Причёска у пожилого мужчины за столом была уложена тщательно, словно дорогая голландская черепица. Петров, стоя по стойке «вольно», поймал себя на мысли, что чем меньше остаётся волос, тем сильнее люди них заботятся. Сам он стригся коротко, под полубокс, для практичности — хотя, скорее, по привычке.
— Основательно, — мужчина закончил перебирать документы в папке. — Военный?
— Пенсионер, — потерев переносицу, вежливо улыбнулся Петров. Он знал, что улыбка работает, если не перебарщивать.
— Молоды для пенсионера. — Очевидно, это было сказано, чтобы потянуть время и собраться с мыслями. Давить тут не стоило, и Петров решил дать собеседнику фору:
— У нас рано.
— У вас? — в голосе мужчины звучало сомнение. Почти искреннее. И любопытство, на этот раз подлинное. Решив подыграть, Петров понизил голос:
— Простите, но ещё лет двадцать — никаких деталей. Сами понимаете…
Собеседник степенно кивнул и встал из-за стола.
— Да, да, конечно. Пойдёмте.
В коридоре, перед дверью с полупрозрачной филенкой из матового стекла, он всё же придержал Петрова за локоть.
— Вы точно хорошо подумали? Максим — мальчик славный… Но особенный. Уверены, что справитесь?
Мягко высвободив руку, Петров сделал над собой усилие и прислонился к стене, рядом с аляповатым детским рисунком, изображающим не то Харона, пересекающего Стикс, не то счетверённый зенитный пулемёт.
— Если я верно понял, это не аутизм. И не глухота. Он ведь реагирует на сказанное?
— Только на то, с чем согласен. — А вот у мужчины улыбка вышла неожиданно нежной — и в то же время ироничной. — Пойти поесть, пойти погулять. В остальное время он словно целиком в себе. Сидит, смотрит в одну точку. Если, конечно, не прячется.
— Прятаться — это правильно. Я в его возрасте обжил все шкафы, чуланы и кладовки, до которых смог добраться, — солгал Петров. — Каждому нормальному пацану нужна собственная нычка. Лучше всего с табличкой «взрослым не входить!»
— Но всё же. Зачем?
— Потому что могу. А раз могу, значит, должен.
— Марк Аврелий? — Брови собеседника приподнялись, и кажется, с долей уважения. Стал заметен тонкий шрам, рассекший переносицу. — В оригинале было наоборот. Впрочем…
Похоже, удалось. Во всяком случае, мужчина перестал топтаться перед дверью и решительно взялся за ручку.
— Максим, это к тебе.
Мальчишка сидел на верхнем ярусе кровати. Он не болтал ногами, не рубился в игрушку — Петров знал, что полгода назад местный депутат одарил детдом ящиком недорогих, но вполне современных смартфонов. Просто сидел, молчал и смотрел в стену, словно это занятие было и целью, и средством.
— Привет, Макс. — Петров стал напротив, облокотившись на другую кровать. — Помнишь меня?
Молчание. Взгляд не шелохнулся.
— Поедешь со мной?
Секундная пауза. Мужчина открыл рот, но тут мальчишка просто спрыгнул и стал рядом с Петровым.
— Мне кажется, это «да».
***
Машина свернула под одинокую ель, прошуршала по дорожке, усыпанной иголками, стала между соснами и малинником. Петров забрал из багажника сумку с вещами Максима, тощую и почти невесомую, оглянулся на спутника и кивнул в сторону крыльца.
— Здесь я живу. Пошли?
На втором этаже, сразу за выходом с лестницы, Петров повёл рукой.
— Две комнаты, кладовая, выше чердак. Сам сплю внизу, гостей почти не бывает. Я знаю, ты любишь быть один. Выбирай.
Максим стоял в коридоре и снова смотрел перед собой. Не настаивая, Петров открыл все двери и даже трапдор под крышу. Сумку с вещами положил на одну из кроватей, потёр переносицу, кашлянул.
