В дверь позвонили, настойчиво и уверенно, несколько раз, а потом стали бить ногами. Я продрал глаза — оказывается, заснул сидя. Голова была тяжёлая. Сон ещё плавал в ней, и был он дикий. Участковый наш, не помню его имени-фамилии, катался на мне верхом, вцепившись в шею, и но-нокал при этом. Я всё пытался сбросить его, взбрыкивал как лошадь. Ч-чёрт… что за хрень?
В дверь колотили. Значит, можно не торопиться. Я помассировал виски, потом затёкшую шею и немного спину. Как я так заснул-то? Добрёл до двери и специально-противным голосом спросил:
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста, полиция!
На моей памяти это было первое такое обращение через дверь, когда не захотелось в ответ брякнуть: «А что случилось?» — и дрогнуть немного, преодолевая этот гнусный внутренний голос, что полиция ничем хорошим обычно не интересуется.
Я открыл дверь и, видимо, тоже озадачил полицейского, явно приготовившегося к общению исключительно через дверной глазок. Участковый был тот самый, из сна, молодой, пощипывал несуществующие усы, которые мечтал отрастить из вот этого пуха на губе, и волновался.
— Чем могу? — вежливо поинтересовался я, всё ещё продолжая массировать спину.
— Соседи пожаловались на крики и удары, — участковый помялся, — будто убиваете кого-то. Моё дело проверить, всё ли в порядке. Убедиться, таксказать, что сигнал ложный...
— А если не ложный? — стараясь не ржать, спросил я, придерживая дверь и не давая этому деятелю в погонах заглянуть в квартиру.
Лицо у него сразу вытянулось, и рука машинально потянулась к ремню. Не знаю, что он привык носить на ремне с этой стороны, наручники или кобуру, но мне стало ещё смешнее. Я распахнул дверь и сделал приглашающий жест:
— Прошу убедиться. А если понравится, присоединиться, — сказал я весело, чем деморализовал лейтенанта окончательно.
Он вяло и неохотно вошёл в прихожую, заозирался.
— Разуваться не нужно, проходите!
Он кивнул и, выставив вперёд ободранную папку как щит, двинулся в комнату. Не знаю, что на меня нашло. Я прыгнул на него сзади, оседлал и крепко вцепился в шею.
— Н-н-но-о-о! — заорал я, пришпоривая офигевшего участкового. Тот с перепугу попытался перекинуть меня через себя, и мы оба повалились на пол, зацепив стол и полку с книгами. Участковый заорал, а я заулюлюкал и проснулся.
В дверь звонили.
Я заснул в одежде и, что удивительно, сидя. Шея болела, спина ныла, и в дверь по-прежнему звонили. Я дополз до прихожей и, вопреки виденному только что во сне, сразу без вопросов распахнул дверь.
Молодой парнишка с толстенной книгой в руке стоял передо мной и улыбался так благостно, что мне сразу захотелось дать ему по морде и только потом выяснять, чего ему надо.
— Хотите узнать больше о вечной жизни? — шагнул он ближе.
Я захлопнул дверь и по косвенным признакам понял, что попал парню по носу. Ну и ладненько. Хотя...
Да, он действительно держался за нос правой рукой, а книжка была уже в левой. Я разглядел цветочки и распятие на обложке.
— Вечная жизнь — это прекрасно, — сказал я, — но что бы ты взял с собой в бункер перед концом света?
— Конца света праведным бояться не надо, — залепетал было парень, но я сделал движение, что снова закрываю дверь, — погодите, погодите... н-н-ну... первым делом я взял бы книгу о спасителе, дабы размышлять о делах его... Ай, стойте, стойте, хорошо... м-м-м... нож бы взял, йод, крекеров сухих несколько пачек...
Парень мучительно соображал прямо на ходу, готовясь придержать дверь ногой, если понадобится, чтобы не получить по носу ещё раз.
— ...верёвку подлиннее — эта штука всегда пригодится, ежедневник потолще, чтобы вести записи, сигареты — не для себя, а для тех, с кем можно будет обменяться на что-то полезное, хороший крепкий рюкзак, чтобы все таскать, надувную подушку для шеи. Обалденная штука, скажу я вам, — это, значит, семь, лопатка сапёрная, бутылка минералки и телефон. Последний, скорее всего, не понадобится, конец света же, какая связь? Поэтому я бы рекомендовал все же книгу о спасителе.
По мере того, как этот горе-распространитель книжек или сектант (не знаю уж, кто там он был) тараторил, брови у меня ползли все выше, и в какой-то момент я почувствовал, что они уже не могут больше подниматься.
— Хоро-о-ошая версия, — сказал я наконец, одобрительно кивая. — Играл, что ли?
— Все детство, на писишнике, — смущенно потупился парнишка, начиная опять благостно улыбаться.
— Так. Стоп. Всё равно не куплю ничего, — твёрдо сказал я.
— И про Иисуса нашего всеблагого послушать не хотите?
— Ты мне ничего нового про него не расскажешь. — Я хотел уже закрыть дверь, когда он прыгнул на меня, бросив книжку. Вцепился в горло и повис клещом. Я не удержался, полетел назад и проснулся.
В дверь звонили.
Я уже начал злиться и открывать пошёл, разминая шею и спину. За дверью стояла соседка из квартиры слева, разбитная такая деваха, регулярно долбившая стену со своей стороны классическим тяжеляком.
— Соль есть? — спросила она сипло, пережевывая жвачку.
— Ты издеваешься?
— Это ты издеваешься. Заканчивай орать и в стены бить. Я со смены и спать хочу.
Она прилепила жвачку мне на косяк и пошла к себе. Хлопнула металлическая дверь.
Я выглянул в коридор. Там было тихо и пусто. Фух, пронесло. Видимо, сейчас это был уже не сон. Никто не выскочил из-за угла, и вообще реальность была в порядке. Без перекосов. Только не пахло ничем. А ведь у нас в подъезде всегда нассано этажом ниже и пахнет. Ч-ч-чёрт..
Я дошёл до лестницы и глянул вниз между пролётами. Тишина. Никого в подъезде. На затылок капнула капля. Я поднял голову, и прямо на лицо хлынул водопадик грязной воды.
«За такое в морду надо», — подумал я, взбегая наверх. Двумя этажами выше было очень мокро, а возле запертой двери, наблюдая за ручейками, журчащими по бетону пола, сидела мокрая голая девица в хлопьях пены на самых интересных местах. Это было настолько пародией на Ильфо-Петровский разговор с голым инженером, что сомнений не осталось.
— Что случилось? — спросил я, с интересом её рассматривая.
Девица шмыгнула носом.
— Дверь захлопнулась.
— Соседи снизу будут рады.
— Наплевать, — хрипло сказала она. — Сигареты есть?
Снизу затопали носороги, и на площадку, пыхтя и матерясь, взлетел быкообразный дядька с бородой и в татухах до плеч.
Ни слова не говоря, он бросился на меня, и я даже не стал уворачиваться. Вместе мы рухнули на мокрый бетон, и я проснулся.
В дверь звонили.
«Вот бля», — подумал я и пошёл открывать, разминая затёкшую спину.
За дверью стоял Серёга.
— Спишь? — мрачно поинтересовался он.
— Да вот какая-то херня… Никак проснуться не могу. Походу, и сейчас сплю.
— Ты хоть дома спишь, а я, сука, из магазина никак домой вернуться не могу.
Я впустил Серёгу и закрыл дверь. Он сразу пробежал на кухню и напился из чайника.
Мы уставились друг на друга, пытаясь понять: как это возможно — сниться друг другу?
— Может, ты ни фига не спишь? — спросил я. — Как вообще можно в магазине уснуть, а потом проснуться?
Серёга рассказал. Оказывается, он сегодня в магазине «Жёлтое и белое» подрался с охранником, и его вырубили. Теперь он просыпался всё время между стеллажом с водкой и стеллажом с коньяками. Домой дойти не получилось ни разу, просто не пускало в подъезд, зато свободно успевал с кем-то закуситься, набить морду и снова проснуться между стеллажами.
— Устал, — сказал Серёга, — сколько можно? Десятый раз уже. Решил к тебе пойти.
В дверь позвонили.
— Перезагрузит сейчас, — сказал я, прислушиваясь. — К гадалке не ходи. Чо вообще происходит?
— Не хочу опять в магазин, — мрачно сказал Серёга из кухни, — не открывай...
— Разобраться-то надо, — пробурчал я себе под нос, поворачивая собачку замка.
За дверью снова стоял участковый, раскрывший рот, чтобы сказать: «Откройте, пожалуйста, полиция!»
Увидев меня, он отпрянул и, уронив папку, схватился за кобуру.
Соседка слева заорала, невидимая мне за дверью, и, видимо, толкнула её. Дверь врезала мне по лбу, да так крепко, что я вскрикнул и проснулся.
В дверь звонили. Надо было разобраться во всей этой чехарде, и я, как ниндзя, разминая затекшую спину, беззвучно приблизился к двери. В глазок было видно Серёгу и соседку. Они орали друг на друга, и Серёга заодно жал на кнопку звонка.
«Ни фига, не включусь», — думал я. Надо нарушить цепочку последовательности, не вступать в контакт ни с кем и выйти из дома. Короткий сон — короткая фаза, потом перезагрузка. Сколько можно протянуть без контакта? Если я запрусь, никому не открою и не буду отзываться, может, и долго протяну. Засечь время не догадался. Вырубило меня, когда на кухне я нёс сваренный кофе к столу. Не обварился, и на том спасибо.
За следующие несколько снов я выяснил много интересного. Во-первых, пройти достаточно далеко без контакта с кем-то из окружающих не удалось ни разу. Ситуации не повторялись, но всякий раз вне квартиры находился кто-то или что-то, что нажимало спусковой крючок нового сна. Я перезнакомился почти со всеми своими соседями, участковый уже ненавидел мои шутки и теперь, болезненно кривясь, всякий раз убегал, едва завидев меня.
Во-вторых, мы с Серёгой наловчились по мобильникам предупреждать друг друга. Во сне. Не спрашивайте.
В-третьих, я почему-то помнил почти все сны, а Серёга выключался через раз, и ему приходилось напоминать, что было десять минут назад.
Раз на сороковой — или больше, я уже сбился со счёта — мы вырвались из подъезда, выбежали и остановились в офигении. Посреди огромного двора, косо врезавшись в землю, торчала летающая тарелка размером с небольшой детский садик.
— Охереть... — сказал Серёга откуда-то сзади.
— Всё понятно, — это сказал я, когда прошёл первый шок.
— Не было её, я когда к тебе шёл, — сварливо сказал Серёга, — все разы не было.
— Или ты её не заметил.
Самое дикое, что вокруг люди никак не реагировали на происходящее. Шли мимо, курили у подъезда, бежали по своим делам. Мамочка с коляской прошла совсем близко от тарелки, аккуратно объезжая земляной отвал и куски асфальта, вывернутые падением.
Открытый люк я заметил не сразу. Увязывал в голове происходящее, прикидывал — как этот сон можно продлить. А вот Серёга заметил и рванул вперёд со словами «Это они, суки, во всём виноваты!». Резон в этом был, разве что время кончалось. Это мы тоже выяснили экспериментальным путём.
Ни разу ни один сон не длился дольше десяти минут. Хотя как можно во сне засекать время? То на телефоне, то по ощущениям… И наши сны были разными. Иногда чёткими и последовательными, как в реальности, иногда как в пьяном угаре, когда всё плывёт и двоится, движения как в воде, замедленны и полны тягучего страха. Форменный сон сурка, когда на... надцатый раз перестаёшь удивляться абсурду происходящего и легко влетаешь в него с разбега.
Когда я увидел тарелку, я даже не удивился сильно. Это как во сне, убегая от кого-то, оглядываешься и видишь, например, мужика в маске и бензопилой. И сразу как-то понятно, что не удивляться надо, а сначала ноги унести.
Серёга уже карабкался в люк, и я полез следом, цепляясь за выступы и концентрические кольца, покрывавшие верхнюю часть блюдца.
На безжизненное тело пришельца я наткнулся прямо на полу под люком. Рядом, в луже зелёной инопланетной крови, лежала лопата, на ручке которой было написано «ТСЖ "Лидер“ Инв 4212». Почему я так разглядывал лопату и не смотрел на пришельца? Потому что я знал, как он выглядит. Откуда? Чёрт его знает… Я проследил взглядом зелёную растекающуюся лужу до самой пробитой головы. Тёмные фасеточные глаза, подёрнутые плёнкой, смотрели в потолок. Хилое тело, тонкие четырёхпалые руки, раскинутые в стороны.
— Костян! — крикнул Серёга откуда-то из глубин корабля.
Я пошёл на голос и застрял в проёме входа в центральный зал. Внутри кольцевого, переливающегося огнями пульта лежал наш ТСЖшный дворник Степан Семёныч Кондрашов по прозвищу «Кондрашка». Он был известен всем в наших окрестных домах как непримиримый борец с автолюбителями, старушками и разрисовывающими лифты подростками. Сейчас он развалился в пилотском кресле, предназначенном явно не для человека. Голова свесилась набок, одна нога на подлокотнике, изо рта текла кровь. Кресло медленно поворачивалось. Или пульт вращался? В какой-то момент у меня закружилась голова, пока я разбирался, что движется, а что неподвижно висит... Голова Семёныча медленно плыла над пультом, как секундная стрелка над циферблатом.
Мигающие огни на панели отбрасывали на лицо дворника цветные новогодние зайчики. Кровь изо рта текла по щеке и капала на пульт, за много оборотов вычертив растекающуюся жирно-красную дорожку. Заворожённый этим медленным движением, я не сразу разглядел, что затылок Семёныча доехал до бугристого выступа на панели управления, с углублённым отпечатком аккурат под ладонь пришельца. А когда заметил, было уже поздно прыгать вперёд. Голова надавила на выступ, вспыхнули красные полосы, разбегающиеся в стороны, и я полетел в темноту и проснулся.
В дверь звонили. Пока я просыпался и соображал, где и что происходит, звонки прекратились, в дверь стали бить ногами. Я побрёл открывать и на пороге увидел Серёгу, своего другана, одноклассника и редкостного раздолбая. Раньше мы общались часто, живём же в соседних домах, а потом как-то почти разбежались. Года четыре назад Серёга женился и заделал сразу троих. А я как раз тогда развёлся… Ну, неважно. Серёга был весь в крови, и руки у него тряслись.
— Это не моя, — сказал он, вытирая руки о куртку. — Я полез один и вытащил его. Но он уже мёртвый. Что теперь будет, Кость?
— Погоди… Как вытащил? Кого вытащил?
И тут я вспомнил. Воспоминание это ударило по памяти так сильно, что вышибло испарину на лбу.
Я впустил Серёгу и, захлопнув дверь, потащил на кухню.
Зубы у него клацали, когда он выхлебнул коньяк из кружки одним глотком.
— И что теперь?
Это он спросил или я? Он. Я смотрел на часы. Что я мог сказать ему? Что не знаю, как он попал в мой сон? Что и тарелка, и пришелец были точь-в-точь из моего детства, вот именно такие, до мельчайших деталей знакомые игрушки, привезённые дядькой Сеней из загранки и через два дня украденные у меня кем-то прямо во дворе? Что дворник спас нас всех, прибив этого пучеглазого? И что всё это было во сне, и я не знаю, что осталось нам там, в реале? Если сон перезагружался каждый раз, то сейчас мы где?
Десять минут прошли. Даже больше, все двенадцать. Серёга сидел, закрыв лицо испачканными кровью руками. Я налил себе коньяка и глотнул. Коньяк был как коньяк, даже во сне. Или нет? Я запутался. И если сон сурка, или что это было, должен мордовать нас до тех пор, пока мы не изменимся, почему он прекратился? В чём мы стали лучше? Что поняли? Я не знал. Уверен я был только в том, что где-то во дворе нас ждали торчащая из земли тарелка и тело бесстрашного дворника, бережно уложенное на траву.
