Горный апрельский воздух проваливается в легкие. Кажется, еще немного и дыхание станет совсем легким – такое, наверное, было у бунинской Оли Мещерской.
Пятигорск. Красно-зеленый супермаркет. Мальчишка лет 11 с внешностью Яшки-цыгана из «Неуловимых мстителей» стоит передо мной на кассе и кладет на ленту 4 глазированных сырка. Кассирша смотрит на него, потом медленно переводит взгляд на сырки. Лениво их пробивает и говорит:
– С тебя 140 рублей.
Парень машинально достает из кармана заранее подготовленную 50-рублевую купюру и внезапно худощавая рука замирает с ней в воздухе:
– Как 140? На ценнике было написано, что они по 12 рублей.
– 140 рублей, потому что каждый стоит 35 рублей, а если у тебя только 50, значит, я дам тебе только один сырок.
– Но правда, у вас такие ценники в холодильнике. Я перепутал.
– Ты не перепутал, ты хочешь меня обмануть. Давай деньги или иди, не задерживай очередь. Чего молчишь? Все, я отменяю.
Устав выносить унизительный околовоспитательный момент, вмешиваюсь:
– Давайте я оплачу. Чего из-за сотни рублей скандалить?
Женщина бросает на меня укоризненный взгляд, в котором отчетливо читается *понаехавшие туристы, не знающие жизни*, но вслух она говорит другое:
– Вы их всех не прокормите! Их тут туча.
Задело.
– Всех не прокормлю. И что? Пробивайте.
Пробила. Парнишка собрал свои сырки, быстро кивнул, на бегу сказал «спасибо» и улетел. Кассирша с видимым неудовольствием начинает пробивать мои товары. Как специально – они вообще ни разу не сигнализирует о благотворительности и высоком моральном облике.
Складываю вино в пакет и краем глаза замечаю, что за стеклянной дверью снова появился этот мальчик. Какой цыганский бог меня наказал?! Он же стоит вместе с матерью, потерявшись на фоне ее цветных юбок, и показывает на меня пальцем. В голове рой мыслей. Как у Горбункова, когда тот сел в такси и начал сомневаться, доберется ли до дома живым.
Стеклянная дверь открывается, и парень бежит ко мне. Протягивает две купюры: сто и пятьдесят рублей, еще раз говорит «спасибо» и оставляет меня в недоумении. Оборачиваюсь на кассиршу, та осталась еще в большем недоумении и выглядит растерянно.
Удовлетворение выплескивается из моего сердца как убежавшее молоко у рассеянной хозяйки. Выхожу на улицу, женщина уже стоит около машины – она спокойно разговаривает с мужем, а паренек садится в их фиолетовую «семерку» с кристально чистыми прямоугольными фарами и тонированными стеклами. Они уезжают, а во мне и у меня – ощущение невыносимой легкости бытия. Чувства, когда тебя захватывает спираль дневной рутины, но настолько она призрачна и прозрачна, что кажется совершенно нереальной, а потому утекает как вода из решета. Потому что реальны и имеют фактуры иные вещи – детский смех, вечные очертания гор на фоне высокого синего неба и ощущение, что мои глаза смотрят в эту же высь, в которую смотрел поэт Лермонтов. И так это странно – вот злобная продавщица – руку протяни и потрогай ее фиолетовые волосы, а где Лермонтов? Но Лермонтов в тот момент более близкий и реальный, он зачитывает в моей голове пушкинские строчки о цыганах.
А в Пятигорск я еще вернусь.
___
*в своих впечатлениях
***
Вы с легкостью доверяете людям?