— Как осмотришься, спускайся. Ужин я заказал — цивилизация дотянулась. Думаю, калории нам не повредят.
Курьер действительно примчался быстро. В курортный пригород за последние годы перебрались люди, умевшие ценить как тишину и уединение, так и комфорт. Приняв заказ, Петров прислушался. Переносица опять зачесалась, и он, не удержавшись, решил проверить.
Вещи Максим всё же разложил — в той же комнате, аккуратно, стопка к стопке. Но самого мальчишки на этаже не было. Петров обнаружил его на чердаке, возле здоровенного резного сундука.
— Ага, — присев на крышку, Петров побарабанил по ней пальцами. — Согласен, вещь любопытная, с историей. Видишь ли, когда мы брали… — он осёкся. — В общем, хозяин дворца, в котором мы, скажем так, отработали, в благодарность подарил мне этот сундук. Сказал, древняя работа легендарного мастера, семейная реликвия. Называется «сандуга». Забавно, да? Сундук — сандуга. И отделение надо мной смеялось: «Как ты, Петров, этот гроб в транспортник затащишь?» Командование тоже вопросы задавало, по поводу неуставных отношений с местным населением. Но в итоге спустили на тормозах: подарок есть подарок. Ну-ка погоди…
Согнувшись, чтобы не задевать обшитый вагонкой скат потолка, он прошёл к недальнему стеллажу, заглянул на одну полку, на другую.
— Вот, держи. Ключ шёл в комплекте. Обрати внимание: запирается как снаружи, так и изнутри…
Заканчивал он уже под шорох ткани и мягкий стук. Максим лёг набок на дно пустующего сундука, подтянул колени к груди и уставился в стенку. Постояв рядом, Петров спустился, а потом вернулся с подушкой и одеялом.
— Ладно. Если что, еда на столе и в холодильнике. Меня можно пинать в любое время.
Он постоял ещё немного. По крыше начал барабанить дождь. Петров ощутил яростное желание закурить. Мысленно дав себе по губам, он вернулся на крыльцо и долго смотрел на густеющий в сумраке малинник, время от времени принимаясь жестоко тереть переносицу.
***
— Видишь, перед мостом склоны круче, а за ним пологие?
Тропинка изгибалась между лугом и песчаным, поросшим лишайником и неприхотливой разнотравицей берегом, спускавшимся к заводи. Максим шагал впереди — размеренно, подстраиваясь под шаг Петрова так чутко, словно видел его лопатками.
— Раньше здесь, в узком месте стояла дамба. Старая, века восемнадцатого. Говорят, железо копали в болоте, тут же и плавили, а куда плавильне без запруды. Потом, конечно, завод переехал, а дамба осталась. Дед, кажется, говорил, что на его памяти она ещё была…
Переносица чесалась так, словно все окрестные кузнечики не прятались в густом ковре клевера, перемежаемом кустиками ромашки, а устроили концерт прямо на кончике носа.
— Кажется — потому что на самом деле я помню очень плохо. Вообще практически ничего. По всем документам семья жила здесь. А в голове мутное стекло, за которым порой угадываются невнятные фигуры и намёки на движение.
Максим вдруг свернул к мосту. Петров рванулся за ним и осторожно придержал за плечо.
— Нет, давай туда не пойдём.
Плечо неожиданно выскользнуло из пальцев. Мальчишка смотрел на мост, не отрываясь. Петрову стало тревожно. Пришлось импровизировать:
— Я проголодался, если честно, — лгать вышло привычно, но на этот раз неприятно и постыдно. — Вообще после контузии лопаю, как не в себя. Врачи говорят, тогда и память отшибло. Не всю, частями.
Он помолчал, глядя, как Максим послушно разворачивается к улице. Надо же, запомнил…
— Потому и дом здесь построил. На старом участке, вместо старого пятистенка. Думал, воспоминания вернутся, но что-то они не торопятся.
