На белом свете всякое бывает. Кто стар и повидал многое, того уже ничем не удивишь. А что кургузый ишак полюбится вам пуще ясного сокола – так это дело обыкновенное. И Дуньке объяснять сего не следует, она девушка умная, хоть толком и не учёная. Барышня ей вечно переводные романы пересказывала, а та на ус мотала. Может от того именно она первая угадала в лизонькиной грусти надвигающуюся меланхолию. Барышня и есть перестала, всё молчит, вздыхает. Вечерами сидит в гостиной и тихонечко наигрывает Шопена, так грустно всхлипывает, оставляя на клавишах слёзы. Дунька смекнула, нынче с хозяйкой тоска делается, как у тех романических героинь на пороге сжигающей страсти. А кто тому виной? Вероятно, племянник соседский, тот, что погостить приехал на Петропавлов день. Больше некому.
— Ну хорош, шельмец, – повторяла Дунька поварихе. – Сам высоченный, волос чёрный, а говорит-то как… словно бархат чуешь.
Пустые догадки развлекали простую девушку и давали темы для бесед с дворовыми. А тут сама Лиза позвала Дуню к себе. Трясущимися руками протянула конверт.
— К Прилучиным поди и отдай Дмитрию Ивановичу в руки. Поняла?
Так Дуня и поступила, а потом ещё неделю, распивая с кухаркой чай, рассказывала обо всём, что было, добавляя новых подробностей.
На следующий день, как письмо попало к адресату, Дмитрий Иванович наведался к Трёхгорным. После чая он пригласил Лизу прогуляться по саду. Тут барышня затрепетала от грядущего счастья. Всё решено и, кажется, где-то вдали уже слышен звон свадебных колоколов.
— Ах, дорогая Лизонька, да я ведь сам попал в те же силки, что и не выпутаться. Вы, пожалуй, забудьте меня, так будет лучше всем.
С тех пор Дмитрий к Трёхгоровым не заглядывал, и Лиза имела о нём лишь обрывочные сведения от соседей. Мол уехал в Москву, оттуда к весне в Париж. Она, томясь в любовной горячке, представляла ту другую, похитившую сердце Дмитрия. Верно, она хороша, уж наверно краше Лизы. Возможно даже замужем, и положение её в обществе высоко, от того-то молодой человек и не называет имён.
***
Земля, согретая весенним солнцем, вздохнула с облегчением. Тяжёлая тогда зима была, злая и бесснежная. Теперь же, под звуки капели, природа снова оживала. И все с надеждой глядели в будущие тёплые деньки.
Дмитрий Иванович не мог и не желал разделять всеобщий восторг. Маменька тяжело болела и велела своим сыновьям неотрывно находиться подле неё. А это значило только одно — Дмитрий нескоро поедет в Париж.
— Далась тебе заграница. Чего не видел там? – Повторяла маменька, едва ей становилось лучше, и она тут же бралась за воспитание своих сыновей. – Что там, мёдом намазано тебе?
А Дмитрий по своему обыкновению витал в своих мечтах, и по детской привычке кивал матери. Его питала надежда, что за все его страдания в Москве, праведная душа попадёт вскоре в Париж. Он закрывал глаза, и на секунду ощущал себя за две тысячи вёрст от родного дома на Покровке. Посреди тенистых аллей разгуливают художники, там в переулке небольшой театр, а из окна слышен ангельский голос Кларисс. И бог весть сколько будет длиться заминка, и когда настанет час припасть к тонкой руке.
Брат в общих чертах имел представление о любовных делах Дмитрия. Любопытство переполняло, и Алексей каждый раз напоминал, что, если хочется облегчить душу, так он всегда готов выслушать.
— Она красивая?
На этот вопрос Дмитрий Иванович отвечал глубоким вздохом и лёгкой улыбкой. Брат это подмечал, от того и переводил для себя как: «В жизни не видел прекраснее».
Алексей переминался с ноги на ногу, ему не терпелось спросить, но сам считал вопрос нетактичным. Наконец интерес перевесил приличия.
— Верно пишет тебе часто?
