Начало. Часть 1; Ч 2; Ч 3; Ч 4
Понимание разума - как временного протеза, полиатива, при помощи которого мы компенсируем неспособность чувств, очень характерна для нового поколения философов. Они как-бы говорят, а давайте посмотрим, нельзя ли нам регенерировать эти усохшие органы и обойтись без протезов. Возникает вопрос: а как же тогда развивать чувственность? Первое - при помощи искусства, а также при помощи философии. Шеллинг, а за ним и Гегель убедили почти всех, что именно философия может и должна выполнять роль искусства. Она тоже должна строить непосредственное созерцание, но руководствуясь, конечно же своими умственными образами, а не чувственными.
Шеллинг пытается строить свою философию. При этом, он использует в качестве базы современное ему естествознание. Он начинает конструировать философию природы. Надо сказать, что это редкий случай, когда у физиков с химиками это вызвало отклик. Они почувствовали, что это для них что-то важное. Особенно, это касалось тех физиков, которые работали с электричеством и с электромагнитными явлениями. Потом, кроме естествознания, Шеллинг использовал как базис и искусство, что тоже вполне понятно. Затем подоспел Гегель, который в общем гениально раскрыл это направление. Двигаясь в этом же направлении, он превзошел Шеллинга. «Феноменология духа», «Энциклопедия философских наук», «Философия права», «История философии», группа трудов по «Философии религии». Перед нами вырисовывается полная версия интерпретации разума как эволюции индивидуальной жизни. Это может быть, звучит несколько резко, но по - своему Гегель дает свою, как он понимает ее, философию жизни. Он задает вопрос: «В чем тайна разума»? И отвечает, а в том, что это индивидуальная жизнь, которая выходит от частнородового к всеобщему, духовному.
Главный русский гегельянец И. Ильин даже назвал свою книгу «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека». Ключевым словом здесь является «конкретность». В том смысле, в котором его понимал Гегель; а именно, перед нами индивидум все общее по отношению к которому является его предикатом. Они как бы срослись вокруг одного индивидуума. Таков Бог в своем максимуме, но таков и человек, пускай на своих временных, конечных стадиях, но все равно он является как микрокосм, миниатюрным повторением Абсолюта. В целом, конечно же, эта идея не нова.
Интересно отметить, что, например, в индийской философии Лотос потому является символом мира, что его семя повторяет форму самого цветка. Внутри цветка микроцветок. Одним словом, гегелевская мысль сводиться к тому, что элемент повторяет структуру целого. Таким образом, человек не просто часть Абсолюта, или какой-то его образ, идея, но человек, в каком-то смысле, повторяет, правда в миниатюре, структуру самого Абсолюта. Гегель показывает, что процесс творения мира Богом и самопознание Бога через мир может быть рассмотрен через эту миниатюрную модель-зеркало. Через самосознание человека. Через его выход в историю и через создание идеального государства (надо сказать, что для Гегеля это было совершенно священная идея. «Справедливое государство», в котором реализуются высшие духовные ценности).
Таким образом, человек познает самого себя. И Бог познает Самого Себя. Человек и есть высшая точка в самосознание Бога. Можно сказать, что именно в человеке Бог и познает Самого Себя. Гегелевский Бог, как и Бог И.С. Эриугены, не знает Самого Себя. Эманируя до низших форм эмпирии (физический мир), отражаясь в ней как в еле заметном основании вещей, Дух возвращается к Себе в акте вечного самопознания. Его творческая разумность есть стихия мысли – творящая и порождающая в акте познания Само Себя. Будучи ограниченной и несвободной в эмпирическом мире, утратившая свою беспредельность и вступившая в сферу инобытия, Дух, сохраняя интеллектуальную активность представляется одновременно субъектом и объектом познания. Он как бы осуществляет странную задачу – восстановление первого через раскрытие и осуществление второго. Свобода есть познанная необходимость. Здесь ярко выраженная пантеистически-рациональная модель Универсума, или как называли ее русские философы «панлогизм». Это, пожалуй самое важное, Разум является не одной из способностей в этом процессе, а Разум как раз-то и есть весь этот процесс в целом. Эстетизация разума у Гегеля доходит до того, что в принципе разумом является все в любых своих состояниях.
Если посмотреть в Гегелевскую философию природы то можно увидеть, что и время, и пространство, и вещество - это тоже разум, но только в несколько превращенных формах. И как только любой из этих «феноменов» начинает двигаться и развиваться, он сразу же становится носителем Абсолютного Духа. И вот здесь-то, в этом интеллектуальном апофеозе, двусмысленность достигает своего максимума. Потому что, если Дух и Разум есть все, то тогда чем же является то, что Духом и Разумом не является. Здесь рационализм доходит до своего высшего накала. Дальше идти некуда. Вот тут-то и начинается новая оппозиция, правда уже между Гегелем и Шеллингом.
Шеллинг говорит, нет так нельзя, надо идти другим путем. Он создает, в противовес Гегелю, свою «Философию откровения». Или как называл ее сам Шеллинг – «позитивную философию». Тогда как философия Гегеля является негативной. Шеллинг считал, что на самом деле разум сам по себе ничто, без того содержания которое дается ему извне. Мы, при условии принятия положений Гегеля, в результате, просто остаемся ни с чем. Если разум ничто, а просто пустая форма, то, сколько бы Разум не поглощал, он все превратит в Себя, т.е. в пустую форму. В результате даже сам разум окажется «Великое Ничто». По большому счету, эти спекуляции уже вряд ли являются сферой философии.