Луг закончился, сосновые лапы нависли над тропинкой, укрывая ступеньки к тротуару. Где-то наверху цокала белка, вдалеке бил осторожную чечётку дятел.
— Так что память моя теперь, Макс, как твой сундук. Только ключ выдать забыли. В скважину, конечно, заглянуть можно, но свет внутрь не провели. А сам понимаешь, чёрная кошка в тёмном сундуке — зрелище на любителя.
Чтобы перейти на другую сторону улицы, пришлось пропустить внедорожник-«паркетник», белый, словно альбатрос над бурными водами. Мальчишка топал, словно по ниточке. Сосредоточенный и в то же время отсутствующий взгляд пробивал пространство насквозь.
Петров решился. Он обогнал спутника и сел перед ним на корточки, пытаясь заглянуть в глаза, донырнуть до самого дна.
— Ты ведь тоже в сундуке, Макс. Ну, на свой лад. Сидишь и смотришь на мир сквозь замочную скважину. Кто-то приходит, кто-то уходит, кто-то стучит в крышку. Ты не открываешь. Дело твоё, конечно: мало ли зачем хорошему человеку понадобилось посидеть в сундуке. Просто знай: ключ у тебя. Договорились?
На мгновение Петрову показалось, будто он увидел что-то. Тень от тени, тусклую искорку улыбки. Но нет, Максим всё так же ровно смотрел перед собой. Спокойно и безразлично.
— Ладно, понял, заболтал. Веди к дому, разведка. Передовой дозор на тебе.
***
Машина привычно свернула под ель. Петров захватил из салона пару коробок с пиццей, толкнул плечом двери, дождался, когда в кармане пискнет брелок сигнализации. Прокричал с крыльца:
— Макс, это свои! Ты же с ананасами любишь, я верно помню?
Иногда приходилось ждать минуту, иногда десяток. Петров забеспокоился на втором. Он расстегнул манжету рубашки, и прихватив ручку через ткань, повернул и чуть потянул на себя. Заперто. Всё правильно, без него Максим никуда не ходил.
Посуда аккуратно сохла в шкафчике, вещи в комнате, к которым добавились самокат и дюжина футболок, лежали на своих местах. Уличная обувь тоже покоилась в своей стойке. Сундук стоял открытым. Пустым.
Стараясь не затоптать следы, Петров обежал по периметру дом, потом весь участок. Продышавшись и проветрив голову, вспомнил, что каждым делом должен заниматься профессионал. Сел за кухонный стол, налил минералки, не спеша выпил. Достал смартфон.
Наверху глухо стукнуло. Петров вскочил и устремился вверх по лестнице.
Максим стоял рядом с сундуком и смотрел в низкое чердачное оконце. Мысленно досчитав до десяти, Петров сел прямо на пол и скрестил ноги.
— Слушай, так нечестно. Я знаю, где здесь можно прятаться. Больше того, я сам спроектировал пару тайников. Работа такая, могут пригодиться. А ты меня обыграл.
Вид в оконце не менялся, взгляд Максима тоже. На крышу, судя по звуку, упала шишка, скатилась по той самой голландской черепице.
— Я волновался, — признался наконец Петров. — Помнишь, я не пустил тебя на мост? Есть одно воспоминание, которое мне почему-то не даёт покоя. Странно даже, что оно уцелело. Да и не помню я толком, так, по слухам восстановил... В общем, дамбу прорвало ещё во времена моего детства. Весной, вот только лёд сошёл. И взрослые говорили, на ней в тот момент оказался мальчик. Твоих — моих на тот момент — лет. То ли дурака валял, то ли перед друзьями куражился. Его так и не нашли. Не могу объяснить, но меня это пугает. Я иногда просыпаюсь ночью, потому что вижу — тёмную воду, камни дамбы…
Он понял, что дышит часто и прерывисто, отёр ладонью повлажневший лоб. Переносица даже не чесалась, она зудела, словно едва зажившая рана. Петров уставился на подрагивающие пальцы.
