а то и по два раза.
Владимир слушал, слушал и спросил: вас послушать так в самой, самой наилучшей стране в мире живут одни алкаши, бабники, прохиндеи и прости господи?
- Кто тебе сказал, что страна самая, самая? это кто-то, Володя, действительность за желаемое принимает. Ты на курортах был? - спросил геолог.
- Откуда, Борис Павлович! Пока здоров.
- Вот где *лядство! Что там творится!
- Мне кажется, Володя, - вмешался его земляк,- самые, самые люди это старшеклассники и студенты, пока не начнут самостоятельной жизни.
- Борис Степанович, не встревай, - попросил Борис Павлович. Так вот на курортах и в домах отдыха отдыхает много разной нетрудящейся шушеры, которая много всякого знает и утверждает, что у нас всё дерьмовое, все хорошие товары там, где есть конкуренция, где в основе поставлен не план, а человек. Да и платят, говорят, за работу, а не за видимость работы.
- Борис Павлович, - обратился Борис Степанович,- не порть аппетит, у тебя там скоро?
Через час не раньше, - ответил геолог, - открой что-нибудь, да по чуть, чуть врежем. Чуть, чуть за прописку Володи.
- Борис Павлович, предложил Борис Степанович,- если завтра будет такой же холод, не организовать ли нам пельмени? Позовём женщин пусть лепят.
- Тебя вижу, пельмени не очень интересуют, да?
- Как получится.
- Не выйдет, Боря, слишком много надо всего, а пельмени мы и сами налепим.
До Колымы Владимир экономил, и мяса помногу не ел, мать экономила, жена. В столовых старались одну порцию разделить чуть ли не на три. На Колыме экономили картошку и Владимир удивлялся первое время, когда получал к ложечке картофельного гарнира гору мяса, хоть уже вроде бы и привык к таким нормам, но был удивлен, когда Борис Павлович наложил ему полную тарелку дымящей баранины, -это всё мне?
- А что мало? Если мало, там ещё осталось, проговорил геолог.
- Я не съем, Борис, столько.
- А ты не смотри на эту гору, там половина костей,- засмеялся Борис.
До Колымы Владимир как-то не обращал внимания на крепость и вкус чая, он даже не обращал внимания на специфический вкус столовского чая, чаем считал слегка закрашенную заваркой горячую воду, и был удивлён чифирю, когда на 250 граммовую баночку воды бралась целая пачка заварки, которой его матери, да и жене хватало чуть ли не на месяц. В сортности чая он тоже не разбирался, дома все старались взять чай в плитках, которым давал черный цвет при малых дозах заварки, а на севере этот плиточный чай и за чай не считался.
- Это, Володя, отходы от хорошего чая, когда то объяснил Пшенай. Самый хороший чай, когда он в листочках, когда при заварке эти листочки раскрываются и цвет чая получается золотисто-коричневый, когда на языке чувствуется вкус, когда ощущаешь аромат, а для этого лучше всего брать высший сорт, дороже, но зато и чай лучше. Живем же раз, зачем на себе экономить и пить всякую бурду.
Сливочное масло, которое он только мазал на хлеб тонким слоем, здесь шло на все кулинарные цели, на нем зажаривали лук, на нём жарили котлеты и картошку, так как других жиров не было. На еду здесь люди денег не жалели и не экономили, ели что хотели и сколько хотели, высказывая недовольство на отсутствие не только деликатесов, но и на отсутствие яиц, цитрусовых и хороших копченых колбас.
Поэтому и не хотел геолог жить на материке на мизерную зарплату, которую бы он получал.
- Здесь взять целого барана за 25 рублей при моей зарплате минимум в 700 рублей, это не в ущерб, а на материке, при окладе 120 рублей - это уже расход, там барана этого месяц есть надо, а здесь мы с Борисом его раза за три съедаем.
Баранина была ароматной, не очень жирной и вкусной с различными приправами, которых Борис тоже не жалел, и сыпал горстями.
- Когда я на материк приезжаю, то мяса почти не ем, там мне больше нравится картошка, сваренная целиком, и селедочка, да ещё под сто грамм! - говорил и закатывал глаза.
Выпили одну бутылку коньяку, вторую геолог припрятал и мечтательно произнёс, - таких бы штучек десяток, поразив Владимира лёгкостью траты денег.
