Последние крестоносцы

РАНСИМЕН С. “Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле”. Глава из книги. Перевод с английского.

С падением Акры и выдворением франков из Сирии крестоносное движение начало уходить из сферы практической политики. Даже после завоеваний Саладина христиане еще владели великими крепостями на материке — Тиром, Триполи и Антиохией. Армия, прибывшая на помощь, имела базы, откуда могла действовать. Теперь баз не осталось. Маленький безводный остров Руад был ни на что не годен. Для войны пришлось бы организовывать экспедиции и доставлять провизию из-за моря с Кипра. В руках христиан оставалось единственное государство — Армянское королевство в Киликии. Но путь из Киликии в Сирию был нелегок, да и не всем армянам можно было доверять. Кроме того, потеря Иерусалима в 1187 году стала страшным потрясением для христианства, настолько внезапно оно произошло. Но в 1291 году все уже понимали, что Утремеру пришел конец. Его гибель вызвала горе и возмущение, но не удивление. Западную Европу занимали свои, более важные проблемы и ссоры. Религиозный пыл уже не гнал ее властителей на Восток, как во времена Третьего крестового похода. Еще меньше была вероятность широкого народного движения, подобного Первому походу. Европейцы узнали новые блага и процветание. Они уже ни за что бы не отзовутся на апокалиптические проповеди Петра Пустынника с тем безыскусным, невежественным благочестием, с каким отзывались их предки двухсотлетней давности. Их не влекло обещанное отпущение грехов и возмущало, когда священную войну использовали в политических целях. В довершение всего невозможно было организовать масштабную военную экспедицию, когда от великой Византийской империи осталась только тень. Конец Утремера встретили с горечью, но бурной реакции он не вызвал.

Один только папа Николай IV жаждал дать выход своему горю в делах, но ему не к кому было обратиться. Престиж курии был подорван проигранной сицилийской войной. Короли уже не торопились исполнять повеления пап. Западный император, чью экуменическую державу папство сокрушило, был полностью занят в Германии. Если бы он и высунул нос из немецких дел, то только ради того, чтобы, как в старые времена, отправиться с походом в Италию. У Франции был способный и деятельный король Филипп IV, но он, вытащив свое государство из сицилийской войны, бросил все силы на то, чтобы укрепить королевскую власть. Король Англии Эдуард I с головой ушел в шотландские дела. Мало того, Англия и Франция приближались к тому ожесточенному соперничеству, которое вскоре положит начало Столетней войне. Монарх, обладавший самым сильным военным флотом в Средиземноморье, король Арагона Хайме II вместе со своим братом Федериго, который претендовал на Сицилию, вел войну с протеже папы Карлом II Неаполитанским, который в теории был бы готов участвовать в крестовом походе, но сначала ему нужно было выгнать арагонцев из Сицилии.

На Востоке у византийского императора было и без того много хлопот: с одной стороны его теснили тюрки, а с другой — молодые балканские монархии Болгария и Сербия. Вдобавок неаполитанские анжуйцы начали предъявлять претензии на былой трон латинских императоров в Константинополе. Поэтому покровительствовавший им папа не мог рассчитывать на особую симпатию со стороны греков. Итальянские торговые города были слишком заняты тем, что приспосабливались к изменившимся обстоятельствам, чтобы давать какие-либо обещания, которые могли поставить их в неловкое положение. Ближе всего эта проблема касалась королей Кипра и Армении, ибо их королевства оказались на передовой и либо одно, либо другое в случае нового крестового похода должно было послужить опорной базой. Но они страшно боялись спровоцировать султана. Армянскому королю приходилось соперничать и с тюрками, и с египтянами, а королю Кипра — решать проблему беженцев. Кроме того, оба королевских дома, теперь тесно связанные узами браков, вскоре стали терзать семейные распри и междоусобицы.

Еще оставалась потенциальная возможность заключить союз с ильханом Персии, но Аргун был жестоко разочарован своей неудачной попыткой заставить Запад действовать перед падением Акры. Больше он ничего не собирался предпринимать. В 1295 году, через несколько лет после смерти Аргуна, ильхан Газан провозгласил ислам государственной религией и отказался подчиняться великому хану на Востоке. Газан не питал вражды к христианам, так как его вырастила Деспина-хатун, добрая жена ильхана Абаги, которую почитал весь Восток, и его обращение в ислам ни в малейшей степени не уменьшило его ненависти к египтянам и тюркам. Но больше уже монголы не посылали миссий в Рим, и не осталось никакой надежды на то, что его государство станет христианской державой. Да, в Пекине находился папский посол, брат Джованни Монтекорвино; но хотя брат Джованни был на короткой ноге с Хубилаем, великий хан уже не интересовался делами Ближнего Востока.

Оставались еще военные ордена. Они учреждались для того, чтобы сражаться за христианскую веру в Святой земле, и это было их главным долгом. После падения Акры Тевтонский орден покинул Восток ради балтийских владений, но тамплиеры и госпитальеры основали свои штаб-квартиры на Кипре. Там, не имея возможности выполнять свое предназначение, они стали вмешиваться в местную политику. Вероятно, папа мог бы рассчитывать на то, что они окажут помощь крестовому походу, если он в самом деле соберется, так как их обширные владения по всей Европе, которые были пожалованы им, со всех сторон вызывали зависть, и она могла окончиться большой бедой, если бы они не доказали свое право ими обладать. Но одни тамплиеры и госпитальеры без посторонней помощи не могли осуществить целый крестовый поход.

Папе Николаю не удалось поднять Запад на борьбу после падения Триполи. Столь же бессилен он оказался и после более страшного несчастья — гибели Акры. Советники ничем ему не помогли. Карл II Неаполитанский поддерживал ту позицию, впервые высказанную несколькими годами раньше, что для прекращения соперничества между орденами их нужно слить в один, но он полагал, что на данный момент невозможно вести на Востоке военные действия. Он выступал за экономическую блокаду Сирии и Египта. Поддерживать ее было бы легко, а она нанесла бы султану большой ущерб. Но по сути дела, и этот план был неосуществим. На него ни за что бы не согласились ни итальянские, ни провансальские, ни арагонские торговые города. Все их благополучие зависело от торговли с Востоком, большая часть которой шла через владения султана. Более того, если бы она прекратилась, они уже не смогли бы владеть своими флотами, и мусульмане, вполне возможно, получили господство на Средиземном море. К несчастью, главные статьи экспорта, которыми христиане платили за восточные товары, составляли военные материалы и вооружения, но разве правильно было бы лишить Европу выгод от всей этой коммерческой деятельности? Церковь порой протестовала против столь нечестивого обмена товарами. Но деловые интересы были сильнее церкви. Николай IV умер в 1291 году, ничего не добившись, несмотря на все свои старания.

Лучше не справился и ни один из его преемников. Но при этом, хотя для крестового похода не находилось солдат, чувство, что христианство поругано, вызвало новую волну пропаганды. Пропагандистами были уже не бродячие проповедники, как когда-то, а литераторы, авторы книг и памфлетов, в которых они доказывали необходимость священной войны, и каждый излагал свой особый план, как ее надлежит вести. В 1291 году францисканский монах Фиденцио из Падуи, которого папа часто посылал с дипломатическими миссиями и он объездил весь Восток, опубликовал трактат под заглавием Liber de Recuperatione Terre Sancte [Книга о возращении Святой земли], и посвятил его Николаю IV. В нем содержалась ученая история Святой земли, а также рассуждения о том, какого рода армия требуется для ее освобождения и о вариантах путей, которыми она могла бы двигаться. Книга была весьма информативна, а доводы — хорошо обоснованы, но Фиденцио исходил из наличия армии и возлагал окончательный выбор маршрута на ее главнокомандующего. Через год, в 1292-м, некий Таддео из Неаполя опубликовал книгу о гибели Акры. Это красочное повествование, обильно пересыпанное обвинениями практически в адрес всех, кто там находился. Таддео намеренно выражался с такой грубостью. Его цель состояла в том, чтобы пристыдить Запад и побудить его к организации похода, и заканчивал он пространным обращением к папе, государям и всем добрым христианам с призывом спасти Святую землю, которая по праву принадлежит истинным верующим.

Труд Таддео оказал несомненное влияние на другого пропагандиста — генуэзца по имени Гальвано ди Леванти, лекаря при папском дворе. Его книга, вышедшая около 1294 года и посвященная французскому королю Филиппу IV, представляла собой смесь взятых из шахмат аналогий и мистических разглагольствований и была лишена всякого практического смысла. Гораздо более значительным оказался труд великого испанского проповедника Раймунда Луллия, который родился на Майорке в 1232 году и погиб, забитый насмерть, в североафриканской Беджае в 1315 году. Больше всего он прославился как мистик, но в то же время был не чужд практической политике. Он хорошо знал арабский язык и много путешествовал по мусульманским странам. Около 1295 года он представил папе меморандум о том, что необходимо предпринять для победы над исламом, а в 1305 году опубликовал свою Liber de Fine [Книгу о конце], где подробно изложил свои идеи и предложил осуществимую программу действий. По его мнению, завоевывать мусульман, как и христианские церкви раскольников и еретиков, следовало, насколько возможно, посредством ученых проповедников, но их усилиям должна одновременно сопутствовать и вооруженная экспедиция. Возглавить ее должен король, Rex Bellator, и все военные ордена должны объединиться под его руководством в новый орден, который образует становой хребет армии. По мысли Луллия, крестовый поход должен изгнать мусульман из Испании, затем плыть в Африку и двинуться вдоль побережья в Тунис, а оттуда в Египет. Но впоследствии он выступал также за военно-морскую экспедицию с целью захвата Мальты и Родоса с их превосходными гаванями, чтобы использовать их в качестве баз. Еще позднее он, по- видимому, склонялся к тому, чтобы сухопутная экспедиция отвоевала Константинополь у греков и наступала через Анатолию. У него нашлось множество конкретных советов об организации армии и флота и о снабжении провизией и военными материалами, а также указаний проповедникам, которые должны сопровождать армию. Книга утомительно многословна и по временам противоречит сама себе, но тем не менее это труд человека замечательного ума и огромного опыта, хотя его отношение к восточным христианам и отличается одиозной нетерпимостью.

Когда Раймунд Луллий писал свою книгу, казалось, что крестовый поход вот-вот уже начнется. Король Франции Филипп объявил о своем желании отправиться на Восток, и оба двора, папский и парижский, составляли и обсуждали планы проведения экспедиции. Истинные мотивы Филиппа, а именно желание изъять деньги у церкви под этим достойным восхищения предлогом, пока еще не были ясны. Незадолго до этого он вышел полным победителем из своей ссоры с папой Бонифацием VIII, который убедился, что методы, погубившие Гогенштауфенов, бесполезны против новых монархий Запада. Папа Климент V, избранный в 1305 году, был французом. Он сделал своей резиденцией Авиньон, город на границе доменов французского короля, и всячески заискивал перед Филиппом. Он поспешил собрать необходимые сведения в докладных записках, чтобы и королю, и ему самому было чем руководствоваться в своих планах.

Самый интересный из этих меморандумов предназначался только для глаз Филиппа. Французский адвокат Пьер Дюбуа представил ему проспект, половина которого обращалась к государям Европы с призывом присоединиться к движению под знаменем короля Франции, а также давала рекомендации о том, каким путем следует идти и как найти финансирование для похода. Автор предлагал закрыть орден тамплиеров, конфисковать их собственность и ввести налог на наследство для духовенства. Он добавлял несколько предложений общего характера насчет того, что желательно было бы разрешить священникам жениться, а женские монастыри — превратить в школы для девочек. Вторая половина содержала советы лично для короля, рассуждала о том, как поставить церковь под свой контроль, усадив в конклав своих кардиналов, и призывала его основать Восточную империю под властью одного из сыновей.

Вскоре после этого, в 1310 году, Гийом Ногаре, главный дипломатический советник Филиппа IV, послал папе докладную записку о крестовом походе. Он не уделил особого внимания стратегическим предложениям, а главный акцент сделал на финансовых вопросах. Церковь должна предоставить все необходимые средства, а первым пунктом программы было запрещение ордена тамплиеров. В это же время папа собирал и другие советы. Он попросил изложить свои взгляды армянского князя Хетума или Хайтона Корикосского, который уехал во Францию и стал приором премонстранианского аббатства близ Пуатье. Его книга, озаглавленная Flos Historiarum Terre Orientis [Цветник историй земель Востока], была опубликована в 1307 году и сразу же разошлась по читателям. В ней содержался сухой конспект истории Леванта, а также хорошо информированное описание империи мамлюков. Хетум советовал двойную экспедицию: отправиться по морю и сделать ее базой Кипр и Армению. Он советовал наладить взаимодействие с армянами и монголами. Аналогичные взгляды несколько позже выразил папский дипломат Гийом Адам, который много путешествовал по Востоку и впоследствии даже добрался до Индии. Он прибавил то предложение, что христианам следует держать флот в Индийском океане, чтобы отрезать Египет от торговли с Востоком. Он также считал, что латиняне должны снова взять Константинополь. Гийом Дюран, епископ Манда, в 1312 году представил папе трактат, где рекомендовал морской путь и придавал особое значение составу похода, особенно его моральному состоянию. Старый генуэзский адмирал Бенито Заккариа, бывший подеста в Триполи, изложил свои взгляды на то, какой потребуется флот.

Предложения более практического характера поступили от трех могущественных фигур, на которые и легла бы обязанность по руководству крестовым походом. В 1307 году в Авиньон съехались Великие магистры тамплиеров и госпитальеров, и папа Климент захотел узнать их мнение. Первый, Жак де Моле, сразу же представил ему свой меморандум. Он рекомендовал предварительно очистить море на десяти больших галерах, за которыми последует армия числом не менее двенадцати — пятнадцати тысяч всадников и сорока — пятидесяти тысяч пехотинцев. Королям Запада нетрудно будет собрать такие армии, а итальянские республики нужно убедить предоставить транспорт. Он не одобрял вариант высадки в Киликии. Экспедиция должна собраться на Кипре и высадиться на сирийском побережье. Через четыре года, во время Венского собора, Фульк де Вийаре, Великий магистр госпитальеров, написал королю Филиппу о том, что сделал и мог бы сделать его орден для подготовки крестового похода. В то же время король Кипра Генрих II изложил перед собором свои взгляды. Он ратовал за экономическую блокаду империи мамлюков. Он не без оснований не доверял итальянским республикам и призывал к тому, чтобы крестовый поход не зависел от них в вопросе морского транспорта. Генрих выступал за то, чтобы атаковать Египет как самое уязвимое из владений султана.

После всех этих докладов и пылкого энтузиазма для всех, кроме короля Филиппа, стало неприятным сюрпризом и разочарованием, что никакой крестовый поход так и не собрался. Филипп добился своей цели — нашел предлог для изъятия денег у церкви, а вскоре показал свои истинные намерения, когда начал расправу над великой организацией, чья помощь была бы неоценима для крестового похода.

Потеря Утремера оставила военные ордена в состоянии неопределенности. Тевтонские рыцари решили проблему, сосредоточив свои усилия на завоевании Балтики. Но тамплиеры и госпитальеры на Кипре оказались ущемлены и недооценены. Госпитальеры выбрали более разумный курс, чем тамплиеры, и стали подыскивать себе другой дом. В 1306 году генуэзский пират Виньоло деи Виньоли, взявший в аренду у византийского императора Андроника острова Кос и Лерос, прибыл на Кипр и предложил Великому магистру госпитальеров Фульку де Вийаре завоевать вместе с орденом весь архипелаг Додеканес и поделить его между собой — он оставит себе треть. Пока Фульк ездил в Европу получать санкцию папы на этот план, флотилия госпитальеров при помощи нескольких генуэзских галер высадилась на Родосе и приступила к постепенному покорению острова. Греческий гарнизон стойко сражался. Лишь благодаря измене великая крепость Филермо пала в руки захватчиков в ноябре 1306 года, а сам город Родос продержался еще два года. В конце концов летом 1308 года присланную из Константинополя галеру с подкреплениями для гарнизона бурей занесло на Кипр, где ее у Фамагусты захватил тамошний рыцарь Филипп ле Жон и вместе со всеми находившимися на борту людьми отвел ее к осаждающим. Ее капитан, урожденный родосец, согласился ради спасения жизни провести переговоры о сдаче города, и тот 15 августа открыл ворота воинам ордена.

Госпитальеры сразу же устроили на острове свою штаб-квартиру и превратили город с его прекрасной гаванью в сильнейшую крепость Леванта. Об этой победе над греками-христианами на Западе раструбили как о великом триумфе крестоносцев. Но она и в самом деле придала госпитальерам новую энергию и силы выполнить назначенную задачу. Однако злополучным родосцам пришлось ждать еще шестьсот лет, прежде чем они вернули себе свободу.

Тамплиеры оказались не столь предприимчивы и не столь удачливы. Испокон веку они вызывали к себе больше неприязни, чем госпитальеры. Они были богаче. Орден давно уже превратился в главного банкира и ростовщика на Востоке, добившись успеха в том роде занятий, который не внушает любви клиентам. Своим образом действий он издавна снискал себе дурную славу корыстного и ненадежного. Несмотря на всю доблесть, с какой его рыцари неизменно сражались на войнах, финансовая деятельность заставляла их поддерживать тесный контакт с сарацинами. У многих тамплиеров были друзья-мусульмане, они интересовались исламом и мусульманской наукой. Ходили слухи, что за стенами своих замков члены ордена исповедуют странную эзотерическую философию и предаются ритуалам, скверно пахнущим ересью. Поговаривали о кощунственных и непристойных обрядах инициации, об оргиях с противоестественными пороками. Едва ли можно отмахнуться от всех этих слухов, как от беспочвенных выдумок недоброжелателей. Все же вероятно, что у слухов было ровно столько оснований, сколько требовалось для того, чтобы найти уязвимое место, в которое можно было бы эффективнее всего ударить по ордену.

Когда Жак де Моле в 1306 году приехал во Францию обсудить с папой Климентом предполагаемый крестовый поход, ему стало известно, что на его орден возводятся обвинения, и он потребовал публичного расследования. Папа колебался. Он понимал, что король Филипп твердо вознамерился расправиться с орденом, и не смел прогневить короля. В октябре 1307 года Филипп внезапно арестовал всех членов ордена, находившихся во Франции, и отдал их под суд по обвинению в ереси по доносу двух опозоренных, изгнанных из ордена рыцарей. Обвиняемых пытали, некоторые из них упорно все отрицали, но большинство поспешили признаться во всем, чего от них требовали. Следующей весной по указанию Филиппа папа повелел всем государям, в чьих владениях находилась собственность тамплиеров, арестовать их и судить. После некоторых колебаний европейские монархи подчинились, за исключением португальского короля Диниша I, который не желал иметь ничего общего с этим постыдным делом. В остальных странах владения тамплиеров секвестрировали, а рыцари предстали перед судьями. Пытки применяли не везде, однако был установленный порядок допроса. Обвиняемые знали, каких признаний от них ждут, и многие признавались.

Для папы было особенно важно, чтобы предприятию содействовали власти на Кипре, ибо орденская штаб-квартира находилась на острове. Но теперь там правил брат Генриха II Амори, временно отстранивший короля от власти при помощи как раз тамплиеров. В мае 1308 года на Кипр из Авиньона прибыл приор Хетум с приказом папы немедленно арестовать рыцарей, так как установлено, что они еретики. Амори не торопился с выполнением приказа, и рыцари под командованием маршала Эме д’Оселье успели подготовиться к обороне. Но 1 июня после недолгого вооруженного сопротивления они сдались. Их казну, за исключением большой ее части, которую они спрятали так хорошо, что ее так и не удалось отыскать, вывезли из Лимасола в резиденцию Амори в Никосии, а самих рыцарей посадили под стражу, сначала в Хирохитии и Ермасойе, а затем в Лефкаре. Там они пробыли три года. В мае 1310 года, после того как король Генрих II вернулся к власти, кипрских тамплиеров наконец предали суду по настоянию папы. Во Франции многие их собратья уже сгорели на кострах, и по всей Европе членов ордена бросали в тюрьмы и лишали имущества. Король Генрих не любил рыцарей, которые предали его за несколько лет до того. Но он справедливо судил их. Обвинялось семьдесят шесть человек. Все они отрицали свою вину. Знатные свидетели под присягой заявили об их невиновности, а один из свидетелей обвинения заявил, что стал подозревать их только после того, как получил папский доклад об их преступлениях. Их полностью оправдали.