По правде сказать, Дмитрий ни одного письма за полгода так и не получил. Вначале полагал, будто надушенные конверты Кларисс затерялись где-то на почте. А теперь потерял всякую надежду.
«Верно вы меня уже забыли. А я меж тем свято берегу в сердце это сокровище. И пока живу, изо всех сил буду беречь.
Сегодня, как и день назад, бродил у дома, где я впервые имел счастье говорить с вами. Тот дом, где вы останавливались во время вашего первого визита. Помните? Ваша квартира была в самом углу. За всю жизнь у меня нет более дорогих воспоминаний, чем те, что связаны с вами»
Писал Дмитрий Иванович каждую неделю, стараясь вложить в лист бумаги все богатства своей души.
«Как быстро летит время. А для чего мне оно, если вас нет рядом, пусть себе летит. Минул год с тех пор, как я целовал вашу руку.»
Тяжко влюблённый отправлял письма в надежде, что одно из них заденет сердце Кларисс.
***
Кларисс с юных лет слыла девушкой серьёзной и организованной. Всю корреспонденцию она сортировала в аккуратные стопки. На письма, связанные с грядущими гастролями, отвечал муж. На весточки от друзей и родных Кларисс постепенно отвечала в свободное время. А часть писем Кларисс складывала в ящик секретера и оставляла без ответа. В эту стопку и попадали послания Дмитрия Ивановича. Муж пытался повлиять. Базиль читал каждое письмо и порой ронял над ним не одну слезу. С самого начала он всё знал, и ситуация нисколько его не возмущала. Напротив, он сам приглашал Дмитрия Ивановича и при каждой возможности старался оставить жену наедине с воздыхателем. Кларисс не понимала, от чего этот скучный молодой человек с наивными глазами вечно зван к обеду. Дмитрий совершенно не вписывался в их обыкновенный артистический круг общения. Слишком наивен, скромен, он терялся в их шумной компании. А ему хватало только что смотреть восхищённо на Кларисс и при встрече трепетно касаться руки. Через месяц восторженность молодого человека порядком надоела женщине, и она умоляла Базиля больше его не приглашать.
Тут муж принялся уговаривать Кларисс пожалеть несчастного, хоть немного выделять молодого человека. В конце концов пришлось признаться.
— Дорогая, мы почти разорены. А этот твой воздыхатель с такой охотой одалживает мне просто колоссальные суммы. И даже не интересуется, когда отдам. Знаете, думаю это чувство вины его гложет. Как же, влюблён в мою жену, да ещё и добивается взаимности. Деньгами, видать, хочет откупиться от совести.
В тот вечер они вместе сочинили любовное письмо, полное нежности и кокетства. Так они обменивались любезностями до самого приезда Дмитрия Ивановича.
***
Кларисс выбрала для себя стратегию в отношениях со своим воздыхателем. Она никогда не допускала его ближе намеченной черты. Бывало, силы её покидали, и ей хотелось от души разодрать красивое лицо Дмитрия. Всё его существо претило ей, разговоры о литературе и истории не прельщали, молчаливость и сдержанность раздражали. Дмитрий Иванович совсем чужд ей от начала и до конца. Вот Базиль ей понятен. Она не питала иллюзий: муж редкий плут, мало того, редкая девушка на улицы Мариньян осталась без его внимания. Как бы то ни было, супружескую жизнь их можно назвать счастливой. Они понимали друг друга с полуслова, и даже внешность мужа и жены имела сходство. Оба были сравнительно невысокого роста, с карими глазами на выкате, жирными губами, скривлёнными надменной улыбкой. Кларисс заслуженно считалась некрасивой, однако от неё исходило такое тёмное демоническое обаяние, зачаровывающее мужчин от мала до велика.
— Мы одной породы с вами, – заметил Базиль, когда, стоя на одном колене, предлагал Кларисс руку и сердце.
Если бы Дмитрий Иванович заглянул в душу своей возлюбленной, скорее всего ужаснулся. Мысли Кларисс приземленные и вечно витают между театральных сплетен и новых гардин. Но многие, как и он, очарованные её чудесным чувственным голосом не замечали пустых разговоров и вульгарных манер.
Кларисс постепенно привыкла к Дмитрию и уже воспринимала как члена семьи. Ведь он всегда тенью следовал за четой. За годы, проведённые подле певицы, Дмитрий по несколько раз исколесил всю Европу.
Имея возможность жить в богатстве и уюте, мужчина, следуя за театральной труппой, жил в грязных, холодных постоялых дворах. Любовь окончательно заменила Дмитрию тепло родного очага. Важно было лишь настроение Кларисс, её желания и её счастье.
Она, как прежде, бросала кокетливый жест как наживку, и едва, влюблённый потянется и поверит в искренность, как Кларисс пряталась за холодной сдержанностью.
— До чего вы, Дмитрий, очаровательны. — Опустив глаза, трепетала длинными ресницами. — Но вы не думайте, я честная женщина.
Базиль источал всяческие любезности воздыхателю жены. Но в тайне сомневался в его психическом здоровье и немного опасался. Жадность мешала прогнать Дмитрия. На третьем году существования их трио Базилю достаточно было лишь заговорить о деньгах, как воздыхатель выписывал чек.
Дмитрий Иванович не интересовался, на что приятелю средства. Он не хотел думать, и всецело доверял, считая чету людьми близкими и неспособными на гнусности. А Базиль, тем временем, тянул деньги. Через десять лет аппетиты его возросли настолько, что Дмитрий начал испытывать затруднения. Управляющий присылал всё меньше денег и каждый раз ссылался на незначительные заминки. Вскоре в письме признал бедственное положение дел в имении.
А без денег Базилю воздыхатель сделался ненужным. И однажды вечером Кларисс подозвала Дмитрия, прижала к себе и тихонечко шепнула.
— Вы просто разрываете мне сердце. Моя страсть к вам не имеет границ. Не мучайте меня, уезжайте. Иначе я поддамся искушению, но я дала клятву и не смогу жить, предав Базиля, — она звучно чмокнула его в успевший покрыться за годы морщинами лоб, оставив ярко-красный след.
***
Первые годы после приезда на родину Дмитрий ещё надеялся поправить дела и вновь воссоединиться с друзьями. Он продолжал писать Кларисс, но не получал вестей в ответ. Певица старела, и надежды увидеть её в Москве с гастролями таяли год от года.
Дмитрий тосковал и в редкие часы, свободные от службы, писал любовные письма.
Прошли годы, но из памяти Кларисс не уходила. Наоборот, в воспоминаниях женщина казалась ему ещё более совершенной. Недостатки, которые, он замечал, вроде огромного носа и круглых глаз, как у жеребца, вставшего на дыбы, вовсе пропали. Он рисовал её портреты по памяти, и с каждым разом Кларисс выходила всё прекраснее.
Прошло десять лет, затем двадцать. Жизнь мчалась мимо Дмитрия Ивановича, на манер почтового поезда. Взрослели дети друзей, у них появлялись свои дети. Все его чувства находили пристанище в письмах к Кларисс.
Алексей навещал брата всё реже, здоровье совсем не то. Спустя столько лет Дмитрий доверил брату тайну своей любви.
— И, знаешь, я уверен, она меня любила и любит. Что поделаешь, такова судьба.
Брат, приступивший к холодной закуске, на секунду промедлил и грустно кивнул.
— Да, наверно.
А после визитов родственников и оставшихся в живых престарелых друзей, Дмитрий Иванович вновь оставался один. Там, где несколько часов назад раздавался смех, теперь только треск поленьев и вздохи стареющего хозяина.
Он живёт прошлым и так часто обращается к своей памяти, что и некоторые события истёрлись от частых обдумываний. Что-то Дмитрий Иванович вовсе не помнил, а какие-то обрывки дополнялись новыми подробностям.
— Ну как же ты была хороша. А как Розину пела в цирюльнике. Какое благородство и щедрость души...
Автор: Анастасия Балюлина
Источник: https://litclubbs.ru/articles/27891-gospozha.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: