Сокровища
Глава третья
Пробуждение. Реальность
Это уже было утро. Во рту находилась пустыня Сахара, но вставать не хотелось, и Бородин, собрав откуда-то появившуюся слюну, смочил ей рот. Сквозь сон он слышал, как кто-то осторожно ходит по комнате, стараясь не разбудить его и ещё кого-то.
По громкому шёпоту он с трудом понял, что это на работу собираются братья, но вязкий сон поглотил его вновь и он проснулся только лишь от того, что кто-то осторожно прикоснулся к его плечу. С трудом открыв один глаз, он увидел над собой Галю.
Она, приложив палец к губам, осторожно прошептала:
— Вставать будешь?
Галя была в плаще и в каком-то лёгком платочке на голове, было видно, что она только что откуда-то вернулась.
Нестерпимо хотелось пить, и Бородин только слегка пошевелил головой в знак согласия. Такое движение отдалось в ней колокольным звоном, от которого он невольно опустил голову на подушку. Но не тут-то было, Галя вновь коснулась его плеча и поманила за собой ладошкой.
Делать было нечего, и Бородин, с трудом поднявшись, надел валяющиеся в стороне джинсы с рубашкой и побрёл на кухню.
В комнате никого больше не оставалось, кроме Лёшки, который, полураздетый, раскинув руки, заливался храпом на соседнем диване.
Стол, сдвинутый в середину комнаты, был не убран, и на нём горой стояли немытые тарелки, валялись вилки, ножи и опрокинутые стаканы и стопки.
«Да, погуляли», — глядя на разорённый стол, с трудом подумал Бородин.
На судне такого на ночь оставлять было нельзя по причине того, что из-за неожиданно возникшей качки всё попадает со стола и ты потом будешь собирать битое стекло по палубе, или, не дай бог, нагрянет помполит, и тогда выговора в лучшем случае не миновать, а в худшем — лишат визы.
На кухне, увидев его, Галя усмехнулась и протянула ему стакан какой-то желтоватой жидкости.
Бородин, ничего не понимая, уставился на этот стакан.
— Да пей же ты, — нетерпеливым шёпотом потребовала она. — Полегчает.
Бородин принял из её рук стакан и принялся пить. Сейчас бы холодненькой воды с газом опрокинуть, а он пил какую-то сладковато-кислую жидкость. Выпив эту бурду, он, передёрнув плечами, в недоумении поднял глаза на Галю:
— Чё это было?
— Да не отрава, — уже веселее вновь усмехнулась Галя. — Гриб это.
— А-а, — протянул Бородин, но, почувствовав нестерпимые удары частого пульса, несущиеся откуда-то изнутри головы, поморщился. — А больше ничего не осталось со вчерашнего?
— Да разве с этими братьями что-то доживает до утра? — зло прошептала она. — Всё вылакают, паразиты, а потом сами ходят и мучаются. Но я тебе пивка принесла. Хочешь? — как бы между прочим предложила она.
— Что ж ты мне эту бурду суёшь? — поморщился Бородин. — Сразу бы его и дала.
— Да потому и не дала, что если Серёга полстакана с утра за воротник зальёт, то он потом три дня в загуле будет находиться. Поэтому я его всегда с утра грибом отпаиваю и на работу выгоняю, — как бы между прочим приговаривала она, открывая бутылку с пивом и протягивая её Бородину.
Не обращая внимания на её слова, Бородин торопливо принял у неё бутылку и опрокинул её в себя. Выпив половину, он посмотрел на Галю, поймав на себе её презрительный взгляд.
— А ты точно такой же алкаш, как и Серёга, — с сожалением вырвалось у неё.
— Да уж какой есть, — пробормотал Бородин, выпуская через сомкнутые губы газы от выпитого пива. — Но по три дня в загуле никогда не бывал. Работа у нас такая…
— Да знаю я про вашу работу, — махнула на него рукой Галя. — Все вы одним миром мазаны.
От таких выводов Бородину стало обидно. Но что толку было разубеждать в чём-то уверенную женщину? По себе он знал, что это бесполезное занятие. Лучше было перевести разговор в другое русло.
Поэтому, почесав в затылке, он попросил её:
— Мне бы умыться…
— Так иди и умывайся, я что, тебя держу здесь, что ли? — раздражённо ответила Галя на его просьбу.
В ванной он скинул с себя одежду и ополоснулся под холодными, жёсткими струями душа. Голова как-то сразу пришла в норму, а растеревшись жёстким полотенцем и посмотрев на себя в зеркало, он там больше не увидел растрёпанного и опухшего бичугана. На него уже смотрел по-прежнему весёлый и доброжелательный Вовка.
Выйдя из ванной, он вновь заглянул на кухню.
Галя задумчиво сидела за столом, глядя в пустой стакан. Рядом с ней стояла пустая бутылка из-под пива.
При виде входящего Бородина она с удивлением подняла на него глаза.
— Воистину, вода делает чудеса! — невольно вырвалось у неё.
— Да уж, — довольный произведённым впечатлением, произнёс Бородин, присаживаясь с ней рядом за стол. — Я смотрю, ты бутылочку уговорила…
— Да… — смущаясь, ответила Галя, но тут же с надеждой посмотрела на Бородина. — А может, ты ещё хочешь? Я в холодильник вторую положила.
— Не, — отрицательно покачал головой Бородин. — Ты мне чего-нибудь поесть положи. А то вчера только и жрали её, радёмую, а о еде я совсем забыл.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Галя и быстро встала из-за стола.
Все разговоры они вели шёпотом, боясь разбудить Лёшку. Но его храп из соседней комнаты нёсся без изменения.
Галя поставила перед Бородиным несколько тарелок с винегретом, картошкой и салатами, за которые он жадно принялся, а она, присев рядом с ним, молча наблюдала, как он опустошает тарелки, а потом неожиданно спросила:
— А может, тебе чего покрепче налить?
Бородин в недоумении поднял на неё глаза.
— Не-ет, — прошамкал он полным ртом. — Не надо. Сейчас Лёшка проснётся, да домой вернёмся, а там тётя Валя обязательно нам нагоняй устроит. И так неудобно, что ночевать не пришли и не предупредили, а тут ещё пьяные завалимся.
— Ну смотри, — Галя скептично посмотрела на Бородина. — А то у меня есть. От Серёги прячу, — добавила она, как будто, между прочим.
Она ещё немного посидела за столом, а потом, увидев, что у него уже одна тарелка опустела, поднялась и отнесла её в мойку.
Возвращаясь на своё место, она не села на него, а подошла сзади к Бородину и прислонилась к его спине бёдрами и животом.
Наклонившись к нему, она полностью прижалась грудью и, нежно обхватив руками, положила голову на плечо.
От такого поворота событий Бородин застыл колом, кусок картошки чуть ли не застрял у него в горле, и он, с трудом проглотив его, ощутил возле своего уха её жаркое дыхание.
— Какой же ты не такой… Как ты не похож на всех этих алкашей… Я так тебя хочу… — горячо шептала она.
От таких слов Бородина обдало жаром, как будто он открыл топку котла. В голове от прилива крови всё перемешалось, перехватило дыхание, и он сейчас был готов на любое безумство, но трезвая мысль: «А что потом?» моментально пронзила мозг.
Резко повернувшись на табурете, он оказался лицом к лицу с Галей, которая при его развороте присела на корточки, уткнувшись лицом в его колени.
Бородин бережно поднял её голову и, заглянув в глаза, полные слёз, прошептал:
— Не надо сейчас, Галь, не сейчас… — На что она даже не отреагировала. — А если Лёшка проснётся? Что делать будем?
— Плевать! — уже жёстко вырвалось у неё. — Надоело мне вечно в дурах у него ходить, — она, конечно, подразумевала мужа. — Жить хочу, сейчас хочу. — А потом, поднявшись с корточек и взяв в руки голову Бородина, пристально посмотрела ему в глаза. — А жизнь-то пролетела, как один миг пролетела… а я этого даже и не заметила.
Неожиданно прервав её слова, прозвенел дверной звонок. Он нарушил тишину квартиры, как гром среди ясного неба. От его звука они оба вздрогнули и с испугом посмотрели друг на друга.
— Неужели Леночка пришла? — вырвалось у Гали и, оставив Бородина в кухне, быстро прошла в прихожую.
В то же самое время в большой комнате прекратился заливистый храп Лёшки, а Бородин услышал, как открывается входная дверь.
Из прихожей сразу же раздался звонкий детский крик:
— Мама! А мы с бабушкой в кино ходили! А потом мороженое ели!
— Ну вот и умница, вот и молодец, — послышался спокойный ответ Галины.
Голос у девочки снизился, но всё равно было слышно, как она спросила мать:
— А кто это у нас в гостях?
— А это мы вчера бабушку поминали, и у нас дядя Лёша с дядей Вовой в гостях остались.
— А какой этот дядя Вова? — не унимался звонкий голосок.
— А помнишь, я тебе рассказывала, что у дедушки Вовы есть один сын и он моряк, который весь мир посмотрел?
— Помню, помню! — уже радостно щебетал детский голосок. — А где он сейчас?
— А вон он там, на кухне сидит, обедает, — ласково продолжала мать.
Из прихожей тут же раздался звук приближающихся шагов, и на пороге появилась обладательница этого пронзительного голосочка.
Она вбежала и остановилась перед Бородиным, без стеснения разглядывая его.
— Привет, — улыбаясь, протянул ей руку Бородин. — Я — дядя Вова.
— Привет, — уже более спокойно отреагировала на его приветствие девчушка. — А я — Леночка.
Перед Бородиным стояла худенькая девчоночка лет семи-восьми. Она была в коротком летнем платьице с многочисленными цветочками. Небольшие две косички торчали у неё в разные стороны, а на их концах красовались большие белые банты.
Леночка без стеснения подошла к Бородину и, потрогав рукав его джинсовой рубашки, презрительно скорчила гримасу на милом личике, категорично заявив:
— И никакой ты вовсе не моряк!
— А почему же это я не моряк? — Бородин удивленно уставился на милое создание, сделавшее столь категоричный вывод.
— А потому что! — тон Леночки был настолько серьёзен, что Бородин невольно улыбнулся.
— И чего это во мне нет морского? — уже шутливо попытался он узнать у Леночки.
— А всё у тебя не такое, — и она принялась перечислять, загибая пальчики на руке: — У тебя нет фуражки и бинокля.
— Так я их дома оставил, — возразил Бородин. Ему всё больше и больше нравился этот разговор, который он захотел продлить.
— Ну и что! — тон Леночки не изменился, и она стала перечислять дальше: — У тебя нет бороды и трубки, как у капитана Врунгеля.
— Ну, бороду я давно сбрил, а трубку я не курю.
— И у тебя нет тельняшки! — звонко закончила Леночка свои доводы. — Вот поэтому ты и не моряк. Все моряки носят тельняшки, а у тебя её нет!
— Да, — Бородин почесал в затылке. — Тельняшки точно у меня нет. Но когда я был курсантом, то она у меня была, — начал он оправдываться.
— А сейчас нет! — Леночка была довольна тем, что доказала Бородину, что он никакой не моряк. — Значит, ты не моряк, — подвела она итог спору.
— Выходит, что не моряк, — усмехаясь, добавил Лёшка, входя на кухню.
Он открыл воду в кухонном кране и жадно припал к нему, высасывая живительную влагу громкими глотками.
Напившись, он оторвался от крана и выпрямился.
— А вообще-то, Леночка, — Лёшка посмотрел на племянницу, — у него дома стоит о-огромный чемодан, — он показал руками размер этого чемодана. — Я не заглядывал в него, но, наверное, там есть и бинокль, и тельняшка. Ты приходи ко мне в гости, и тогда дядя Вова покажет тебе их.
— Неправда, — тут же заявила Леночка тоном, не терпящим возражения. — Ты, дядя Лёша, всё время шутишь и никогда не говоришь правду. Ты думаешь, что я маленькая? — она грозно посмотрела на Лёшку. — А вот и нет! Я всё знаю, и в школе я хорошо учусь.
— Что ты хорошо учишься, мы это знаем и очень рады за тебя, но, чтобы всё знать, тебе ещё надо долго и долго учиться, — напомнила дочери вошедшая Галя.
От слов матери Леночка глубоко вздохнула:
— А как не хочется учиться. На каникулах так хорошо, — она томно посмотрела на окружающих её взрослых. — Тебе тут и кино, и парк, и мороженое.
— Да, ты не переживай за это, — подбодрил её Бородин. — Каникулы у тебя длинные. Времени у тебя много, так что ты успеешь приехать в гости, пока я ещё в Ленинграде, и тогда я тебе много чего смогу рассказать и о море, и о разных странах, — он ласково провёл рукой по её головке.
— Правда? — Леночка с надеждой посмотрела на Бородина.
— Конечно, правда, — уверенно подтвердил свои слова Бородин.
— Ну, тогда начинай, я уже готова слушать, — Леночка подошла к Бородину и, в ожидании рассказа, смотрела на него.
От её слов Лёшка с Бородиным рассмеялись, а Галя возразила:
— Ты лучше иди пока к себе в комнату и поиграй, а то дядя Лёша ещё не кушал и им, — она кивнула на смеющихся мужиков, — уже давно пора домой ехать.
— Хорошо, — согласилась Леночка, — я пойду поиграюсь, но только ты не забудь мне всё рассказать, когда я приеду к тебе в гости, — напомнила она Бородину, погрозив пальчиком.
— Хорошо, приезжай, — улыбнулся Бородин, поглаживая шелковистые белокурые волосики на голове у Леночки.
— Я обязательно приеду, — пообещала она и упорхнула из кухни.
— Какая она милая, — Бородин умилённо посмотрел на Галю.
— Да… — грустно сказала Галя и тут же добавила: — Вот ради этого и стоит жить. — А потом, посмотрев на Лёшку, спросила: — Кушать будешь? — В её голосе чувствовалась надежда, что Лёшка от её предложения откажется.
— Не, Галь, не буду. Маманя нас, наверное, заждалась, а мы тут прохлаждаемся, — Лёшка поднял руку и посмотрел на часы. — Поехали лучше домой, братан, — Лёшка, скорчив горестную физиономию, посмотрел на Бородина. — Чувствую, что на орехи нам сегодня достанется. Надо же, — посетовал он, — забыл я ей вчера позвонить.
— Что достанется, так это точно, — подтвердила его слова Галя, а потом, как бы между прочим, спросила у Лёшки: — Ты в отпуске, что ли? Чего на работу-то не торопишься?
— Ага, — подтвердил её слова Лёшка, — со вчерашнего дня в отпуске.
— И чего собираешься делать? — продолжила интересоваться она.
— Не знаю пока, — пожал плечами Лёшка. — Думаю, что в Петергоф надо съездить с Вованом, — он показал взглядом на Бородина. — Фонтаны там недавно открылись.
— Фонтаны — это хорошо. Если бы не работа, то сама бы с удовольствием туда съездила, — мечтательно продолжала Галя, а потом, переменив тему, спросила: — А ты слышал, что баба Маша собирается свой огород расширять?
— А чего его расширять-то? — Лёшка в недоумении посмотрел на Галю. — Он у неё и так вон какой огромный, — он попытался найти сравнение и, вспомнив его, тут же добавил: — Как колхозное поле.
— Огромный-то огромный, — перебила его Галя, — но и семья у нас не меньше. Всем картошечка нужна. В прошлом году собрали столько, что до весны едва хватило.
— Ну и что? — Лёшка не мог понять, куда это клонит Галя.
— Чего «ну»? — Галю уже начала раздражать Лёшкина тупость, и она напрямую выложила ему: — Собираешься ты туда ехать или нет?
— А-а… — протянул Лёшка. — Ты имеешь в виду копать его? — И тут же добавил: — Мы с Вованом обсуждали это. — Он с надеждой, что Бородин подтвердит его слова, посмотрел на него. — Он не против, — на что Бородин утвердительно кивнул головой.
— И когда вы собираетесь ехать? — так же энергично интересовалась Галя.
— Да завтра и поедем. Маманя уже весь мозг прополоскала этим огородом, — поморщился Лёшка. — Ты как? Поедешь? — он нерешительно посмотрел на Бородина.
— А чего не поехать, — тут же согласился Бородин. — Сам же рассказывал. Речка, банька, природа. Всё как надо, а заодно и поработаем. А то я чего-то застоялся в этом отпуске. Два месяца уже ничего не делаю, — Бородин повёл плечами, как будто разминая их.
Он все ещё сидел на табурете возле стола, вполоборота к Лёшке и Гале, которые стояли перед ним.
— Ну и отлично! — обрадовался Лёшка. — Приедем, баньку затопим, да самогоночку попробуем, какую баба Маша делает… — мечтательно задрал он глаза к потолку. — Мечта… — прищёлкнул он языком от предвкушаемого удовольствия.
— Вам бы все её жрать, пакость эту, — недовольно отреагировала на его слова Галя.
— Ладно тебе, — Лёшка обнял Галю за плечи, — не бухти. — Галя недовольно стряхнула с плеч Лёшкину руку, а тот тут же встрепенулся, вспомнив важную мысль, которую он за этим разговором упустил. — Поехали, братан, домой получать маманин нагоняй. Спасибо тебе, Галюня, за угощение. Если чего не так, то прости. — И с этими словами, махнув рукой Бородину, чтобы тот следовал за ним, Лёшка прошёл в коридор.
— Только не дыши, — сморщилась Галя, помахав ладонью перед своим носом, когда Лёшка проходил мимо неё, на что тот только громко хохотнул.
Бородин понимающе посмотрел Лёшке вслед и, поднявшись с табурета, направился за ним.
Галя в дверях неожиданно сделала к нему небольшой шаг и, задев грудью, глядя куда-то в сторону, прошептала:
— Я обязательно приеду. Жди.
Бородин постарался сделать вид, что ничего не заметил и не услышал, а только незаметно кивнул головой.
В коридоре они обулись, и Галя громко крикнула:
— Леночка, а дядьки твои уходят. Иди скажи им до свидания.
Из дальней комнаты тут же выскочила Леночка.
— До свидания, дядя Лёша, — она подошла к Лёшке и подставила для поцелуя щёчку и, сделав шаг к Бородину, подставила и ему щёчку: — До свидания, дядя Вова. — а после поцелуя серьёзно посмотрела ему в глаза. — Только ты не забудь, что ты мне обещал, — и убежала к себе в комнату.
От её слов Бородин улыбнулся и, махнув вслед убегающей Леночке рукой, громко выкрикнул:
— Обязательно всё тебе расскажу.
Лёшка уже открыл дверь и ждал, когда Бородин закончит прощаться, а потом ещё раз поблагодарил Галю:
— Спасибо, Галюня, за угощение, — на что та только махнула им рукой и закрыла дверь.
На улице было тепло, солнце ярко светило, так что, выйдя, Бородину даже пришлось прищуриться.
— Пошли быстрее, — поторопил его Лёшка. — Готовься получать от мамани трендюлей.
Они быстро прошли к трамвайной остановке, потом пересели на метро, и через полчаса были уже возле Лёшкиного дома.
Тётя Валя встретила их перепуганная. Было заметно, что она волновалась, почему эти два балбеса не вернулись ночевать, и при их появлении сразу же разразилась причитаниями:
— Где же это вас носило, черти вы окаянные?
— Да, мам, мы у Серёги остались ночевать, — начал оправдываться Лёшка.
— Это я всю ночь не спала и ждала вас, а вы только вот когда заявились! — чувствовалось, что тётя Галя была очень недовольна.
По мягкости своего характера она не могла ни кричать, ни долго злиться, но сейчас у неё столько накипело на душе, что она всю эту пену злости выплёскивала на этих оболтусов.
— Хорошо, что хоть Юра позвонил сегодня утром и объяснил, где вы находитесь. А то я уже собралась больницы и морги обзванивать.
— Ты чего это, мам, нас уже хоронишь, — пытался Лёшка как-то сгладить гнев матери. — Ну забыл я позвонить…
— Забыл он, видите ли, — передразнила его тётя Валя. — А обо мне, что я тут переживаю, ты даже и не вспомнил, паразит ты эдакий, — при этих словах она присела на стул и горестно всхлипнула.
— Ну что ты, мам, — подошёл к ней Лёшка и, пытаясь успокоить, наклонился и приобнял мать.
Но тут к тёте Вале подлетела какая-то толстенная тётка в синем ситцевом платье, висевшем на ней мешком, и принялась утешать её, попутно ругая Лёшку:
— И не стыдно тебе, окаянному, так мать доводить? Ты посмотри, до чего ты её довёл?! Лица на ней нет, только валерьянку да валидол пьёт, а с тебя всё как с гуся вода. Жену с дитём бросил, мать довёл, из дома неизвестно куда ушлястал, — чуть ли не с криком причитала эта тётка.
Бородин сразу догадался, что это и есть обещанная тётя Люда из Курска, которая летом чуть ли не каждый месяц приезжает в Питер на отоварку продуктами.
— Никуда я не ушлястал, — уже с обидой возразил ей Лёшка. — Мы с Вовкой, — он кивнул в сторону Бородина, — на кладбище ездили, могилу матери братьёв поправляли, да помянули её, — и, сделав небольшую паузу, в которую тётя Люда не успела встрять, виновато добавил: — Ну не рассчитали немного, пришлось там заночевать, ведь поздно уже было. Выпимши мы были.
— Ты вечно со своими пьяными дружками где-то бродишь, — тётя Люда зло посмотрела в сторону Бородина, — а о матери и жене с дитём никогда не думаешь, а они, горемычные, тут в одиночестве пропадают. А вдруг с матерью или женой что приключится? А ты где-то пьяный валяешься? Ты не думал об этом? — и, отойдя от понурившей голову тёти Вали, пошла в атаку на Лёшку.
Но, сделав пару шагов в его сторону, замахала ладонью у себя перед носом.
— Да ты посмотри на них! — чуть ли не завопила она, показывая пальцем на Лёшку и Бородина. — Да к ним и подойти невозможно! Перегарищем от них за версту несёт! Ты погляди на этих красавцев! Морды красные, перегар в разные стороны, опухшие, даже глаз не видно! Да не стыдно ли вам в таком виде в дом появляться?
— А ты тут, тёть Люд, здорово-то не разоряйся, — грубо прервал её Лёшка. — Мой дом, моя семья, моя жена! Поэтому что хочу, то и делаю! Конечно, виноват я, что не позвонил, что заночуем у Серёги. Ну виноват! — повторил он и, расставив руки, сделал шаг в сторону тёти Люды, отчего та чуть ли не отскочила от Лёшки. — Ну убейте меня за это! Так ничего же не случилось. Вот они мы, живы и здоровы, но, — он сделал небольшую паузу, — пованивает от нас. Так и поехали мы на кладбище, чтобы помянуть, а не нажраться где-нибудь в подворотне…
Со стороны тёти Вали по-прежнему раздавались всхлипывания, а тётя Люда ошарашенно смотрела на взбесившегося Лёшку. В комнате нависла тишина, которую вновь нарушил Лёшка:
— А сейчас я ставлю вас в известность, что мы с Вовкой пойдём в пивбар и выпьем там по паре кружек пива, потому что состояние у нас неважное.
Со стороны тёти Вали раздался тяжёлый вздох:
— Вот и покойный твой отец с того же начинал. То пиво, то похмелиться…
— А ты, мама, не переживай, я знаю, что я делаю. Пошли, — Лёшка махнул рукой Бородину и, подойдя к матери, поцеловал её в склонённую голову. — Через пару часов вернёмся.
Высказавшись, Лёшка резко развернулся и пошёл на выход из квартиры, а Бородин молча последовал за ним.
Проходя мимо Лёшкиной комнаты, Бородин увидел безмолвно стоящую Татьяну с ребёнком на руках. Она тоскливо смотрела вслед удаляющейся спине мужа.
Бородин только краем глаза посмотрел на безмолвную Татьяну и постарался как можно быстрее выскочить из дома, потому что от воплей тёти Люды башка начала так трещать, что было желание или оторвать её, или засунуть в ледяную прорубь.
Выскочив на улицу, Бородин увидел стоящего на тротуаре Лёшку, который чего-то озирался. Он подошёл к нему и тупо спросил:
— Ну и чё делать-то будем?
— Пошли подальше от этих бабских воплей, — раздражённо выпустил из себя злость Лёшка. — Как они меня достали своими криками. Башка и так раскалывается, а ещё эта Люда развопилась.
— Да, — протянул Бородин, — пивка попить бы не мешало…
— А что? — ободрился Лёшка. — Отличная идея. — Но потом, что-то вспомнив, поднял указательный палец над головой. — Подожди, сейчас Славке звякну, и вместе пойдём. Он не откажется, — Лёшка усмехнулся, и они пошли к телефонной будке, стоящей у гастронома.
Славка от такого предложения не отказался и через несколько минут подошёл к ним.
Бородин Славку помнил. Это был высокий тощий блондин с длинными волосами, которые сейчас были в моде у молодёжи как подражание битлам или кому-то из современных иностранных поп-исполнителей музыки. Даже тем же «Пинк Флойдам», «Диппёпл» или «Европе».
Славка был неразговорчив и особо свои эмоции не выражал. Даже на том футбольном матче, на который они вместе ходили в последний приезд Бородина в Питер, он молча просидел на трибуне, хотя от волнения и Лёшка, и Бородин подпрыгивали и орали от души.
Вот и сейчас, подойдя к скучающим Лёшке и Бородину, он только сунул им худую, костистую ладонь, выдавив из себя:
— Привет, — а на Бородина он вообще расщедрился, поинтересовавшись: — Давно приехал? — как будто тот только пару дней назад поехал на дачу и сегодня вернулся, а не отсутствовал почти три года.
— Да пару дней назад, — поморщившись, буркнул Бородин, зная, что его ответ абсолютно неинтересен Славке и он спрашивает это только для приличия.
Лёшка же, как только увидел Славку, сразу засуетился:
— Всё, поехали, нечего тут толкаться, — и чуть ли не сорвался в сторону троллейбусной остановки.
Бородин со Славкой безмолвно последовали за ним. Бородин — потому что от каждого произнесённого слова у него в голове срабатывала кувалда, от которой чуть ли не искры сыпались из глаз, а Славка — по привычке. Он всегда выполнял то, что затевал Лёшка.
В пивном баре, оказавшемся обыкновенной пивнушкой, народу в середине дня было мало. Таких страждущих, как они, там не было. В одном углу сидело несколько чисто одетых человек, о чём-то мирно беседующих, а в другом — тройка хануриков, которые пиво бодяжили водкой, делая вид, что этого никто не видит.
Дородная круглолицая продавщица, окинув их опытным взглядом, только спросила:
— Сколько?
— По три, — важно заказал ей Лёшка. — Да три селёдки вон с теми солёными крендельками.
Налив кружки, барменша ещё раз взглянула на Лёшку и назвала цену. Этой тётеньке ничего не надо было объяснять лишнего. Взгляд у неё был почище рентгена, и она моментально просвечивала каждого клиента до мозга костей, безошибочно определяя, кто есть кто и что от этого очередного посетителя можно ожидать.
Под её взглядом Лёшка не оробел и небрежно бросил на прилавок трёшку, а Бородин накинул сверху ещё одну. Продавщица небрежным жестом смахнула деньги и таким же жестом кинула на поверхность мраморной стойки сдачу. Махнув по стойке замызганным полотенцем, якобы сметая несуществующие крошки, она важно процедила:
— И чтобы тут не курили и не шумели, а то и без вас тут голова кругом идёт, — а потом, глянув в угол, где ханурики заканчивали производство ерша, зычно выкрикнула: — А вас там, в углу, это тоже касается.
Интеллигентные мужики от такого окрика даже стали ростом ниже и чуть ли не засунули свои носы в кружки, а со стороны хануриков раздалось развязное:
— Не переживай, мамаша, всё будет тип-топ.
— Ты посмотри на него, этого недоделка, в сыночки он мне намылился… Я вот сейчас звякну участковому, тогда уже и посмотрим, кто у кого сыночек, а кто мамаша. Живо на «луноходе» отправитесь отдыхать.
В ответ в углу воцарилась тишина, и работающий вытяжной вентилятор вскоре вытянул остатки папиросного дыма.
Бородин с Лёшкой и Славкой устроились за одним из свободных столиков и жадно припали к живительной влаге.
Первая кружка была опрокинута одним махом. Бородин посмотрел на Лёшку, который повторил точно такой же маневр и сидел напротив, отдуваясь от выходящих газов.
Взяв вилку, Бородин нанизал один из кусочков селёдки и попробовал его.
Селёдкой это месиво можно было назвать только отдалённо. Это были какие-то залитые маслом кусочки бывшей рыбы ржавого цвета с рыбным запахом, отдалённо напоминающим запах селёдки, с прилепленными тоненькими пластинками лука.
Но сейчас, в таком состоянии нестояния, и такая закуска казалась сёмгой, которую можно было надеть на кончик вилки и протолкнуть в себя.
Отведав прелестей предложенных яств и освоив выпитое, Лёшка первым начал разговор.
— Как они достали меня, все эти тётки, — раздражённо начал он. — Ни вздохни, ни выдохни без их ведома. Всё должны знать, везде должны влезть, — горестно сетовал он, прихлёбывая пиво, с которого уже опала первоначальная шапка.
Пиво было каким-то кислым, тёплым и, скорее всего, несвежим. Но что было делать? Другого, извините, рядом не было. Приходилось давиться этим. Поэтому Бородин сидел и, слушая Лёшку и его возмущения, потихоньку прихлёбывал из кружки.
Потом ему надоело слушать Лёшкины стенания, и он, чтобы прервать братана, вспомнил:
— Помнишь, ты что-то говорил про картошку и что её надо где-то вскапывать?
— Точно! — оживился Лёшка. — Как же это я мог забыть? Картошку надо у бабы Маши на даче посадить. Юрка уже взял отпуск и на прошлой неделе с Иркой туда умотал, — от этих слов у него даже глаза радостно заблестели. — Вот куда надо свалить. Там-то уж никто со своими нравоучениями меня не достанет. А когда посадим, то эта Люда уже свалит в свой Курск!
— Какой Юрка? — не понял его Бородин. — Который вчера, что ли, был? Братан твой, что ли?
— Да, братан, но только из какой-то нашей дальней родни. Он у нас токарем на заводе работает. Отличный мужик! — Лёшка с удовольствием покрутил головой. — Он, наверное, чуть постарше тебя будет, но силищи в нём — немерено. Под два метра махина. Ручищи — во! — Лёшка даже показал жестами, какие у этого Юрки руки и бицепсы. — Так что ты, братан, не сильно-то ему ладошки подавай. Раздавит и не заметит.
Он ещё долго рассказывал о даче, о Юре и Ире, поэтому заинтригованный его рассказом Бородин был готов ехать на эту дачу хоть сейчас, несмотря на то что до неё было больше сотни километров.
— А что? — с восторгом поддержал он Лёшку. — Поехали. Только когда?
— Да я бы хоть сейчас уехал, но только вот маманю надо успокоить и обработать, а то она что-то очень сильно переживает за всё, что со мной случается.
— Так она же мать, — согласился с Лёшкой Бородин. — Им, матерям, и положено за нас, вахлаков, всю жизнь переживать.
От его слов Лёшка рассмеялся и со всего размаха, не рассчитав силы, припечатал Бородина к стулу ударом ладони по плечу.
— Точно говоришь, братан, — одобрительно рыкнул Лёшка. — Вот сегодня к ней подкачу, и завтра как проснёмся, то и поедем, — и он принялся высасывать остатки пива.
Во время их разговора Славка не издал ни единого звука. Он молча сидел и потягивал пиво и только оживился, когда Бородин напомнил ему про футбол. Бородин знал, что Славка ярый болельщик и фанат «Зенита», поэтому с подковыркой задал вопрос Славке:
— Как там «Зенит», Слава? Ещё не вылетел из высшей лиги?
— Ты чё? — не на шутку возмутился Славка. — Да у «Зенита» знаешь какой потенциал! — И принялся восхвалять любимую команду с перечислением достоинств каждого игрока.
По его виду можно было понять, что такой вопрос до мозга костей обидел его и он за свой «Зенит» и нанесённое ему оскорбление готов любому глотку порвать.
Бородину от такой реакции Славки стало и смешно, и вместе с тем страшновато, но, не подав вида, он вновь поддел Славку:
— А чего это он на прошлой неделе продул дома «Спартаку»?
Тут в Славку вселился какой-то бес, и он с жаром стал оправдывать поражение любимой команды, сразу найдя и виновных, и ответственных за поражение.
Лёшка тоже встрял в это восхваление «Зенита», которое могло бы продолжаться до бесконечности, но тогда бы ещё пришлось брать не по одной кружке пива. Но Бородину не хотелось повторения вчерашнего банкета, поэтому, чтобы прервать мечты разбушевавшихся болельщиков, что надо было мяч отдать туда, а не тому, он напомнил Лёшке:
— Пойдём, маманю успокоишь, а то она уж больно горестно смотрелась, когда мы уходили, да собраться на завтра надо.
— Точно говоришь, Вован, — тут же согласился Лёшка. — Надо завязывать с этим делом, — он кивнул на стол с пустыми кружками, — да домой идти, а то мы чего-то тут расхлестались.
— А может, ещё по одной возьмём? — неожиданно осмелел Славик. — На посошок дерябнем да пойдём.
— Если хочешь, бери, — пожал плечами Бородин, — мне оно не надо. Хватит на сегодня. И так погулеванили на славу.
— Точно, — поддержал Бородина Лёшка. — На сегодня хватит. Мне ещё перед маманей извиниться надо, да с Танькой по-семейному пообщаться, — он похотливо хохотнул.
Славке ничего не оставалось делать, как согласиться с большинством и, поблагодарив продавщицу, они вышли из пивнушки, услышав вслед:
— Бывайте здоровы, болельщики.
Перед тем как пойти домой, они зашли в гастроном и купили свежий вафельный тортик, а зайдя в квартиру, Лёшка первым делом кинулся к матери, которая, грустная, сидела перед телевизором. Что уж они там говорили, Бородин не слышал, но по тону разговора было понятно, что Лёшка, несмотря на все нападки и возмущения тёти Люды и матери, просил у неё прощения. Вскоре оно было получено, и он, довольный, вышел на кухню, где с тортиком его дожидался Бородин.
— Ну как? — с надеждой поинтересовался Бородин.
Довольный Лёшка только хитро прищурился, показал ему правой рукой знак «о’кей» и, подмигнув Бородину, прошептал:
— Все абгемахт, — при этом добавив: — Пошли, а то они и на тебя тоже обижаются.
Бородину пришлось встать, взять тортик и идти к тёткам.
Как говорили у них в училище, пять минут позора, и зачёт в кармане.
По тому же самому сценарию, который только что отыграл Лёшка, он покаялся во всех ведомых и неведомых грехах и был тоже прощён мягкосердечной тётей Валей и подобревшей тётей Людой. А когда они узнали, что парни завтра хотят ехать на дачу сажать картошку, то тётя Валя вообще подобрела.
— Да, сыночка, это хорошо, что ты так решил. Вместо того чтобы тут по пивнушкам шастать, хоть делом займитесь. Ведь с этого поля и нам на всю зиму картошечка пойдёт. Вот и Вовочка поможет тебе, а когда вернётесь, то тогда уже и в Петергоф съездите, и в Павловское. Как бы мне хотелось и самой туда съездить, — мечтательно проговорила она.
— Так поедем, мам. Вернёмся и обязательно поедем, — Лёшка решительно махнул рукой.
— Да куда уж мне, — посетовала тётя Валя. — Ноги ж, будь они неладны, болят и болят, только вот сил и остаётся, чтобы на работу съездить, — она печально вздохнула.
— А ты, Валь, растирочкой, которую я тебе привезла, ножки-то натирай. Так оно и полегчает. Вон я, смотри, прямо-таки и бегаю… — И тётушки переключились на разговоры о здоровье и болячках.
Бородин вышел на балкон, где долго курил, а Лёшка исчез в семейной спальне, откуда через полчаса вышел сияющий и довольный, как кот, который только что наелся колбасы.
В доме наступил мир и покой, а вечером они долго сидели перед телевизором, пили чай с тортиком, вспоминали прошлые годы, родственников, живых и ушедших, а телевизор работал просто так. Его почти никто и не смотрел, пока программы передач не закончились и его не пришлось выключить.
Бородину постелили в большой комнате на диване, тётки ушли к себе в спальню и о чём-то долго ещё шептались. О чём Бородин уже не слышал, потому что, сморённый дневными событиями, крепко уснул на диване.
Конец третьей главы
Полностью повесть «Сокровища» опубликована в книге «Сокровища»:
