Вернувшись в свою палату, я объявила всем любопытным, что уже сегодня я покину стены роддома, и теперь у них в палате наконец-то воцарится тишина и покой. — А почему так быстро? — хором спросили мамаши. — Да вот признали чересчур здоровой. Но я и сама этому рада, соскучилась уже по дому. Присев на свою кровать, я достала из болоньевой сумки косметичку, вынула из нее записную книжку и несколько двухкопеечных монет. Потом я, не обращая внимания на тревожные взгляды своих подружек, вышла из палаты и направилась на первый этаж. В вестибюле роддома висел телефон-автомат, и я вставила в него первую монетку. Сначала я позвонила Светлане. — Ой! Наташка! А я к тебе сейчас собралась ехать. — Светик, не тарахти, дай сказать. Ты сейчас положи назад все продукты, которые собиралась ко мне везти и жди Саню. Я ему сейчас позвоню. Нет, лучше ты ему позвони, и уже сами договоритесь о встрече. Приезжайте за мной после обеда. Я как раз покормлю Юльку и соберу вещи. — Тебя, что, уже выписывают? Они, там обалдели, что ли? Ты ведь всего четвертый день там лежишь. Светик, я так поняла, что ты мне не рада? — Да, как ты можешь такое говорить?! Еще как рада! Я ж за твое здоровье беспокоюсь! — Светик, погоди, не забудь привезти мне одежду. Выбери там такое, чтобы все тут попадали от зависти и восторга. И босоножки не забудь. Меня же вообще забрали в роддом в одном халате и тапках. Хорошо, что мы с тобой сумку успели собрать заранее. Потом я долго думала, стоит ли звонить тёте Вере, но, решив, что она обидится, если я её не предупрежу о своем приезде, я всё-таки набрала номер центральной аптеки, в которой тётя Вера работала в должности заведующей, и сообщила ей радостную весть. — Умница, Наташа, что позвонила! Мы подъедем к тебе после обеда. — Тётя Вера, Надо еще Саню с работы забрать, а потом еще и Свету. — Хорошо-хорошо, не переживай, всех подберем и привезем. А, как дочку назвала? — Юлькой! — в трубке повисло молчание. Эх, ну как же я могла забыть, что Юлией звали маму тёти Веры, которая покончила с собой в 41-ом году, Повесилась, узнав о том, что ее мужа расстреляли, как врага народа. А тете Вере тогда было уже 15 лет и, конечно же, она свою маму хорошо помнила. И, видимо, сейчас имя её мамы прозвучало настолько неожиданно, что она не смогла справиться с нахлынувшими эмоциями. — Наташенька, ты прости меня, но ведь ты сама знаешь, как это имя для меня дорого. — Да, тётя Вера, знаю. Но это имя мне само по себе всегда нравилось. Мне кажется, что женщины с таким именем должны быть очень милыми и нежными. — И еще очень хрупкими, — печально добавила тётя Вера. — Но не будем о грустном! Давай, Наташенька, отдыхай, набирайся сил, пока есть возможность. Скоро у тебя появится очень много забот. Мы, наверное, подъедем часам к трём. Как раз ты малышку покормишь и немного отдохнешь. — Да я, вроде, не так уж и сильно перетрудилась. Наоборот, я настолько устала от безделья, что, кажется, горы могу свернуть. — Никуда твои горы от тебя не денутся. Ну ладно, давай до встречи. Жди и не волнуйся.. Я прямо сейчас позвоню Сашеньке. — Тётя Вера, вы только не забудьте и Светлане позвонить, — и я продиктовала в трубку номер Светкиного телефона. Поднимаясь по лестнице, я случайно подслушала, как какая-то посетительница спрашивала, как ей попасть в кабинет главврача, на что ей ответили, что главврач только что уехал домой после трёх суток дежурства. Когда будет, неизвестно. Он не обязан об этом докладывать. «Вот и хорошо» — подумала я. Не судьба, значит, нам больше увидеться. Он очень хороший человек и интересный мужчина. Он достоин женщины, которая будет его по-настоящему любить. А я не смогу ему дать ничего из того, что он от меня ждет. Да и вообще я до сих пор еще не уверена, что вся эта история не плод воображения охочей до мелодрам санитарки тёти Маши.