Когда новость об этом добралась до Авиньона, папа сердито написал королю Генриху, приказав провести второй процесс, и послал своего личного представителя Доменико из Палестрины надзирать за отправлением правосудия. Чем кончился второй суд, который состоялся в 1311 году, неизвестно. Климент приказал Доменико, чтобы в случае вероятности повторного оправдания он заручился поддержкой приоров доминиканцев и францисканцев в применении пытки, а помочь ему в этих трудах на Кипр также отправился папский легат на Востоке Пьер, епископ Родосский. Видимо, поэтому король не стал торопиться с вердиктом и оставил обвиняемых в тюрьме. Они все еще находились там в 1313 году, когда Пьер Родосский огласил перед всеми епископами и иерархами Кипра папский декрет от 12 марта 1312 года, который запрещал орден и передавал все его богатства и владения госпитальерам — после того как светские власти возместят себе судебные издержки. Все европейские короли единодушно нашли, что издержки оказались чрезвычайно высокими. Госпитальерам досталось не так уж много, не считая недвижимого имущества. Арестованных на Кипре тамплиеров так и не освободили. Но им повезло больше, чем их Великому магистру, которого после нескольких лет заключения и пыток, признаний и отречений сожгли на костре в Париже в марте 1314 года.

После ликвидации тамплиеров и переезда госпитальеров на Родос Кипрское королевство осталось единственной христианской державой, которой близко касались дела Святой земли. Номинально кипрский государь значился королем Иерусалима, и многие монархи будущих поколений после коронации королями Кипра в Никосии возлагали на себя корону Иерусалима в Фамагусте — городе, который находился ближе всего к их утраченным владениям. Более того, сирийское побережье представляло стратегическую важность для Кипра. Если бы там появился воинственный враг, он поставил бы под угрозу само существование королевства. К счастью, султан слишком боялся нового крестового похода, чтобы пользоваться сирийскими портами. Он предпочел, чтобы они лежали в запустении. Тем не менее Кипру угрожала постоянная опасность со стороны Египта. Полагая, что лучшая защита — это нападение, в 1292 году король Генрих послал пятнадцать своих галер и еще десять, присланных папой, совершить набег на Александрию. Дело окончилось ничем, разве только внушило аль-Ашрафу твердое намерение завоевать Кипр. «Кипр, Кипр, Кипр!» — вскричал он и приказал построить сотню галер. Но у него были и другие грандиозные планы. Сначала нужно было разгромить монголов, а потом — оккупировать Багдад. Но его дерзания озаботили эмиров, и они убили его 13 декабря 1293 года. Неважная награда для решительного молодого государя, который завершил труд Саладина и выгнал из Сирии последних франков.

Аль-Ашраф не ошибся, вспомнив про монголов. В 1299 году, во время неспокойного правления султана мамлюков ан-Насира Мохаммеда, монгольский правитель Газан, поменявший свой титул с ильхана на султана, вторгся в Сирию и 23 декабря разметал оборону мамлюков в Саламии, возле Хомса. В январе 1300 года ему сдался Дамаск и признал его владычество. В следующем месяце он вернулся в Иран и объявил, что скоро опять пойдет воевать с Египтом. Несмотря на то что Газан был мусульманином, он был готов к союзу с христианами. Раймунд Луллий, услышав об этом вторжении, поспешил в Сирию, но опоздал встретить там Газана. Он вернулся на Кипр просить короля помочь ему организовать миссию с евангельской проповедью к мусульманским правителям. Король Генрих не считал, что ставить на вид иноверцам их же ошибки — это наилучший способ завоевать их дружбу, и проигнорировал его просьбу. Было бы полезнее проявить более дипломатичный подход, но никто не сделал и этого, возможность была упущена, и в 1303 году монгольская армия потерпела разгром при Мардж-ас-Суффаре. Пять лет спустя, в 1308 году, Газан снова вошел в Сирию и на этот раз проник уже до самого Иерусалима. Ходили слухи, что он был готов добровольно отдать Святой город христианам, если бы хоть одно христианское государство предложило ему союз. Но хотя как раз в те годы и папа, и французский король Филипп IV громко разглагольствовали о будущем крестовом походе, на Западе никто и не подумал наладить связи с монголами, а Кипр ничего не мог поделать из-за распрей между королем Генрихом и его братом. Так или иначе, Газану, как правоверному мусульманину, было бы затруднительно выполнить такое обещание. После его смерти в 1316 году всякие шансы христиан на союз с монголами свелись к нулю. Его племянник и преемник Абу-Саид выступал за примирение с Египтом. Он был последним великим монгольским правителем в Иране. После его смерти в 1335 году начался распад бывшего ильханата.

Несмотря на очевидную изоляцию, Кипрскому королевству пока еще не угрожала непосредственная опасность. Султан, даже когда его перестала заботить монгольская проблема, не обладал достаточными морскими силами, чтобы идти на риск военной экспедиции на Кипр. Египетские власти не хотели задеть итальянские республики, потому что извлекали огромную выгоду из торговли с ними. В 1302 году султан отвоевал Руад у тамплиеров, но, пока Кипр не стал базой для нового крестового похода, он предпочел бы оставить его в покое. Кипрское правительство, со своей стороны, насколько позволяли личные и династические предпочтения, старалось поддерживать тесные связи с армянскими правителями Киликии и королями Арагона и Сицилии, владевших внушительными флотами.

После того как стихли все разговоры о крестовом походе, вдохновленные королем Филиппом IV, наступило затишье. Но около 1330 года идею возродил Филипп VI. Его намерения были куда более искренни, чем у дяди; их одобрил и папа римский Иоанн XXII. Снова вниманию папы и короля были представлены разнообразные доклады. Врач королевы Франции Гвидо да Виджевано составил краткий отчет о том, какое потребуется вооружение. Более пространную и подробную программу действий направил королю некий Буркар, лицо духовного звания, трудившийся в Киликии над подчинением армянской церкви римской. Предложений у Буркара было много, но все они ни на что не годились, поскольку он был настроен гораздо более враждебно к христианам- раскольникам и еретикам, чем к мусульманам, и убежден, что неотъемлемой частью любого крестового похода должно быть завоевание православных Сербии и Византии. Но его замыслам не суждено было пройти проверку. Еще до всякого крестового похода король Франции ввязался в Столетнюю войну с Англией.

Более практичную программу, не требовавшую масштабной военной экспедиции, опубликовал историк Марино Санудо. Он принадлежал к дому герцогов Наксоса, в его жилах текла греческая кровь, он был человеком проницательным и наблюдательным и зачинателем статистики. Его Secreta Fidelium Crucis [Тайны верных Кресту], увидевшая свет около 1321 года, содержала историю крестовых походов, несколько окрашенную пропагандистскими идеями, но в основном подробно рассуждала об экономическом положении Леванта. Он понимал, что эффективнее всего ослабить Египет посредством экономической блокады, но отдавал себе отчет, что невозможно взять и вдруг прекратить торговлю с Востоком. Для начала нужно найти альтернативные маршруты и источники товаров. Он глубоко анализировал проблему и предлагал дальновидные и всесторонние варианты ее решения. К сожалению, осуществить их было невозможно без сотрудничества всех европейских держав, а оно было недостижимо.

Фактически же была предпринята лишь одна попытка вырвать Святую землю из рук неверных. В 1359 году на трон Кипра взошел Петр I. Это был первый монарх со времен французского короля Людовика Святого, которого снедало жгучее и непреодолимое желание вести священную войну. В молодости он основал новый рыцарский орден — орден Меча, единственной целью которого было возвращение Иерусалима, и ему пришлось выдержать немилость отца, короля Гуго IV, когда он отправился на Запад звать добровольцев в свой крестовый поход. Свои первые войны в качестве короля он вел против анатолийских тюрок, где сумел закрепиться, приобретя у армян крепость Корикос. В 1362 году он отправился в поездку по христианским державам ради осуществления своей главной цели. Посетив Родос, где ему обещал помощь орден госпитальеров, он поплыл в Венецию, где встретил наступление нового, 1363 года. Официально венецианцы выразили поддержку его планам. Заехав в Милан, он дальше двинулся в Геную. Там он занимался тем, что улаживал разногласия между своим королевством и республикой и получил расплывчатые обещания помощи от генуэзцев. Он прибыл в Авиньон 29 марта 1363 года, через несколько месяцев после избрания папы Урбана V.

Главной задачей короля было отстоять свое право на трон в соперничестве с племянником Гуго, князем Галилейским, сыном его покойного старшего брата. Гуго получил компенсацию в виде ежегодного пенсиона в пятьдесят тысяч безантов. Пока Петр находился в Авиньоне, туда приехал король Франции Иоанн II и обещал ему полное содействие. В апреле оба короля принесли обеты крестоносцев вместе с множеством французских и кипрских дворян. В то же время папа призывал к священной войне, а своим легатом назначил кардинала Талейрана. Затем Петр объехал Фландрию, Брабант и Рейнскую область. В августе он прибыл в Париж, чтобы еще раз повидаться с королем Иоанном. Они постановили, что крестовый поход сможет выдвинуться в следующем марте. Из Парижа Петр отправился в Руан и Кан, а оттуда — в Англию. Он провел около месяца в Лондоне, где в его честь в Смитфилде устроили грандиозный турнир. Король Эдуард III презентовал ему неплохой корабль под названием Катерина и деньги, которые покрыли все его последние расходы. К сожалению, по дороге на побережье его ограбили разбойники.

Петр вернулся в Париж на Рождество, потом поехал на юг в Аквитанию, чтобы посоветоваться с Черным принцем в Бордо. Находясь там, он, к своему огорчению, узнал о смерти сначала кардинала Талейрана в январе 1364 года, а потом и короля Иоанна в мае. Он отправился на похороны Иоанна в Сен-Дени и на коронацию его преемника Карла V в Реймс, а оттуда в Германию. Рыцари и бюргеры Эсслингена и Эрфурта выразили готовность участвовать в его походе, но маркграф Франконии и герцог Саксонии Рудольф II, хотя и приняли его со всем почетом, сказали, что их решение будет зависеть от императора. Поэтому Петр вместе с Рудольфом отправился в Прагу, где проживал император Карл. Карл заявил, что полон воодушевления, и пригласил Петра сопровождать его в Краков на совет, куда он созвал королей Венгрии и Польши. Там они договорились о том, что нужно обратиться с письмами ко всем правителям Европы, призывая их участвовать в войне за веру.

Посетив Вену, где герцог Австрийский Рудольф IV тоже пообещал ему помощь, Петр вернулся в Венецию в ноябре 1364 года. Поскольку его войска недавно помогли венецианцам подавить восстание на Крите, там его встретили с самыми высокими почестями. Он оставался в городе до конца июня 1365 года. В это время он подписал договор с Генуей, который урегулировал все еще не решенные разногласия.

Тем временем папа Урбан неустанно рассылал послания по европейским монархам, уговаривая их присоединиться к будущей экспедиции; и его усилия энергично поддержал новый папский легат на Востоке, Пьер де Салиньяк де Тома, номинальный патриарх Константинопольский, человек беспощадно принципиальный, в равной степени враждебный и к раскольникам, и к еретикам, и к иноверцам, но столь беззаветно преданный идее, что его уважали даже те, кого он преследовал. С ним трудился его ученик Филипп де Мезьер, близкий друг короля Петра, который назначил его канцлером Кипра. Но вся их совместная деятельность не дала того числа новобранцев, которого ожидал король Петр и которое ему было обещано. Ни один немец не собрался в поход, ни один из великих дворян Франции, Англии или соседних стран, кроме Эме, графа Женевского, Гийома де Роже, виконта Тюреннского, и графа Херефорда. Правда, на его зов откликнулось немало рыцарей попроще, явившихся даже из таких далеких мест, как Шотландия; и еще до того, как король Петр покинул Венецию, там собралась большая и внушительная армия. Особенно полезным оказался вклад венецианцев, но генуэзцы пока что медлили.

Было решено, что крестоносцы соберутся на Родосе в августе 1365 года, но дальнейший маршрут похода будет держаться в тайне. Слишком велик был риск, что кто-то из венецианских купцов донесет о нем мусульманам. Король Петр прибыл на Родос в начале месяца, а 25-го числа в гавани пристал весь кипрский флот числом сто восемь кораблей, галер, транспортов, торговых судов и легких яликов. Вместе с большими галерами венецианцев и теми, что предоставили госпитальеры, армада насчитывала сто шестьдесят пять кораблей. Они несли на себе экипажи и войска в полном составе, достаточное количество лошадей, провианта и оружия. Со времен Третьего крестового похода воевать за святой крест не отправлялась еще столь же грозное войско, и, хотя, к общему разочарованию, в его рядах не было никого из монархов великих стран Запада, нет худа без добра: король Петр был безоговорочным лидером похода. В октябре он написал своей королеве Элеоноре Арагонской, что все готово. В то же время он запретил своим подданным торговать в Сирии и повелел всем находящимся там киприотам вернуться домой. По его замыслу, все должны были думать, что поход направляется в Сирию.

4 октября патриарх Петр с королевской галеры произнес воодушевляющую проповедь перед собравшимися моряками, и в ответ раздался дружный хор: «Да здравствует Петр, король Иерусалима и Кипра, враг неверных сарацин». В тот же вечер флот двинулся в путь. Когда все корабли вышли в море, было объявлено, что они направляются в египетскую Александрию.

После того как было принято решение атаковать султана, выбор Александрии в качестве цели вполне оправдан. Было бы неразумно предпринимать вторжение в Сирию или Палестину, не имея базы на побережье, а египтяне умышленно разрушили тамошние порты, за исключением Триполи. Однако прошлый опыт показывал, что, когда египетский султан потерял Дамиетту, он был готов уступить Иерусалим ради того, чтобы ее вернуть. Александрия была богаче Дамиетты. Завоевав ее, крестоносцы могли бы получить еще более выгодные условия. Кроме того, она стала бы превосходной базой для дальнейшего наступления, поскольку она, безусловно, прекрасно обеспечивалась, а каналы позволяли легко защитить ее с суши. К тому же через александрийскую гавань шла почти вся заморская торговля султана. После ее утраты Египет постигнет радикальная экономическая блокада. Вдобавок он вряд ли ожидал нападения на город, в котором были так заинтересованы купцы-христиане. Да и момент был выбран удачно. В то время Египтом правил султан Шабан, одиннадцатилетний мальчик. Реальная власть находилась в руках эмира Ялбуги, ненавистного и другим эмирам, и народу. Наместник Александрии Халиль ибн Аррам отправился в паломничество в Мекку. Его заместитель Джангара был всего лишь младшим офицером, а гарнизон под его командованием был безнадежно мал. Правда, у Александрии были крепкие стены. Даже если бы враг захватил две ее гавани и лежащий между ними полуостров Фарос, ему еще противостояли солидные укрепления вдоль гавани со стороны суши.

Армада прибыла к Александрии вечером 9 октября. Сначала горожане подумали, что это крупный торговый флот, и приготовились заключать сделки. И лишь когда на следующее утро корабли вошли в западную гавань, а не восточную, где разрешалось приставать христианским кораблям, их намерения стали очевидны. Джангара, исполнявший обязанности наместника, поспешил сосредоточить войска на береговой линии, чтобы помешать противнику высадиться; но, несмотря на доблесть отдельных магрибских солдат, христианские рыцари сумели выбраться на берег. Пока местные купцы бежали из города через ворота на суше, Джангара отступил за стены и собрал свой маленький гарнизон, намереваясь удерживать участок напротив места высадки.

Король Петр собирался повременить с атакой. Он хотел без спешки высадить всех своих людей и лошадей на Фаросский полуостров. Но, посоветовавшись со своими командирами, он встал перед фактом, что многие из них не одобряют выбор Александрии в качестве цели. Их слишком мало, говорили они, чтобы удерживать столь обширные укрепления или наступать оттуда на Каир. Они хотели плыть в другое место, но согласились остаться, если город будет взят штурмом сразу, прежде чем султан успеет прислать войска ему на помощь. Петру пришлось подчиниться, и сразу же начался штурм. Как и ожидал Джангара, первый удар был нанесен по западным стенам, но, когда там пробиться не удалось, нападающие двинулись к участку напротив восточной гавани. Два участка стен с внутренней стороны соединялись через крупное здание таможни, и ее предусмотрительный начальник, опасаясь грабежей, накрепко забаррикадировал двери. Джангара не успел вовремя передислоцировать своих людей, чтобы противодействовать новой атаке. Думая, что город потерян, они оставили свои боевые посты и побежали по улицам к южным воротам, спасая свою жизнь. К полудню пятницы 10-го числа крестоносцы овладели городом. На улицах еще продолжались бои. В ночь с пятницы на субботу мусульмане предприняли яростную контратаку через ворота с южной стороны, которые христиане сожгли в своем упоении победой. Их отбили, и к полудню субботы уже вся Александрия была в руках крестоносцев.

Победа ознаменовалась беспрецедентно варварской жестокостью. Два с половиной века религиозных войн совсем не научили крестоносцев гуманности. Александрийская резня могла сравниться только с бойней в Иерусалиме 1099 года и Константинополе в 1204-м. Мусульмане не творили подобных зверств ни в Антиохии, ни в Акре. Александрия обладала невообразимыми богатствами, и победители потеряли разум при виде таких гор сокровищ. Они не щадили никого. Местные христиане и евреи пострадали не меньше мусульман, и даже обосновавшиеся в городе европейские купцы были свидетелями того, как их производства и склады разоряют без всякой жалости. Крестоносцы разграбили мечети и склепы, украли или разбили их украшения; не пощадили они и христианских храмов, хотя одна смелая коптка, калека, сумела спасти некоторые сокровища своей церкви, пожертвовав собственным состоянием. Солдаты врывались в жилые дома, и, если хозяева сразу же не отдавали им все свое имущество, их убивали на месте со всеми домочадцами. Около пяти тысяч пленных, не только мусульман, но и христиан и евреев, захватили для продажи в рабство. Длинная вереница лошадей, ослов и верблюдов доставляла добычу на корабли, стоявшие в гавани, и там, когда они выполнили свою задачу, их попросту убивали. Весь город пропитался смрадом от трупов людей и животных.

Тщетно король Петр пытался восстановить порядок. Он надеялся удержать город и, так как крестоносцы спалили ворота, велел разрушить мост через большой канал, по которому шла каирская дорога. Но теперь крестоносцы хотели только как можно скорее увезти свою добычу домой.

Из Каира шла армия султана, и им не хотелось вступать в бой. Даже собственный брат короля сказал ему, что город защищать невозможно, а виконт де Тюренн, поддержанный большинством английских и французских рыцарей, прямо заявил, что они там долее не останутся. Петр и легат протестовали напрасно. К четвергу 16-го числа в городе оставались лишь немногие войска с Кипра. Остальные же вернулись на корабли, готовые к отправлению. Поскольку египтяне уже показались в окрестностях, Петру самому пришлось сесть на свою галеру и отдать приказ оставить город. Так тяжел был груз на кораблях, что пришлось выбросить в море немало крупных вещей из награбленного добра. Еще несколько месяцев египетские ныряльщики доставали со дна мелководья у Абукира драгоценные предметы.

Петр и легат надеялись, что крестоносцы, надежно поместив свою добычу на хранение на Кипре, двинутся вместе с ними в новый поход. Но как только они добрались до Фамагусты, все начали готовиться к обратному пути на Запад. Легат собирался последовать за ними, чтобы набрать других добровольцев, но неизлечимо заболел и не смог покинуть остров. Король Петр отслужил благодарственный молебен по возвращении в Никосию, но на сердце у него лежала тяжесть. Он представил папе подробный отчет о победе, но и о горьком разочаровании.

Новости о разграблении Александрии вызвали на Западе смешанные чувства. Сначала его превозносили как военный триумф и поругание ислама. Папа пришел в восторг, но понимал, что Петр срочно нуждается в новых войсках взамен дезертировавших. Король Франции Карл обещал прислать армию. Самый прославленный из его рыцарей Бертран дю Геклен принял крест, также Амадей, граф Савойский, известный в романах под именем Зеленый рыцарь, готовился к путешествию на Восток и решил плыть на Кипр. Но потом венецианцы объявили, что Петр помирился с султаном. Король Карл отозвал свою армию. Дю Геклен поехал воевать в Испанию, Амадей — в Константинополь. Венецианцы, в отличие от папы, не были рады исходу экспедиции. Они надеялись использовать ее для укрепления своих позиций в Леванте. А вместо этого их обширные владения в Александрии были разграблены, и вся их египетская торговля прервалась. Опустошение Александрии чуть не погубило их как торговую державу — к восторгу генуэзцев, которые были вознаграждены за свою сдержанность. Вскоре весь Запад ощутил на себе последствия похода. Цена на пряности, шелка и другие восточные товары, к которым успели привыкнуть европейцы, взлетела до небес, так как все их запасы вышли и не возобновились.

Петр в самом деле вступил в переговоры с Египтом, но обе стороны были слишком озлоблены, чтобы стремиться к миру. Пока эмир Ялбуга, невзирая на противодействие враждебных элементов в Египте, тянул время, чтобы построить флот для вторжения на Кипр, Петр предъявлял ему непомерные требования уступить Святую землю, после чего последовали набеги на сирийское побережье. Но его крестоносная мания начала раздражать собственных подданных, которые опасались, как бы ресурсы острова не истощились в безнадежной погоне за ускользающей целью. Когда в 1369 году один рыцарь, с которым рассорился Петр, подстроил его убийство, даже собственные братья и пальцем не пошевелили, чтобы спасти своего короля. Через год после его смерти с султаном подписали мирный договор. Произошел обмен пленными, и между Кипром и Египтом установился неспокойный мир.

Бойня в Александрии положила конец тем крестовым походам, чьей прямой целью было отвоевание Святой земли. Даже если бы все крестоносцы были столь же беззаветно преданы своему делу, как король Петр, едва ли такой поход мог бы принести какую-то пользу христианству. К тому времени, когда он состоялся, Египет уже более полувека находился в мире с франками. Фанатичность мамлюков пошла на спад. Они стали добрее относиться к своим подданным христианам. Паломникам разрешали беспрепятственно приезжать к святым местам. Торговля между Востоком и Западом процветала. Теперь же все недовольство мусульман вновь ожило. Местные христиане совершенно безвинно подвергались гонениям. Их церкви разрушали; даже храм Гроба Господня закрыли на три года. Перерыв в торговле нанес серьезный ущерб всему миру, который еще не оправился от ущерба, нанесенного эпидемией «черной смерти». Кипрское королевство, чье существование дотоле мамлюки охотно терпели, стало врагом, которого нужно было уничтожить. Египет шестьдесят лет ждал возможности отомстить. Но страшное разорение острова 1426 года было прямым возмездием за опустошение Александрии.

Единственное другое христианское государство в Леванте встретило свою погибель еще раньше. Киликийские армяне не принимали участия в походе короля Петра, но их королевская династия теперь была франкской, и множество дворян имело тесные связи с Кипром. Армянская церковь признала владычество Рима. Весь XIV век на них напирали египтяне, не без оснований подозревая в них друзей франков и монголов и завидуя тому богатству, которое проходило через их страну по торговым путям к морю у Айяса. Упадок монгольского ильханства лишил армян главной поддержки. Большую часть их территории захватили тюрки в 1337 году. В 1375-м, пока киприоты вели ожесточенную войну с Генуей, мусульмане-захватчики — альянс мамлюков и тюрок — завершили покорение страны. Последний армянский король Левон VI бежал на Запад и умер изгнанником в Париже. Армянской независимости пришел конец.

Более того, крестовый поход, каким его представлял себе король Петр, превратился в анахронизм. Христианский мир уже не мог позволить себе таких излишеств. Ему пришлось отвечать на куда более серьезную угрозу с мусульманского севера. Те, кто планировал Первый крестовый поход, ясно понимали, что захват Святой земли невозможен без сохранения христианского государства в Анатолии. Но после смерти папы Урбана II ни одному государственному деятелю Запада не хватило мудрости осознать, что сохранение Анатолии невозможно без Византии. Крестоносное движение XII века легло нелегким грузом на плечи византийского императора. Оно усугубило стоявшие перед Византией проблемы и не дало императорам ни единой передышки, чтобы позволить ему прогнать тюркских захватчиков. Вполне возможно, что эта задача была неосуществимой, поскольку ее чрезвычайно осложняла наступательная тактика тюрок с разорением крестьянских хозяйств и коммуникаций, притом что противоположные стремления императоров, таких как Мануил и Андроник Комнин, привели к еще большему распылению византийских сил. Катастрофа при Манцикерте 1071 года впустила тюрок в Анатолию. Разгром при Мириокефалоне в 1176 году гарантировал, что они никуда не уйдут. Но именно Четвертый крестовый поход и непоправимое уничтожение самого организма Византийской империи дали им возможность пойти еще дальше.

В XIII веке у христианства был последний шанс покончить с тюрками. Их могущество в Анатолии до той поры покоилось на Конийском султанате сельджуков. Начавшиеся в 1242 году вторжения монголов подорвали и затем полностью уничтожили сельджукское государство. Византийские императоры, находясь в изгнании в Никее, понимали это, но на пути у них встали их европейские заботы и желание вернуть имперскую столицу, вырвав ее у латинского Запада, а латинянам не хватило дальновидности и опыта, чтобы осознать сложившееся положение. А к тому времени, как византийцы вновь упрочились в Константинополе, возможность была упущена. Императорам дома Палеологов пришлось состязаться с молодыми и энергичными царствами на Балканах и разбираться с притязаниями итальянских республик и риском нового латинского похода, который оставался весьма реальным до тех пор, пока Сицилийская вечерня не поставила крест на планах Карла Анжуйского. В конце XIII века было уже слишком поздно. Сельджуки сошли со сцены, но их место заняли активные и амбициозные эмиры, чья сила росла за счет иммиграции тюрок из подвластных монголам племен. Чтобы выбить их оттуда, понадобились бы долгие и сосредоточенные усилия. Главным из этих эмиров был великий Караман, чьи владения простирались по внутренним областям Малой Азии от Филадельфии до Антитавра. Угрозу представляли и другие эмиры — в Атталии, Айдине и Маниссе [Магнесии]. Северное побережье все еще находилось в руках у византийцев и Трапезундской империи. Однако южнее Трапезунда страну оккупировали туркмены, а на северо- западе набирал силу новый энергичный эмират под властью предприимчивого правителя по имени Осман.

К тому времени латиняне и сами уже начали осознавать значение Анатолии, хотя и видели в ней не столько плацдарм для агрессии против них самих, сколько территорию, в которой они нуждались сами, чтобы иметь опору для контроля над Средиземноморьем. Госпитальеры заняли Родос, можно сказать, случайно, но этот факт стал свидетельством новой ориентации западных сил. Итальянские республики давно уже интересовались островами Эгейского моря. Естественно, что их внимание, как и внимание всего латинского мира, обратилось и к противоположному берегу материка. Когда эмир Айдына Умур, владевший превосходной гаванью Смирны, построил флот для того, чтобы заниматься пиратством в водах Эгейского моря, венецианцы и родосские рыцари не стали сидеть сложа руки. В 1344 году эскадра, для которой Венеция и зависимые от нее города выделили около двадцати кораблей, рыцари — шесть, а папа и король Кипра — по четыре, выдвинулась на Смирну. С ними был и латинский патриарх Константинополя Энрико д’Асти. Соединенные силы разгромили айдынского эмира в морском сражении в праздник Вознесения у входа в залив. Христианские союзники по просьбе папы не стали принимать приглашения генуэзца, бывшего хозяина Хиоса Мартина Заккариа, который примкнул к экспедиции, чтобы вернуть себе остров, отбитый византийцами, и поплыли в Смирну. После непродолжительной борьбы город пал перед ними 24 октября, хотя цитадель еще сопротивлялась.

Столь легкую победу удалось одержать в первую очередь из-за плохой подготовки эмира Умура и его завистливого страха перед такими же эмирами. Он слишком поздно пришел со своим войском на помощь городу. Но победителей прельстила возможность попытаться завоевать внутренние районы. Они потерпели крупное поражение в нескольких милях от города, Энрико д’Асти и Мартин Заккариа погибли в бою. Однако мусульмане не смогли вернуть себе Смирну, и по договору, подписанному в 1350 году, она отошла госпитальерам, хотя цитадель осталась в руках тюрок. Рыцари владели Смирной до 1402 года, когда ее штурмом взял Тимур.

В то время как судьба Смирны еще висела на волоске, французский дворянин Умберт II, дофин Венский, объявил о своем желании отправиться в крестовый поход на Восток. Это был слабый и пустой человек, но искренне благочестивый и не честолюбивый. После переговоров с папой было решено, что он приведет подкрепления христианам в Смирне. В мае 1345 года он отплыл из Марселя с контингентом рыцарей и клириков, и вместе с ним на Восток решили отправиться войска из Северной Италии. После ряда злоключений он все же достиг Смирны в 1346 году, и его войско разбило тюрок в битве за стенами города. Там он пробыл недолго. К лету 1347 года он вернулся во Францию. Вся его экспедиция оказалась совершенно никчемной. Но значение ее заключается в том, что теперь римская церковь была готова рассматривать военные действия в Анатолии как крестовый поход.

В 1361 году Петр Кипрский, который недавно приобрел Корикос у армян, при помощи госпитальеров атаковал тюркский портовый город Атталию. После недолгого сопротивления 24 августа Атталия пала перед ним. Соседние эмиры Алайи, Манавгата и Текке поклялись ему в верности, рассчитывая, что его дружба может пригодиться им в борьбе с их главным врагом — великим Караманом. Но вскоре они забыли о присяге и несколько раз пытались отвоевать Атталию, которая, однако, оставалась во власти у Кипра еще шестьдесят лет.