Получив деньги, семейные шли в магазин и закупали продукты. Брали не килограммами, а штуками, масло сливочное коробками, баранину - целыми баранами, муку и сахар мешками, мужики закупали сигареты сразу по 100 пачек, чай килограммами, а консервы ящиками. Такого Владимир до Колымы не видел.
- А что я буду каждый день ходить в магазин и брать, например, масло килограммчиками? - спросила его Зина, когда он спросил ее,- зачем сразу столько покупаешь?
- То магазин иногда закрыт, то деньги на что- то израсходуешь, то что-то разберут, а, если дома лежит, то знаю, что есть и в любое время возьму сколько нужно и когда мне это нужно, зимой, что в магазине всё мёрзлое, что у меня в кладовой.
Напившись чаю, легли, как сказал геолог, завязать жирок.
Деньги, Володя, только деньги в этой жизни имеют ценность, на деньги всё можно достать: хорошую еду, не сучок, а коньячок, жильё хорошее, автомашину и женщин.
- Женщин?- удивился Владимир.
- А что? Ты не знаешь? - удивился геолог.
- Да у меня не было такого, чтобы я платил деньги.
- Э! значит или женщины не такие, или же удовольствие не такое,- заметил Борис.
- Может быть.
- Но за деньги купить можно всё.
- Даже любовь? - спросил Владимир.
- Даже любовь, если под этим понимается - все, что хочешь иметь от женщины. От красивой женщины, доступной женщины.
- То есть от шлюхи?
- Конечно же! Но и они различаются, Володя. Есть дешевые, что за трояк идёт, а есть своего рода элита, которая за ночь берет не меньше сотни. Есть и дороже.
- Ты, Борис Павлович, все это рассказываешь, как будто сам платил такие деньги таким женщинам за такие их ласки, смеясь сказал Борис Степанович.
- Было, - ответил он, - когда-то же я молодым холостяком был. Раз в три года можно было позволить себе и потратиться на любовь прекрасной шлюшки. Раньше если у меня в кармане нет полмиллиона рублей, то я и в отпуск не торопился. Это сейчас в отпуск собираешься и не знаешь, много это или нет, ни как я к этим новым деньгам не привыкну. Но знаю, что пятдесят тысяч я уже в отпуск не повезу. Хоть и платят по сравнению с материком здесь больше, но не настолько, как это было раньше. Лысый ***** вообще подрезал зарплаты.
- Я, Борис Павлович, получил от одного своего однокашника письмо, он устроился на работу в Хакассии, с премией на подземке получает больше моего, - сказал Владимир.
- Мои друзья тоже пишут об этом, подтвердил маркшейдер, - вот я и хочу во время отпуска подыскать себе хорошее место, чтоб лес был рядом, рыбалка, и чтобы я мог хоть куда в любое время уехать.
- Значит, Борис Степанович, всё же решаешь навсегда рвануть отсюда?
- Конечно же! Пусть здесь дальше сам Никита Сергеевич вкалывает, если бы я зарабатывал здесь больше, чем мои коллеги на материке и имел возможность на материке же получить квартиру, то ещё бы посмотрел, таких морозов на материке нет.
- Интересно, - произнёс Владимир, - сколько же человеку денег надо, чтоб жить и ни о чём не тужить?
- Мне кажется, Володя, - ответил геолог, - предела нет, человек жаден, а жадность беспредельна. Лето вот начнется, много любителей больших денег сядут.
- За золотишко? - поинтересовался Владимир.
- За него. Государство берёт у местных старателей, по 67 копеек грамм, а залетные купцы дают за грамм червонец, разница есть? Огромная. Это червонец здесь на месте, а на материке этот грамм намного дороже. Ловят, сажают, но велик соблазн. Кому везет, а большинству не везет, но все равно новые идут на риск. Здесь меня ещё не вызывали в следственный отдел, как эксперта, а на Мальдяке за лето раз несколько. Последний раз золото наворовал такой тюха-матюха, на которого и подумать-то бы не подумал, наворовал, сказал, из колоды «Тарзанчика». Что золото было с полигона № 60 и приборное, это я определил, а вот то, что он один его наворовал - это мне было сомнительно. А попался он случайно, узнал адрес и пошёл без всякой договоренности, там в это время ждали покрупнее птицу, а этот пришел, его взяли, а того упустили. Мне он начал мозги пудрить, что сам намыл, но как сам, если только поднесли магнит, магнит весь ощетинился железными опилками, ясно, что золото приборное, а не лотковое, только у промприборов такое золото, умные перед тем как приборное золото сбывать, магнитом обработают, у них тогда только в микроскоп железо можно обнаружить. Золото на всех россыпях разное, отличается формой зёрен, окаткой, цветом, блеском.
Одну группу расхитителей золота начали раскручивать с Ирана. Там одному нашему геологу предложили купить россыпного золота и он сразу определил, что золото с Колымы. Купил, а в Магадане определили и прииск, и участок откуда оно взято, а дальше всё было проще. Оказалось, что главный геолог вышел на пенсию и перед уходом организовал группу, которая скупала и всеми способами добывала золото, а главный геолог навещал дважды в год прииск под предлогом переоформления пенсии. Тогда прииск сразу обезлюдел, почти всех главных спецов взяли, да и мелочи пересадили много. В Магадане есть лаборатория, которая проводит экспертизу похищенного золота, так в нем за сезон много скапливается неучтенного металла, особенно много его конфискуют у цыган. Любят они этот металл, сильно любят.
Частично здесь золото сейчас выгребают за наличные деньги представители с приисков, которые план не выполняют. Они тогда через управление договариваются и шлют на прииски, которые план уже выполнили своих людей с сумками наличных денег. Приезжают на каждый участок по представителю, начальники участков собирают своих рабочих на неофициальное собрание и говорят, - мы план перевыполнили, а вот соседи еще и плана не сделали, нужно помочь. Разрешаю двое суток золото мыть, - где кто сможет, даже на полигонах, приносить и сдавать сюда за наличные деньги, будем принимать без лишних вопросов все, что кто принесёт, то есть ... ну, вообщем поняли. Вперед!
- А у Женьки маркшейдера была маркрабочая некто Катя Тулупова, она на полигонах, при замерах, как только случалась лишняя минутка, шла и из спая, то есть из слоя, где пески лежат на скале плотика, где самое богатое золото, руками начинала выковыривать большие золотины, иногда и самородочки находила. Коли я видел, то она его выбрасывала, но я не всегда же за ней смотрел, и вот эта Катя подкатывается к Женьке и отпрашивается: - Евгении батькович, отпусти меня попытать счастья. А тот ей,- ты же знаешь, Катерина? Да, - знаю, знаю, всё будет! он её отпускал, Катя уходила и после обеда заявлялась.
- Такое место нашла! такое место нашла!
Принимал металл я, и я же, оформлял документы, беру её золото и взвешиваю. Около килограмма. Спрашиваю,- где же ты это, Катюша, такое богатое место нашла? А Евгений рядом, ты же слышал, что будут принимать без всяких лишних вопросов, вот и принимай. Купец сразу же ей выдал деньги, через несколько минут Евгений мой ушел, возвратился, рот до ушей, выпивший, улыбающийся, кроме натур оплаты она ему взяла литр спирта и закусь. За полдня около тысячи рублей получила, можно было и на спирт потратиться.
- Борис Павлович, давайте лучше про женщин.
- Ну, а ты, Володя, расскажешь? - спросил Борис Павлович.
- На производственной практике судьба свела меня с женщиной Дусей, царство ей небесное.
- Такая старая была, что ли? спросил, смеясь, земляк.
- Муж у неё сидел, поехала на свиданку, он её там и убил и сам задавился на её чулке. Жила она тогда уже несколько лет без мужа и изредка находила мужика, одним из таких мужиков и стал я. До встречи с этой Дусей я считал, что женщина, это необходимость, но что это ещё и искусство, которое не все знают я только с ней понял. Поехал я и второй
раз туда, уже на преддипломную практику, кто знает? окажись она живой, то, может быть, я бы даже бросил ради нее свою жену.
- Вот, вот, мужики! Я вам и втолковываю, что инстинкт первичен, а всё остальное к нему прилагательное, вмешался Борис Павлович. А про тебя Владимир Константинович, оказывается, мы многого не знаем!