Надо сказать, что схема критики была придумана не Шеллингом, а теперь уже практически забытым Якоби. Так вот, Якоби, как его иногда называли- «учитель непосредственного знания», говорил: рационализм зашел в тупик потому, что он любую данность опосредует какими-то рассуждениями, т.е. переводит любой факт в знаковую систему, а эта система требует обоснования в свою очередь через другую знаковую систему, а та через другую и так до бесконечности. В результате, все содержание растворяется в бесконечных обоснованиях, тогда как задача философа заключается в том, чтобы выйти к Непосредственному, которое дано человеку. Правда у Якоби мы не найдем четкого отличия между данным и неданным. А поскольку, он не смог это четко отличить, то в результате этого и не попал в число великих философов, хотя и ввел в обиход понятие нигилизм, который в XIX в. начинает свое триумфальное шествование по Европе. И вот эту, в целом очень интересную схему, берет от него на вооружение Шеллинг. Шеллинг тоже говорит, что хотя разум будет всегда оставаться формальным, но, несмотря на это, необходимо иметь в разуме реальное содержание. А в том отношении в каком оно реально, оно всегда будет дано извне, т.е. человек его создать не может. А кто или что, по большому счету может его дать? Вот тут и начинается размежевание. Одни, английские философы «здравого смысла», говорили, что это дает нам природа и не надо это разламывать, ибо это уже нам дано. То есть, это философское направление сводило все к непосредственному опыту. Якоби же считал это данностью Бытия. Правда он не очень хорошо объяснял, что же это такое. Подметив это, Гегель очень тонко его раскритиковал в своих «Трех отношениях мысли к объективности» показав, что любая непосредственность, это просто сжатая или закодированная форма чего-то уже опосредованного. Есть исторический опыт, есть система знаков, но для удобства человек это сжимает в образ и это запоминается, фиксируется и потом только кажется, что мы это схватываем сразу и непосредственно.
Шеллинг идет гораздо дальше Якоби. и в каком-то смысле приближается к Гуссерлю в понимание этой непосредственной данности. Для него данность не может быть природой. Иначе получается замкнутый круг. Сама природа постигается через разум. Еще Кант достаточно четко показал: что мы в природу вмонтировали, то мы оттуда и извлечем. Правда это содержание будет более насыщенным. У нас остается психологическая уверенность – но довольно быстро мы понимаем, что она и значение-то имеет только для психологического мира. Ее нельзя проецировать во внешний объект. А самое главное, на самом деле здесь нам ничего не дано, а скорее все наоборот: это то, что мы сами создаем, реагируя на внешний мир, расширяя и углубляя его за счет нашего же сознания. А вот хочется найти «данное», то, что бы отличалось и от разума, но при этом наполняло бы его содержанием. Шеллинг вполне резонно выбирает, может быть последний из оставшихся ответов. По настоящему что-то дать человеку может только Бог или Божественная сила. Отсюда следует, что истинный опыт может быть только религиозным, а все остальное может быть названо опытом только в кавычках. Вот почему данность может быть только данностью Откровения.
С колоссальным трудом, постоянно меняя различные варианты, он, тем не менее, создает что-то свое, новое. Читая его поздние тексты невыразимо сложно понять, о чем собственно идет речь. На первый взгляд кажется, что речь идет о каких- то идеальных конструкциях, которые почему-то друг с другом сталкиваются, что-то чем-то вытесняется, что-то раскалывается. И может быть зная писания современных психоаналитиков, проще сообразить о чем собственно идет речь. Это, если можно так выразиться, есть психоанализ божественного сознания. Именно в бессознательном, божественное -я- расщепляется на -я- и не -я-. Но именно это-то, что и происходит там внутри.
Почему Шеллинг имеет право говорить об этом? Шеллинг конечно не утверждает, что он заглянул в Божественные глубины. Но он говорит, что если мы с позиции разума все-таки пытаемся прочертить этот невидимый для нас мир, то, конечно же, мы имеем право построить свою гипотетическую но, тем не менее, доказуемую картину. И эта картина может быть сопоставлена с другими картинами и степень противоречивости других картин, будет говорить в пользу «Философии Откровения». С другой стороны, когда мы пытаемся описывать эти процессы: «бездна в Боге», «тайна свободы», о которой он пишет; о чем мы пишем? Конечно же о самих себе! Потому что материал мы черпаем из своей души. И Шеллинг стоит на том, что в самих себе мы обнаруживаем то, что нам принадлежать не может, нами порождено быть не может и природе принадлежать не может. Значит, что это такое? Это след Божественного присутствия в нас. Поэтому, рассуждая о своей душе, мы на самом деле строим образ, который своим источником имеет Откровение.
Таким образом, Шеллинг вообще покидает область философии. Он строит свою философско-мифологическую картину Универсума. При этом, Шеллинг сохраняет Кантовские ценности: свободу индивидуального -я-, и разума. То есть то, за что и билась эпоха Просвещения.
иллюстрации из открытых источников