— Короче, ты меня напугал. Я вдруг решил, что ты тоже рванул на реку. А я так и не узнал, умеешь ли ты плавать.
В поле зрения вплыла ладонь. Чужая. Подняв взгляд, Петров понял, что мальчишка протягивает ему руку. Осторожно взяв худенькие, костистые пальцы в свои, он пробормотал:
— Ладно, успокоились, выдохнули…
Рука потянула за собой. Максим подошёл к сундуку, перелез внутрь, присел на корточки. Петров хмыкнул:
— Макс, я ж здоровый. Треснет антиквариат, где от врагов прятаться будем?
Тем не менее, он перешагнул окованный бортик и попытался сесть рядом. С удивлением обнаружил, что это далось проще, чем ожидалось. Максим привстал и опустил крышку. Натурально гроб.
Щёлкнул замок.
Свет теперь проникал внутрь сквозь широкую, под стать массивному ключу, скважину. Петрову в этом полумраке показалось, что Максим вытянулся во весь рост. Да ну, глупости. Не настолько же…
Ладонь снова скользнула в ладонь и потянула. Петров чуть не завалился набок, приподнялся, ожидая удара о дерево. Не дождался. Махнул свободной рукой наугад. Пусто.
— Макс, что за?..
Рука тянула настойчивее. Решив сконцентрироваться на непосредственной задаче, Петров встал. Сделал шаг, другой. В густеющей тьме едва виднелась спина Максима. Значит, ориентир есть.
Ориентир же уверенно топал вперёд. Куда именно, Петров не понимал, но решил глупых вопросов не задавать. Глупые вопросы в боевой обстановке — самое неуместное. А Максим явно знал, что делал, значит, следовало молчать и выполнять.
***
Сколько они шли, Петров засечь не смог. Смартфон из кармана исчез, как и наградные часы с запястья. Темнота окружала, мягко шурша кошачьими лапами. Не давила, нет — лишь таращилась со всех сторон, так же спокойно и уверенно, как вёл вперёд маленький проводник.
Заметить, в какой момент тьма отступила, Петров не успел. По пространству пробежали переливчатые серые тени, едва заметно искрящие золотинками. А ещё через мгновение в нос хлынула вода. Очень много воды.
Не выпуская руку Максима, Петров отреагировал рефлекторно. Он оттолкнулся от дна, внезапно податливого, будто илистого, и устремился к поверхности. Гребки получались неуклюжими; ну хоть ботинки успел снять, как в дом вернулся. Когда воздух начал обжигать лёгкие, им наконец удалось вынырнуть.
За дальними соснами рассветно потягивалось стылое весеннее солнце. Прямо перед глазами бурая в его лучах вода плескала на стянутые раствором и стальными лентами валуны. До берегов было далеко.
— Дамба, — прохрипел Петров, отплёвываясь. — Понимаешь, Макс? Дамба. Запруда.
Максим понимал. Он послушно висел на руках у Петрова, не дёргался, не хватал за голову, порываясь забраться выше. Впрочем, мальчишка мог банально окоченеть: ледяная вода стягивала мышцы, словно обручи бочку.
— Ну-ка…
Доплыв до дамбы, Петров ухватился за одну из ржавых стяжек, нашёл под водой вторую, опёрся ступнёй. Подсадить Максима оказалось просто — лёгенькое тело буквально выпрыгнуло из воды. Вскарабкавшись на камень, мальчишка уставился в воду.
А вот подтянуть себя уже стало сложно. Намокшая одежда, задубевшие мускулы, усталость и выгоревший адреналин… Петров заскрипел зубами, сорвался. Шёпотом выматерился под нос.
Над запрудой скрежетнуло. Протяжно, почти жалобно. Вода пошла мелкой рябью, дамба загудела, заворчала глубинным гулом. К вискам Петрова прилил жар.
— Макс, беги!
Тот стоял и смотрел. Зарычав, Петров рванулся раз, другой. Ободрал локти и колени, перевалился через ровный гранитный срез. Дал себе секунду вдохнуть, выдохнуть — и вскочил.
Камень под ногами вело. Петров подхватил Максима на руки, оглянулся на берега. Далеко. Валун уже кренился, скрежет и рокот стирали остатки самообладания. Но то, что осталось, рявкнуло командным голосом: «Прыгай!» И он прыгнул.
Река приняла их мягко — поначалу. Потом Петрова толкнуло в спину, завертело. Он вцепился в Максима крепче, заработал ногами. Вынырнул, глотнул воздуха, но волна подмяла и снова потащила вниз. Ладно, главное, чтобы вперёд. Дальше от валящейся дамбы, от древних каменных плит, решивших, что вернулся ледник, который вновь поведёт их в поход на живые земли.
Переносица взорвалась от боли. Удар, казалось, расколол череп, вошёл по самый позвоночный столб. Глупо. Конечно, в реке лежат коряги, другие валуны, мусор с плавильни. Глупо. Вот так нарваться. Глупо. Глупо. Сознание бессовестно утекало вместе с кровью, точнее, обгоняя её. Глупо. Дальше Петров уже не думал. Не мог.
***
Песок лез под рубашку и заглядывал в распахнутый рот. Не мокрый, просто влажный. Значит, берег. Значит, не вода.
На этой мысли содержимое лёгких и желудка хлынуло наружу. Откашлявшись, Петров понял, что его всё ещё тянут за руку. Глаза слезились, зрение плыло, из разбитой переносицы сочилось горячим, но разобрать, чей силуэт сидит рядом, удалось.
Глядя на мальчишку снизу вверх, Петров чувствовал, как снова трещит и разваливается дамба — на этот раз в голове. Воспоминания, хватаясь друг за друга, сплетаясь из обрывков, перепрыгивая обломки плит, затапливали сознание. Шатаясь под их напором, Петров поднялся на колени.
— Спасибо, Максим.
Он протянул ободранную, лишившуюся пары ногтей ладонь. Мальчишка серьёзно пожал её, а потом широко улыбнулся.
— Спасибо, Петров.
Они смотрели друг на друга, и река за спиной шумела так же, как шумели мысли в голове, снося стены и разливаясь вширь. Потом оба встали и пошли по берегу наверх. Туда, где их ждала терпеливая и внимательная темнота.
***
Крышка сундука приподнялась. Максим Петров осторожно выглянул наружу, убедился, что чисто, а потом мягко перевалился через бортик. Главное — не шуметь. Если застукают…
— Максим!
Стариковский голос звучал чуть устало, но не сердито. Значит, его не хватились. Глупая, конечно, затея вышла — на дамбу одному в ночное бегать. Ничего в ней такого, чего нельзя было увидеть днём, не оказалось. А вот ход через подпол — вещь. Кто ж знал, что дедов сундук без дна, и аккурат над крышкой стоит? Ключ только на место вернуть, чтоб не заметили.
— Макси-им! Завтракать!
А вот это имело смысл. Из-за занавески в комнату тянуло колдовским ароматом свежих сырников. Пропустить такой праздник вкуса Максим Петров себе позволить не мог. Он метнулся к полкам над столом, сунул ключ обратно в промасленную скатку с отвёртками и устремился на кухню, отбивая босыми пятками по крашеным доскам азартную дробь.
— Бегу, деда!
Мысли о сундуке покинули голову так же легко, как туда ворвалось предвкушение нового дня, полного новых приключений, новых тайн и новых открытий. Жизнь виделась Максиму Петрову яркой, сочной и удивительной, и беспокоиться о чём-то дольше пары минут казалось кощунством.
Впрочем, сундука в комнате больше и не было.
Автор: Ёж-оборотень
Источник: https://litclubbs.ru/articles/46339-damba.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: