- Ты, дядь Серега, колун не так держишь. Ты щас вдаришь рукояткой, руку обобьешь себе. Встань дальше.
Лиза с удовольствием наблюдала за работой двух мужиков. Сергей, конечно, выглядел вальяжно, тело его, хоть уже и не молодое, но крепкое было вылеплено из красиво отработанных мышц - он до сих пор ходил в спортзал, качался. Но вот работал он неловко, неуверенно, видно было холеного горожанина за версту, и пару раз Лиза даже вздрогнула, вот-вот долбанет не туда, черт знает чем закончится эта рубка дров. А вот Емельян… Это вчера в чудной скитской одежде он показался длинным, худощавым и слабым, а сейчас, когда, несмотря на морозец раздетый до пояса , он мощно вздымал вверх здоровенный колун, ловко и точно опуская его в расщелину черного огромного пня, как будто вылитого из металла, и тремя движениями разваливал кажущуюся литую твердь на четыре сияющие влажным деревом части, Лиза видела - парень высечен из камня. Руки, плечи, бедра - все наливалось упругой силой от любого напряжения, и видно было, что сила эта нешуточная.
- Ты, дядька, не туды вдарил. Глянь-ко - бей в три удара. По центру вмажь попервой, потом вдаль, на край, а потом вблизь, рядом с первым. Так и рассадишь его влегкую, а то тюкаешь, как девчонка. Дай-ка.
Он отнял у смутившегося Сергея колун, размахнулся, на голом животе разом напряглись жилы стальных мускулов, а тремя хлесткими ударами рассадил огромный пень, который, наверное, лет сто никто не мог расколоть.
- Ну во. Дотелюкай его, а Веруня соберет. А я ща.
Емельян накинул холщовую широченную рубаху на разгоряченное тело и враз стал длинным и тощим, даже, как будто, сгорбившимся - настолько несуразным был покрой этого уродства. Метровыми шагами он промерил тропинку и скрылся в доме, и Лиза, чуть улыбаясь, осторожно, чтобы не увидел муж, смотрела, как он, не каждый раз попадая разбивает чурки на дрова.
- Вот так он во всем, бабуль. Что не берется - все делает классно, все умеет. А говорит, как село. Ну, ничего. Вы уедете, я на ноут обучающие проги поставлю, буду с ним заниматься. Мне, кстати, Симка работу через интернет нашла, он лайн. Я уж работаю, неплохо платят, между прочим. А Мелька строить тут будет, у него руки золотые. Проживем. Сами, проживем, баб. Так матери и скажи.
Верушка не менее ловко, чем Емельян управлялась с дровами - быстро, мышкой - норушкой стаскивала их в кучку, нагружала на сани, складывая четкой пирамидкой и тащила к дровнику, слегка пыхтя от натуги. Выгружала в большой, размером со справную избу дровник, и снова тянула сани к дровосекам, и ее разрумянившееся на морозе, свежее, как цветок лицо, было прекрасным.
- Все! Работу кончай! Ужинать! Шанежки у нас сегодня, с пылу с жару! Бегом!
Мерене колобком каталась среди своих дорогих гостей, сгоняя всех, как овец в стадо, и Лиза снова почувствовала тепло внутри - таяло ее сердце, как льдинка на горячей печке, таяло…
…
- Я ему не говорю пока, а то он работать мне не даст во дворе, все сам на себя взвалит. А мне в радость, я как на воздухе пошевелюсь, как следует, так все болезни проходят, ничего плохого не чувствую. Выздоровела. Но сказать надо, третий месяц пошел. И знаешь, баб… Чувствую я, мой ребенок будет простым, нормальным, не таким, как вы, прости, все. И от Марфы этой поганой мы с Мелькой его защитим.
Верушка говорила тихо и зло, Лиза вдруг поняла, что она ненавидит все, что связано с этим ведьмовством черным, ненавидит люто, до крови. А еще она поняла - этот ребенок, ее правнук, а скорее всего - правнучка, будет избавлением - она несет чистую кровь, не зараженную этой страшной проказой.
…
Дом блестел! За эти пару недель, которые они прожили здесь - дом снова стал молодым и прекрасным. Емельян обновил крыльцо, ошкурив и покрыв старое дерево лаком, заменил ржавые листы на крыше, покрасил рамы, да что он только не успел за это небольшое время, работал не покладая рук, вставал затемно, ложился за полночь, готовил дом к жизни своей семьи. А когда узнал о Верушкиной тайне - вообще летал соколом, пылинки сдувал с жены, даже кастрюлю не давал ей снять с плиты. Мерене ахала да охала, она уже поняла, что никто ее не гонит из дома, и делала все с утроенной энергией и радостью.
День, когда Лиза и Сергей собрались домой был совсем весенним. Солнце топило снег с такой яростью, что село за полдня увязло в мокрой жиже, шаловливые солнечные зайчики метались по стенам, прячась в свежайших, наглаженных до хруста занавесках, веточка карликовой ивы, отогревшись в вазе напряглась всеми почками, вот вот и брызнет зеленью. Сергей напряженно вглядывался в конец размякшей улицы, вот-вот должен был показаться автобус, а черт его знает, придет ли он по такому волглому зимнику.
- Дядь Серег, не боись. Если чего, я у Ваньки - соседа лошадь с телегой возьму, он обещал. Докачу, как царей. А щас, гляньте!
Лиза уставилась в сторону ворот, а там, как будто стесняясь уставившихся на нее глаз, переминалась на стройных копытах пятнистая телочка, привязанная к стойке новой лоснящейся на солнце веревкой.
- Веруньке подарок! Дом нанялся строить, отработаю телку. А дите с молоком. Правда, баб Лиз, красавица?
Лиза молчала. Она вдруг поймала себя на мысли, что немного завидует Верушке. Так, совсем немного, и зависть эта светлая, ясная и теплая, как сегодняшнее весеннее солнышко.