Но тем временем Европа была вынуждена обратить свой взгляд севернее. Первые десятилетия XIV века были свидетелем необычайного роста могущества турецкого эмирата, основанного Османом, сыном Эртогрула, и в честь него называемого османским или оттоманским. В 1300 году Осман был мелким князьком с землями в Южной Вифинии. Ко времени своей смерти в 1326 году он овладел Бурсой и большей частью территории между Адрамитионом, Дорилеем и Мраморным морем. Такой территориальной экспансии он отчасти был обязан своей умелой и гибкой дипломатии в отношениях с соседними эмирами, но еще больше — слабости Византии. В 1302 году император Андроник II опрометчиво принял к себе на службу Каталонскую компанию во главе с Рожером де Флором, бывшим тамплиером, который нажил себе целое состояние бесчестным вымогательством во время взятия Акры. Рожер успешно бился с турками, но еще активнее — со своим повелителем императором. Его убили в 1306 году, но его каталонцы оставались в империи и действовали против нее до 1315 года. Во время своих войн они привели в Европу турок, прежде служивших императору в Азии. Вскоре после роспуска каталонцев в империи началась гражданская война между Андроником II и его внуком Андроником III, которая закончилась только после смерти первого в 1328 году. Обе стороны использовали турок в качестве наемников. Тем временем сын Османа Орхан продолжил отцовский труд. Он более-менее подчинил себе эмиров более южных земель и приступил к завоеванию Вифинии. Никея была захвачена в 1329 году, а Никомедия — в 1337-м. В 1341 году в империи снова разразилась гражданская война между Иоанном V и его тестем Иоанном Кантакузином, тогда как растущее могущество Стефана Душана в Сербии отвлекало на себя внимание всех балканских народов.

В 1354 году Орхан, принявший титул султана, отправил войска через Дарданеллы захватить город Галлиполи. Два года спустя он перевез через пролив несколько тысяч своих подданных и поселил их во Фракии. В следующем году он смог продвинуться вглубь страны и захватить великую крепость Адрианополь, которая стала его второй столицей. Ко времени его смерти в 1359 году ему принадлежала почти вся Фракия, и Константинополь был изолирован от своих европейских владений. Сын и преемник Орхана Мурад I имел все возможности, чтобы продолжить труд своих предшественников. Первым делом он основал корпус янычар из насильно обращенных в ислам христианских детей-рабов, присланных ему в качестве дани.

Экспансия османов не прошла незамеченной для Запада. Пока Европа не видела в них большой опасности для себя, поскольку великая сербская империя, казалось, в состоянии сдержать любое их наступление. Но над Константинополем нависла явная угроза, а вместе с ним и над коммерческими интересами итальянцев. Впрочем, ведь греки были раскольниками; и политика западной церкви состояла в том, чтобы добиться от них подчинения Риму, прежде чем даже рассматривать вопрос об оказании им какой-либо помощи. Моральный шантаж подобного рода был обречен на провал. Не только религиозные убеждения, но и национальная гордость и память о прошлых зверствах западноевропейцев не позволили греческому народу согласиться на гегемонию католической церкви, даже если его властители и были готовы пойти на сделку.

В 1365 году обет крестоносца принес Амадей VI, граф Савойский. Папа Урбан VI активно проповедовал крестовый поход от лица Петра Кипрского, и Амадей действительно собирался отправиться в Святую землю. Но он был кузеном византийского императора Иоанна V и хотел ему помочь. Папа дал ему разрешение начать военную кампанию с наступления на турок на условии, что он добьется подчинения греческой церкви Риму. Венецианцы сделали все возможное, чтобы спутать его крестоносные планы, опасаясь, что они помешают их торговой политике. В частности, они не хотели, чтобы он присоединился к Петру Кипрскому, и с облегчением узнали, что пущенные им слухи о договоре Петра с Египтом убедили Амадея сосредоточиться на Византии. Он собрал выдающуюся компанию рыцарей, но с самого начала испытывал финансовые проблемы. Экспедиция подошла к Дарданеллам в августе 1366 года и сразу же осадила Галлиполи, который пал 23-го числа того же месяца. Но вместо того чтобы высадиться во Фракии и попытаться очистить провинцию от турок, Амадей поплыл дальше в Константинополь. Там оказалось, что императора предательски захватил болгарский царь Михаил III Шишман, поэтому все свои силы граф Савойский направил на спасение родственника, а для этого пришлось атаковать порт Варну. Когда Иоанна освободили, Амадей обнаружил, что потратил и все свои деньги, и все те средства, которые ему удалось выдоить из местных и занять у супруги императора, и ему пришлось возвращаться домой. Но сначала он заставил императора обещать, что он отдаст свою церковь под власть Рима, и, когда патриарх Константинопольский Филофей с греческим рыцарем пришел к нему на галеру и заявил, что греческий народ свергнет императора, если тот согласится на это, граф похитил их и увез с собой в Италию. Домой он вернулся в конце 1367 года. Его крестовый поход практически ни к чему не привел. Сразу же после его отъезда турки вновь захватили Галлиполи.

При Мураде могущество турок-османов росло как на дрожжах. Он подчинил себе эмиров Западной Анатолии и продвинулся в Европу. После победы над сербами на Марице в 1371 году Болгария стала его вассальным государством и вскоре была полностью аннексирована. В 1389 году на Косовом поле произошла решающая битва между сербами и турками. Незадолго до нее Мурад погиб от руки серба, но его войска, обладавшие значительным численным превосходством над противником, одержали полную победу. Теперь турки стали хозяевами на Балканах.

Хотя крестоносный порыв Запада в 1390 году отклонился в другую сторону в ходе провального похода во главе с Людовиком II, герцогом Бурбонским, на Махдию, что в Тунисе, было ясно, что для собственной безопасности христианская Европа должна дать отпор туркам-османам. Когда в 1390 году султан Баязид аннексировал болгарский город Видин на Дунае, чей правитель признавал себя вассалом Венгрии, венгерский король Сигизмунд Люксембургский, брат короля Вацлава IV, обратился к собратьям-монархам за помощью. И римский папа Бонифаций IX, и авиньонский папа Бенедикт XIII издали буллы с призывами к походу, а уже престарелый пропагандист Филипп де Мезьер написал открытое письмо английскому королю Ричарду II, убеждая его объединиться с французским королем Карлом VI ради предстоящего крестового похода. Немецкие связи Сигизмунда позволили ему найти поддержку в Германии. Князья Валахии и Трансильвании были так напуганы турецким нашествием, что примкнули к нему, несмотря на всю ненависть к венграм. На западе герцоги Бургундский, Орлеанский и Ланкастерский тоже объявили о желании участвовать в предприятии. В марте 1395 года венгерское посольство во главе с архиепископом Эстергома [Грана] Миклош Канижаи прибыло в Венецию заручиться гарантиями предоставления транспорта у тамошнего дожа. Далее послы отправились в Лион, где их радушно встретил герцог Бургундский Филипп Смелый и заверил их во всемерной поддержке. Побывав в Дижоне, где они нанесли почтительный визит герцогине Маргарите Фландрской, они поехали в Бордо на встречу с дядей английского короля Джоном Ланкастером, который посулил им собрать английских рыцарей. Из Бордо они направились в Париж. У французского короля Карла VI случился приступ безумия, но его регенты посулили уговорить французскую знать присоединиться к походу. Так на войну за Христову веру начала собираться внушительная международная рать. Чтобы найти на нее деньги, бургундский герцог ввел специальные налоги, которые принесли ему огромную сумму в 700 тысяч золотых франков. Отдельные французские дворяне внесли свою лепту. Ги VI, граф де ла Тремуй, предоставил 24 тысячи франков. Французские и бургундские бароны согласились признать лидером старшего сына бургундского герцога Жана, графа Неверского, бойкого юношу двадцати четырех лет.

Пока венгерские послы спешили в Буду рассказать королю Сигизмунду о своем успехе и посоветовать ему продолжать подготовку, герцог Бургундский издал подробные ордонансы об организации и поведении франко-бургундских войск. Общий сбор должен был состояться в Дижоне 20 апреля 1396 года. Во главе предстояло встать Жану Неверскому, но ввиду его молодости при нем сформировали совет в составе Филиппа, сына герцога де Бара, Ги де ла Тремуя и его брата Гийома, адмирала Жана де Вьена и Одара, сеньора Шассерона. В конце месяца армия в десять тысяч человек двинулась в путь через Германию в Буду. По дороге к ней присоединились шесть тысяч германцев под предводительством пфальцграфа Руперта, сына Руперта III Виттельсбаха, и Эбергарда, графа Катценельнбогена. Вскоре за ними последовала тысяча английских солдат Джона Холланда, герцога Хантингдона, единоутробного брата короля Ричарда.

Западные армии добрались до Буды примерно к концу июля. Там их уже ждал король Сигизмунд с войском примерно в шестьдесят тысяч человек. Еще десять тысяч человек к нему привел его вассал Мирча, валашский воевода, и около тринадцати тысяч искателей приключений явились из Польши, Богемии, Италии и Испании. Численность объединенной армии приближалась к ста тысячам солдат, и она была крупнейшей из тех, которые когда-либо выходили на поле боя против иноверцев. Между тем флот госпитальеров под началом Великого магистра Филибера де Найака, а также венецианцев и генуэзцев вышел в Черное море и встал возле устья Дуная.

Османский султан, со своей стороны, тоже не терял времени зря. Когда до него дошли вести о том, что в Венгрии собрался крестовый поход, Баязид как раз осаждал Константинополь. Он сразу же стянул все доступные войска и направился на север к Дунаю. По разным оценкам, его армии насчитывали более ста тысяч человек. Три века войны с мусульманами ничему не научили западных рыцарей. Когда в Буде обсуждался план кампании, король Сигизмунд советовал придерживаться оборонительной стратегии. Он понимал, как силен враг. Лучше всего, считал он, заманить турок в Венгрию и атаковать их там с подготовленных позиций. Подобно византийским императорам во время прежних походов, Сигизмунд верил, что безопасность самого христианства зависит от сохранения его королевства, но, подобно первым крестоносцам, его союзники воображали себе картины грандиозного наступления. Христианские рати одолеют турок и с триумфом прошествуют через Анатолию в Сирию и сам Святой город. Они так яростно стояли на своем, что Сигизмунд уступил. В начале августа объединенные силы двинулись по левому берегу Дуная до самой Орсовы, миновав Железные Ворота, и там вступили во владения султана.

Восемь дней армия переправлялась на пароме через реку. Затем она направилась вдоль южного берега к городу Видин. Правил Видином болгарский царь Иван Срацимир, но он был вассалом султана, который держал там небольшой османский гарнизон. По прибытии Иван Срацимир перешел на сторону крестоносцев и открыл ворота. Всех турок-османов перебили. Следующим городом на реке был Рахов, основательно укрепленный город с заполненным водой рвом, двойным рядом фортификационных сооружений и крупным гарнизоном турок. Самые горячечные из французских рыцарей под предводительством Филиппа д’Артуа, графа д’Э, и Жана ле Менгра, более известного как маршал Бусико, сразу же бросились в атаку и были бы уничтожены, если бы Сигизмунд не привел своих венгров. Гарнизон не мог долго выстоять против всей христианской армии. Город штурмовали и всех его жителей, многие из которых были болгарскими христианами, предали мечу, за исключением тысячи зажиточных горожан, которых захватили ради выкупа.

Из Рахова армия двинулась в Никополь. Это был главный турецкий бастион на Дунае в том месте, где главная дорога из Центральной Болгарии подходила к реке. Город стоял у реки на холме, чьи крутые склоны были увенчаны двумя рядами крепких и высоких стен. Крестоносцы шли без орудий для осадной войны. Западноевропейцы даже не задумались о том, что они могут понадобиться, а Сигизмунд готовился только к оборонительным действиям. Когда оказалось, что лестниц, спешно сколоченных французами, и подкопов, сделанных венгерскими инженерами, недостаточно, армия засела морить город голодом. В этом им помог флот госпитальеров, который приплыл по Дунаю и встал у стен 10 сентября. Но в Никополе были большие запасы провизии, и его турецкий комендант Доган-бей, наученный опытом своих соотечественников в Видине и Рахове, не собирался сдаваться.

Эта задержка оказалась роковой для боевого духа христианской армии. Западные рыцари развлекались азартными играми, пьянством и всяческим распутством. Тем немногим солдатам, которые смели заикнуться о том, что турки — грозный враг, отрезали уши по приказу маршала Бусико в наказание за пораженчество. Контингенты из разных стран ссорились между собой, а трансильванские вассалы и валахские союзники Сигизмунда начали шептаться насчет того, чтобы дезертировать из войска.

Когда крестоносцы две недели простояли перед Никополем, пришли вести о приближении турок. Армия султана спешно выдвинулась из Фракии. Она была легко вооружена, ее всадники были куда мобильнее франкских, лучники — превосходно подготовлены, и она обладала огромным преимуществом превосходной дисциплины и подчинения единственному главнокомандующему — султану, который и сам был человеком исключительных способностей. Он послал вперед часть войск, которые на одном из балканских перевалов разбили французы сеньора де Куси, но зависть маршала Бусико, который обвинил де Куси в попытке украсть у Жана Неверского честь победы, помешала дальнейшим попыткам предотвратить наступление турок. Тем временем рыцари решили перебить взятых в Рахове пленников.

понедельник 25 сентября 1396 года авангард османской армии показался в виду Никополя и разбил лагерь в холмах примерно в 3 милях (около 5 км) от христианского. На следующее утро перед рассветом Сигизмунд обошел всех своих соратников-командиров и уговаривал их стоять в обороне. Он честно сказал, что не может доверять своим трансильванцам и валахам, но только де Куси и Жан де Вьен поддержали его. Другие предводители похода твердо вознамерились сразу же навязать туркам бой. Сигизмунд проявил слабость и уступил. Он собрал свою армию в три подразделения, в центре поставил свои собственные венгерские войска, валахов — слева, а трансильванцев — справа. Авангард состоял из западных христиан под началом Жана Неверского.

В свете наступившего утра из османской армии видны были только отряды легкой нерегулярной конницы, стоявшие на склоне холма. За нею, защищенная линией из кольев, расположилась пехота с полком лучников. Основной корпус сипахов — кавалерии под командованием лично султана скрывался за гребнем холма. Дивизия сербской конницы князя Стефана Лазаревича, верного вассала султана, находилась на его левом фланге.

Битва, как и вся предшествующая стратегия, показала, что крестоносцы ничему не научились за все прошедшие века. Авангард западных рыцарей не стал ждать, чтобы сообщить Сигизмунду о своих планах. В порыве самоуверенного воодушевления они бросились вверх по склону и разметали перед собою легких османских всадников. Пока турки перестраивались позади своей пехоты, рыцари оказались перед преградой из кольев. Они сразу же спешились и продолжили атаку, вынимая колья на ходу. Таков был их напор, что османская пехота тоже рассеялась перед ними. Некоторые турки успели отступить за перегруппированную кавалерию, но многие были убиты или загнаны на равнину. Но когда крестоносцы, торжествующие, но усталые, поспешили дальше и добрались до вершины холма, они оказались лицом к лицу с султанскими сипахами и сербами. Атака этих свежих войск застигла их врасплох, пеших, изможденных, томимых жаждой, обремененных тяжелыми латами. В их рядах вскоре началась неразбериха, и победа обернулась полным разгромом. Немногие рыцари вышли живыми из бойни.

Среди погибших были Гийом де ла Тремуй и его сын Филипп, Ян ван Кадзанд, адмирал Фландрии, и великий приор тевтонских рыцарей. Жан де Вьен, гранд-адмирал Франции, пал, сжимая в руках великое знамя Девы Марии, вверенное его заботам. Жан Неверский уцелел только потому, что его свита прокричала его имя и титул и уговорила его сдаться. Вместе с ним в плен взяли графов д’Э и ла Марша, Ги де ла Тремуя, Ангеррана де Куси и маршала Бусико.

Когда рыцари спешились, их лошади, оставшись без всадников, помчались назад в лагерь. Валахский и трансильванский контингенты сразу же решили, что битва проиграна, и бросились отступать и захватили все подвернувшиеся им под руку лодки, чтобы переправиться через реку. Но Сигизмунд приказал войскам идти вперед на помощь западноевропейцам. Поднимаясь по склону, они перебили много османских пехотинцев, отбившихся от остальных, но, когда подошли к месту сражения, оказалось, что уже слишком поздно. Конница султана обрушилась на них и, нанеся тяжелые потери, оттеснила на берег реки.

Когда армия Сигизмунда рассеялась, советники уговорили короля выйти из боя. Он укрылся на одном из венецианских кораблей, который доставил его в Константинополь и дальше домой через Эгейское и Адриатическое море. Он боялся добираться по суше, так как подозревал измену со стороны валахов. Его солдаты вместе с немногими уцелевшими из западных крестоносцев добирались до своих стран, как могли, терзаемые враждебными местными жителями, дикими зверями и тяготами рано наступившей зимы. Пфальцграф дошел до отцовского замка в лохмотьях и умер несколько дней спустя. Немногим другим беглецам повезло больше.

Баязид одержал великую победу, но и потери его были очень тяжелы. В бешенстве, помня и о резне, совершенной крестоносцами, он приказал хладнокровно перебить всех пленников числом три тысячи душ, пощадив лишь немногих дворян, за которых можно было потребовать хороший выкуп. Опознать их заставили французского рыцаря Жака де Элли, который говорил по-турецки, и затем ему разрешили отправиться на Запад, чтобы договориться о сборе денег на выкупы. Только в следующем июне западное посольство прибыло к султану в Брусу и передало ему огромную сумму, которую требовал он. Многие христиане из разных стран, сострадая судьбе пленников, пожертвовали свои деньги на их освобождение, но большую часть внесли король Сигизмунд и герцог Бургундский, предоставившие более миллиона франков. Освобожденные пленники добрались до дома к концу 1397 года.

Крестовый поход в Никополь был крупнейшим и последним из великих международных крестовых походов. Его печальная история с прискорбной точностью повторяла великие неудачные походы прошлого с той лишь разницей, что поле битвы теперь находилось в Европе, а не в Азии. И там и там совершались одни и те же ошибки и глупости. И там и там начальный энтузиазм рассеялся из-за ссор, зависти и нетерпеливости.

Единственное, что извлек Запад из этого окончательного провала, — это то, что священная война уже невозможна.

Крестовых походов больше не было. Но мусульмане по-прежнему угрожали самому сердцу христианского мира. Они добрались до Дуная и берегов Адриатического моря. Константинополь пока еще оставался христианским, но находился в изоляции и уцелел только потому, что султану не хватало достаточно сильной артиллерии, чтобы разрушить его массивные стены, и кораблей, чтобы прервать его коммуникации по морю. Рыцари ордена госпитальеров на Родосе и итальянские сеньоры островов Эгейского архипелага оказались на границе между христианством и исламом, а Кипр был отдаленным форпостом.

Король Венгрии, воеводы Валахии и Молдавии, вожди Албании обратились за помощью к Европе для защиты своих границ. Итальянские республики углубились в расчеты, какой политический курс наилучшим образом отвечает их коммерческим интересам. Папа в полной мере осознавал угрозу, нависшую над христианским миром. Но державы Запада этот вопрос больше не занимал. Их последний опыт был слишком горьким; и после такого краха уже невозможно было вызвать прежний энтузиазм. И даже сам понтифик постоянно интриговал в Венгрии, пытаясь заменить Сигизмунда Владиславом, королем Неаполя, невзирая на то, какой ущерб нанесет гражданская война обороне Центральной Европы. Французский король, который с 1396 по 1409 год оказался сюзереном Генуи, обеспокоился судьбой генуэзской колонии в Пере, что напротив Константинополя, и послал маршала Бусико и тысячу двести солдат к Босфору в 1399 году. Его присутствие предотвратило нерешительное наступление турок на императорскую столицу, но, поскольку никто не платил ни ему, ни его солдатам, вскоре он удалился оттуда. Тогда византийский император Мануил II с надеждой отправился на Запад искать помощи. Итальянцев потрясло, насколько обеднел наследник цезарей; герцог Миланский щедро одарил его, чтобы состояние Мануила более соответствовало его титулу. Его с пышностью приняли в Париже и Лондоне. Но никто не предложил материальной помощи. Курию не интересовали его дела, поскольку Мануил был слишком честен, чтобы обещать подчинить свою церковь Риму, зная, что его народ с этим не согласится. Но в 1402 году он поспешил вернуться к себе в столицу, обрадованный новостями, которые, как казалось, предвещали упадок Османской империи.

Тимур Хромой, или Тамерлан, родился в семье мелкого князька тюрко-монгольского происхождения возле Самарканда в 1336 году. К 1369 году он уже был верховным правителем всех земель, принадлежавших чагатайскому племени монголов. С тех пор он расширял свои владения безжалостными войнами, сначала медленно, а потом со все нарастающей быстротой. С 1381 по 1386 год он захватил земли монгольского ильханата в Иране, а в 1386 году завоевал Тебриз и Тифлис. В следующие четыре года Тимур был занят своими северными границами. В 1392 году он захватил Багдад. В следующие годы он вел кампании на Руси против монголов Золотой Орды и проник до самой Москвы, а в 1395 году появился в Восточной Анатолии, где перед ним пали Эрзинджан и Сивас. В 1398 году он завоевал Северную Индию в блестящей кампании, тем более успешной, чем страшнее были устраиваемые им бойни. В 1400 году он снова повернул на запад и вторгся в Сирию, разгромил армии мамлюков, посланные против него, сначала при Халебе, потом при Дамаске, занял и разграбил все крупные города провинции. В 1401 году он покарал Багдад за бунт полным разрушением города, который только начал оправляться от последствий завоевания Хулагу полутора веками ранее. В 1402 году Тимур вернулся в Анатолию, намереваясь одолеть османского султана — единственного мусульманского правителя, которого он еще не успел поставить перед собой на колени. Решающее сражение произошло у Анкары 20 июля. Баязид был полностью разгромлен, взят в плен и умер в плену через несколько месяцев. Тем временем османские города в Анатолии попали в руки победителя, который в декабре 1402 года выпроводил из Смирны рыцарей-госпитальеров.

Император Мануил надеялся, что крах Баязида положит конец османской угрозе, но у него не хватало сил, чтобы действовать без посторонней поддержки. Итальянские республики проявляли осторожность. Генуэзцы поспешили договориться с Тимуром, чтобы сохранить свою азиатскую торговлю, но, боясь за торговлю на Балканах и неуверенные в будущем, помогли османам окончательно не погибнуть, переправив остатки армии Баязида в Европу. Венецианцы держались в стороне, их осмотрительность окупилась. Вторжение Тимура помешало султану нанести немедленный удар по Константинополю и сохранило Византию еще на полвека. Если бы сразу вмешалась вся Европа, она могла бы покончить с Османской империей. Но турки пустили слишком глубокие корни в Анатолии и имели слишком сильные политические позиции на Балканах, чтобы их можно было легко устранить; да и Тимур не обладал политическим гением Чингисхана. После его смерти в 1405 году империя Тимура сразу начала распадаться. Мамлюки быстро вернули себе Сирию. В Азербайджане поднялась тюркская династия Кара-Коюнлу [чернобаранные] и установила свое владычество от Восточной Анатолии до Багдада. В Иране начались национальные волнения, и вскоре возникла великая династия Сефевидов. В Трансоксиане потомки Тимура продержались почти столетие, но только в Индии они основали прочную империю Великих Моголов Дели.

В Анатолии единственным результатом вторжения Тимура оказался новый наплыв тюрок и туркмен, который в конечном счете привел к укреплению османской власти. После смерти Тимура сыновья Баязида приняли наследство своего отца. В течение шести лет они боролись между собой. Гражданские войны дали христианам еще один шанс сдержать дальнейший рост силы Османской империи, но они ничего не сделали. Византийский император с помощью дипломатии отвоевал себе несколько приморских городов, а рыцарям Родоса было разрешено построить замок на материке напротив их острова — в Бодруме на месте древнего Галикарнаса. Но этим дело и ограничилось. Когда в 1413 году Мехмед I стал единственным султаном, Османская империя была цела и невредима. Мехмед был мирным правителем, избегал агрессивных войн, но твердой рукой реорганизовал свои владения. После его смерти в 1421 году османы были сильнее, чем прежде.

Наследник Мехмеда Мурад II начал свое правление с попытки нападения на Константинополь. Но у него все еще было недостаточно тяжелой артиллерии и кораблей, и после того, как греки храбро защищали свою столицу без какой-либо помощи с июня по август 1422 года, он снял осаду и сосредоточил внимание на завоеваниях на греческом полуострове, в Азии и за Дунаем. В 1439 году император Иоанн VIII, преемник Мануила, отчаявшись, согласился на Флорентийском соборе подчинить свою церковь Риму. Его народ отверг унию, и его старания себя не оправдали. В 1440 году папа Евгений IV начал проповедовать новый крестовый поход. Четыре года спустя албанский вождь Скандербег объявил войну туркам, и к нему присоединился его сюзерен — правитель Сербии Георгий. Сам папа и арагонский король обещали прислать на восток по десять галер. Венгерская армия под командованием незаконнорожденного сына Сигизмунда Яноша Корвина из рода Хуньяди, воеводы Трансильвании на службе у короля Владислава, приготовилась идти в наступление через Дунай. Но после нескольких стычек союзники растеряли свое мужество и согласились на десятилетнее перемирие, которое и было подписано в Сегеде в июне 1444 года. Затем Мурад стал готовиться к походу в Анатолии, чтобы расправиться со своими тамошними врагами, после чего папский легат при союзной армии кардинал Джулиано Чезарини убедил ее вождей, что клятва, принесенная иноверцу, недействительна, и призвал их к наступлению.

Православный царь Сербии отверг эту казуистику и не разрешил Скандербегу остаться при армии. Янош Хуньяди выразил свой протест, но остался в командовании. Союзную армию численностью примерно в двадцать тысяч человек он повел в Варну, куда они прибыли в начале ноября 1444 года. Но Мурад, предупрежденный о нарушении перемирия, поспешил встретить их с втрое большим войском. Битва состоялась 10 ноября. Христиане отважно сопротивлялись, и, по слухам, в самый переломный момент султан, который велел нести договор вместе со своим штандартом, прокричал: «Христос, если ты Бог, как говорят твои приверженцы, накажи их за вероломство!» Молитва и численное превосходство позволили ему восторжествовать. Объединенные силы христиан были едва ли не стерты с лица земли. Король Владислав, находившийся при своих войсках, погиб вместе с коварным кардиналом. Сам Хуньяди спасся с небольшим остатком своей армии.

Доблесть Скандербега спасла албанскую независимость еще на двадцать лет, и Янош Хуньяди, несмотря на полный разгром в трехдневной битве на зловещем Косовом поле в 1448 году, до конца своих дней не пускал султана за Дунай. Но ко времени его смерти в 1456 году османы достигли той цели, которую провозглашал ислам с самых дней пророка. В 1451 году Мурада II сменил его сын Мехмед II, двадцатиоднолетний юноша, необычайно энергичный, предприимчивый и одаренный. Своей первой задачей он поставил завоевать Константинополь. Здесь не место рассказывать о великой и трагической истории последних дней Византии. Греки, разобщенные со своими правителями, которые продали их церковь Риму, с непревзойденной отвагой объединились перед лицом своей окончательной погибели. Запад все же прислал им помощь, но, несмотря на всю ее храбрость, ее безнадежно не хватало. Обширные ресурсы султана, тщательная подготовка и непреклонная воля не могли не обеспечить ему полный триумф. Да и триумф этот был вопросом не только престижа. Византия умирала уже давно, но ее смерть гарантировала туркам, что они останутся в Европе. Она обеспечивала им господство над восточными морями. Она же прозвучала похоронным звоном по генуэзской и венецианской империям, по королевству Кипра и госпитальерам на Родосе и развязала султану руки для того, чтобы привести свои армии к самому порогу Вены.

Вся Европа понимала, что падение Константинополя ознаменовало конец эпохи. Весть о нем не была неожиданной, но стала горьким поводом к самобичеванию. И тем не менее, кроме тех правителей, чьи границы оказались под непосредственной угрозой, никто не торопился принять никаких мер. Только папский нунций в Германии, кардинал, великий гуманист Энеа Сильвио Пикколомини пытался заставить Запад выполнить его запоздалый долг. Но его речи на германских сеймах не принесли никаких результатов, и письма папе говорили о его разочаровании. В 1458 году он сам воссел на ватиканский престол под именем Пий II. На протяжении всего своего понтификата он старался организовать крестовый поход по примеру его великих предшественников. В 1463 году казалось, что его проект близок к осуществлению. В Папской области весьма своевременно обнаружились квасцовые залежи, которые принесли ему неожиданные доходы и пригрозили нарушить турецкую монополию на добычу квасцов. Похоже, и новый дож Венеции одобрял войну. Король Венгрии наконец помирился с императором и горел желанием вступить в альянс христианских государств. Герцог Бургундский Филипп выразил свой благосклонный интерес. В октябре папа издал буллу Ezechielis [Иезекииль], в которой отразился его оптимистичный настрой. Но шли месяцы, и энтузиазм пошел на убыль. Только венгры, которым все равно предстояла война с турками, предложили ему материальную помощь. Венецианцы колебались. Ни один из итальянских городов не был готов рисковать торговлей, которая прекратится из-за разрыва с султаном. Филипп Бургундский написал, что заговоры французского короля не позволяют ему покинуть свое герцогство. Папа самоотверженно решил, что сам профинансирует и возглавит поход. По его приказу папские агенты собрали в Анконе флотилию галер, и 18 июля 1464 года, несмотря на усталость и недомогания, Пий II торжественно принес обет крестоносца на церемонии в соборе Святого Петра.

Через несколько дней папа отправился к порту посадки. Его окружение видело, что ему осталось уже недолго, и поэтому скрыло от него, что ни один из государей Европы не последовал его примеру и за ним не идет ни одна армия, чтобы погрузиться на его галеры и плыть на Восток. Вместо этого, приблизившись к Анконе, они опустили занавески в папском паланкине, чтобы Пий не мог видеть, что творится снаружи. Ибо дороги запрудили моряки его флота, которые побросали свои корабли и разбежались по домам. Папа добрался до Анконы и там 14 августа отошел в мир иной. Из милосердия ему ничего не сказали о полном провале его похода.

Почти четырьмя веками раньше папа Урбан II своими проповедями послал тысячи людей рисковать жизнью на священной войне. Теперь же папа, лично принявший крест, сумел собрать только кучку наемников, дезертировавших еще до начала кампании. Крестоносный дух окончательно умер.

РАНСИМЕН С. “Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле”